Ника. Реально, как во сне

Наконец, она дождалась молодого, почти мальчика, юркого лейтенанта, худого до нельзя, загнанного вконец службой и собственной добросовестностью. Он взглянул на нее с явным сочувствием, отпер захватанную до черноты дверь с болтающейся на честном слове ручкой и предложил присесть на один из длинной череды стульев у стены кабинета. Стулья были шаткими, жутко потертыми и внушали опасения, что можно напороться на торчащий в неожиданном месте гвоздь. Ника осторожно присела на крайний, наиболее внушающий доверие с виду стул и оглядела кабинет.

Узкий, длинный. Не больше 12 квадратных метров навскидку. Только и умещалось, что два стола, два шкафа, оргтехника и стулья вдоль стены, оставляя крохотные проходы между этим нагромождением. Несуразной планировки помещение. Везде были папки, бумаги и какие-то схемы. Одинокий, выживающий неведомо как в таких условиях фикус о шести листьях ютился у стены напротив стульев на деревянном длинном и довольно ненадежном чурбачке. Вероятно, цель его обитания в этом кабинете была создать в интерьере хоть немного уюта и расположить посетителей на благожелательный лад. Вот он и держался. Интересно, сколько раз его роняли со столь неустойчивой подставки, пока не привыкли рефлекторно огибать, не глядя? Пахло пылью. А еще… Кабинет был просто пропитан эмоциями. Черно-желтой полосатой прожигающей кислотной ненавистью, алчной жадностью, имевшей прокисший горьковатый привкус пропавших яблок опять же желтого цвета. Радостью простой и честной, а также, жадной радостью с луковым запахом, тем самым луком, припущенным слегка в нерафинированном подсолнечном масле. Радость цвета сизого дыма – с запахом нечестной наживы. И это еще не все. Не меньше, воздух был пронизан такими эмоциями, как покорность (или даже обреченность) и безразличие. Они отдавали пресным хлебом и содой. Отвратительный букет. Примерно такой же бывал во всех больницах. С небольшими вариациями, конечно. Даже обычной чувствительности человеку становится неуютно в обоих госучреждениях именно из-за «букетов» этих эмоций, настолько насыщенных, если не сказать – плотных, почти материальных на ощупь. И это только самые сильные и ощутимые эмоции. Часами, наверное, можно распутывать клубки этих цветов и запахов чтобы догадаться в общих чертах об историях, происходящих в этих стенах.

Вернулся молодой юркий лейтенант, раскрыл папку и предложил начать. Удивительно, что он даже не спросил Никин паспорт. Ну или хотя бы не убедился, что Ника – это Ника в принципе. Ну да ладно. Не ошибся же – остальное просто детали. Не будем учить молодого сотрудника работать. На вопрос о том, что ей грозит, был дан уклончивый ответ, мол, суд решит, и вообще, он это дело не ведет, а просто подменяет сотрудника.

Ничего нового Ника, в общем и целом, не услышала. Ей предложено было написать объяснительную, но только лишь Ника примостила неловко на колене выданный ей фанерный планшет с ручкой и соответствующим бланком, как дверь без стука отворилась, и на пороге появился средних лет мужчина в обычном гражданском недурном весьма костюме, с плотно повязанным широким узлом под самое горло галстуком. Ника никогда не могла понять, как они, галстучные, не задыхаются, если широченный и явно очень жесткий узел буквально упирается в кадык. От мужчины исходила целая смесь запахов – лосьона для бритья, дезодоранта, одеколона и чего-то еще. Вероятно, весьма, что запахи сочетались и даже были приятны в умеренном весьма количестве, но в таком маленьком непроветриваемом помещении они тут же назойливо весьма заполнили собой все пространство.

Лейтенант, увидев «галстучного», встретился кратко с ним взглядом, встал из-за стола и ни слова не говоря покинул тесное помещение.

– НикА, – незнакомец поздоровался кивком, назвав ее по имени, странно его исковеркав. По этому одному ударению Ника сразу поняла, что он иностранец. Прибалт? Эстонец?

– НикА, – повторил тем временем галстучный – Ника только кивнула слегка удивленно на его приветствие, – если я правильно понимаю назначение бланка на ВашьИх коленЯх – сейчас Вы собирайтесь чистосердечноу во всем призньяться, чтобы в совокупнОсти за садействые, за первое нарУшение и за то, что Вы явлайтесь матерью-одиночкой получить снисхОжденье от сУда?

«Ой как он говорит коряво! Будто нарочно коверкает, да не знает как правильно это делать!» – подумала Ника.

Она часто работала с иностранцами. С Китайцами точнее. Но они вообще по-русски не говорили. Поэтому и не раздражали своим коверканием Никины уши.

