Никакого «Ига» не было! Интеллектуальная диверсия Запада

Как кипеть ли злым татаровьям —

Во смоле, котлах кипучиих.

Скачет хан на бела батыря,

С губ бежит слюна капучая.

И не меч Евпатий вытянул,

А свеча в руках затеплилась.

Есенин. Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, Цвете Троеручице, о Черном Идолище и Спасе нашем Иисусе Христе, 1925 г.

С точки зрения исторической т.н. «исламский» вариант «ига» – это бред, достойный разве что пациента дурдома, страдающего разжижением мозга, тем не менее с последовательностью, достойной лучшего применения, скачущим по заснеженным степям оркам Чингисхана вручается зеленое знамя с полумесяцем. У художника, взявшегося изображать исторические события, есть большой соблазн, возможно, даже невольно переложить историческую основу на современный контекст. Получается иногда очень смешно, только смеяться почему-то не хочется.

В декабре 1237-го…

В 1986 году на киностудии «Беларусьфильм» вышла очередная картина сериала «Государственная граница», «Год сорок первый». Исторический материал, на котором она создавалась, позволял сделать настоящее украшение эпопеи, но фильм получился откровенно слабым. И произошло это вовсе не потому, что атакующие погранзаставу немцы все поголовно оказались вооружены автоматами MP-40 (которых просто не было в Вермахте в таком количестве), не потому, что в нескольких километрах от места событий томятся без горючего Т-34-85 (которых в 41 году просто не существовало), а наварные поручни на башнях («ноу-хау» принадлежит М.Е. Катукову по результатам контрнаступления под Москвой) появились и вовсе в 42-м году. Это не очень приятные, режущие глаз огрехи можно было бы простить – какая, в конце концов, разница – какой калибр орудия, если оно не может сделать ни единого выстрела? Мои претензии к создателям фильма – совершенно иного свойства. Искаженно представлен политический контекст событий. Пограничники ведут себя так, как будто не было сентября 1939 года, как будто на этих рубежах они стояли десяток лет, как будто им заранее известны все дальнейшие перипетии. «До победы еще далеко!» – резко обрывает своего политрука начальник погранзаставы Сушенцов (Дмитрий Матвеев) (это за неделю до первого выстрела!). Он уже ТОЧНО ЗНАЕТ, что это не провокация, не локальный пограничный конфликт, не недоразумение. Он почему-то УВЕРЕН, что товарищ Сталин, его соратники ничего не предпримут для того, чтобы изменить обстановку на границе. Полным бредом выглядит сцена с немецкими летчиками, когда начальник погранотряда подполковник Свиридов (Геннадий Корольков) обстоятельно докладывает концепцию «мира во всем мире», детально разработанную в постхрущевские времена, и обещает до кучи взять Берлин. А ведь главный трагизм момента состоял именно в том, что война между СССР и Германией до последней минуты представлялась чем-то невероятным. Это сейчас легко расставлять «двойки» деятелям той эпохи, а ведь тогда многие шаги, приведшие к войне, казались в том историческом контексте абсолютно верными, более того, единственно верными! Ошибкой была аннексия Балтии? Возможно, это был бы хоть какой-то буфер, не позволивший бы Гитлеру развернуть столь широкий фронт. Но Литва, Латвия, Эстония не были настроены дружественно по отношению к СССР. Там, несмотря на внушительное военное присутствие Советов, работали английская, французская разведки, было активно белогвардейское подполье. В этом контексте решение об общей границе с «дружественной» Германией вместо трех недружественных не казалось абсурдным. И так далее. Но тут весь вопрос упирается в задачу фильма. И становится ясно, что задача-то была не отобразить события прошлого, а ОПРАВДАТЬ события настоящего! Для того и делалось! Замолчать больную польскую тему – это же соратники по Варшавскому договору! Продемонстрировать, что миролюбивая брежневская внешняя политика – преемственна по отношению к Ленину (а Сталин – это так, случайный человек) и т.д. Но если фильм «Год сорок первый» – это просто кривое зеркало, то снятый в 2004-м году фильм Михаила Пташука «В июне 41-го» – это уже просто какая-то недобрая клоунада. Чего стоит эпизод, где русские пограничники на КПП (!) русско-белорусской границы (в 41-м году!!!) глумятся над стариком-евреем с польским паспортом. Ума не приложу, как это бедняга жил почти 2 года в забюрократизированной полицейской стране с паспортом Атлантиды! Хорошо, допустим, американцы, финансировавшие съемки картины, не сильно разбираются, была ли там граница или нет. Ведь в 2004-то она была! Получается, и не соврали вовсе, а просто немножко «ошиблись с датировкой»! На 50 с небольшим лет!

Подобные задачи стояли и перед переписчиками древнерусских хроник. Одним из главных противников Московского царства в XV веке было Казанское (булгарское) ханство, попавшее под влияние исламского Юга – Турции, Персии. Оно заявляло свои права, находясь на важнейшей торговой магистрали – Волге. (А ниже еще и ханская Астрахань!) Ну как тут удержаться от демонизации ислама! Так что же мы хотим от беллетристов и лжеученых 500 лет спустя?

Молюсь осинам… Может, пригодится…

Отрывок из поэмы Есенина, приведенный в качестве эпиграфа, иллюстрирует не исторический факт, а, конечно же, личную фантазию поэта. Полуграмотный рязанский паренек перенес представление о современных ему татарах из соседнего Касимова на древние события. И тем самым, парадоксальным образом, желая воспеть православие, сыграл от обратного – «удревнил» ислам. Сложный мир есенинской религиозной символики, в котором на равных сосуществуют древние языческие и поздние христианские образы, в какой-то мере может претендовать на своеобразную «энциклопедию русской духовности». Одновременно это и энциклопедия ошибок. Своего рода зеркало для всех нас. Разруха, как известно, начинается «в головах» ©. И Есенин продемонстрировал это в полной мере. Именно он, а не Толстой никакой стал настоящим «зеркалом русской революции» и как следствие… поэтическим голосом Троцкого. Великие тени прошлого, ощущаемые имманентно, проступающие из-под позднейших христианских заимствований, и полная каша во взаимоотношениях между ними. Он готов вслед за Клюевым и Иисуса Христа воспринимать как языческого бога со всеми присущими язычеству атрибутами. «Мещерский» пантеизм Есенина еще раз заставляет задуматься о том, где провести границу между Казанью и Русью: «между сосен, между елок, меж берез кудрявых бус, под венцом в кольце иголок мне мерещится Исус» (не похоже на «тенгрианство»?) или вот:

А сёстры стали комсомолки.

Такая гадость! Просто удавись!

Вчера иконы выбросили с полки,

На церкви комиссар снял крест.

Теперь и Богу негде помолиться.

Уж я хожу украдкой нынче в лес,

Молюсь осинам…

Может, пригодится… [58]

В сознании рязанского паренька