Галстучный протиснулся, наконец, в помещение целиком, широкими своими плечами полностью закрыв узкий проход. В комнате стало гораздо темнее и теснее, а от этого еще более неуютно. Хотя, куда уж больше…

Пройдя ловко мимо Ники, он нестерпимо обдал ее удушающей волной парфюма, удобно расположившись за столом ретировавшегося в какой-то момент лейтенанта.

– А, какой у меня есть выход? – безнадежно повела плечом Ника.

– ВихОд… Выход, – поправился он, – Есть всегда. И не один. Даже если тебя съели – у тебя как минимум два выхода.

Никина щека дернулась. Только сегодня она вспоминала эту бабушкину присказку, бесцельно убивая медленные минуты до начала экзекуции.

Сквозь запах терпкого одеколона, крема после бритья, дезодоранта и еще черти чего Ника никак не могла уловить суть намерений галстучного. Какая-то адская смесь, думала она рассеянно – совершенно невозможно даже думать в таком благоухании!

– Вы хотите предложить мне выход? – на всякий случай поинтересовалась Ника. Разговор был как минимум странным. Но вдруг попросят взятку? Она конечно же согласится на любые условия.

– Я мОгу. И надеюсь, что Вы примете мое предложьение. Вы жье мать. У Вас на иждьивение несовершеннолетньяя дочь. Пожьилая мамаА, которая сейчас наверньяка за Вас сыльнО переживает.

– А, откуда Вы вообще все это… Как Вы сказали Вас зовут?

– Я не говорьил. Зачем Вам лишняя информасия? – галстучный серьезно посмотрел на Нику, и она осеклась под его строгим взглядом. Странный акцент. Никогда такой не слышала. Европеец, славянского типа. Может, прибалт? Глаза его не были матовыми. Он не лгал, действительно значит выход был?

– И что же Вы мне можете предложить? – стараясь сдержать предательскую дрожь в голосе, хрипло спросила Ника. Как всегда, в такие неудобные моменты кровь прилила к ушам, щекам и шее. Боже! Да они просто горели, выдавая ее с головой.

– Продолжение обычной нормальной привычной Вам жизни, – Ника отметила, что он сказал это совершенно не коверкая слов. Но удивляться было некогда.

– А… А что я должна буду? Деньги? Сколько? – спросила Ника и тут же в ужасе от сказанного прикрыла ладошкой рот, оглядев круглыми глазами кабинет – вдруг камера пишет, как она тут взятку должностному (?) лицу предлагает. Или не должностному? Кто он вообще? А может и не деньги ему нужны?! А что-тогда?

Мысли бешено крутились в ее голове. Кто это так за нее хлопочет?

Галстучный, глядя на Нику нетерпеливо поморщился. Будто, ему не нравилась подозрительность девушки, и он решил ускорить процесс.

– Я предлагаю Вам проехать со мной. Видите ли… Есть некоторые несостыковки в Вашем деле… Ваша машина не повреждена. Вы обратили на это свое внимание? Мы могли бы использовать эти вешши, чтобы избавить Вас от ненюшных собитий.

– Дааа… – ошарашенно протянула Ника действительно вспоминая, что не отойдя еще после шока она осматривала свою машину и не нашла практически никаких повреждений. А ведь по смыслу, повреждения должны были быть. И значительные!

– Но, – прервал Никины мысли галстучный, опять вдруг начав коверкать слова – Вы вместе с тем все же подписали чистосЕрдечное признаньие при составлении протокола… Это очьень плёхо. Вы должны понИмать, что Вам после суда придется покинуть семью для отбывания срока наказания в колонии посельении. А вашу дочь отправят в детский дом. Это очьень-очьень плёхо. Но как Вы уже поняли, есть вихоуд. Выход. Я предлагаю Вам пройти тести.

Ника непонимающе заморгала глазами, не сразу поняв, про какое тесто идет речь. Но, быстро сообразила, что «тести» означает «тестироваие».

– А, – обрадовалась Ника, – детектор лжи? Ну, это конечно. Я согласна. Достаточно детектора лжи?

Галстучный снова поморщился.

– НикА, я ничего не говорил Вам о детекторье лжи. Нужны другие тести.

Никин взгляд потух. Она знала, что существует несколько десятков способов обмануть полиграф. Начиная от медикаментозных средств, притупляющих реакцию наравне с выпитой накануне изрядной порции спиртного, с десяток различных химических средств, искажающих кожную реакцию до широко использующихся у зэков приемчиков физиологической блокировки обычной реакции, когда они, отвечая на вопросы ритмично сжимали и расслабляли сфинктер ануса, концентрируя все свое внимание на этом занятии.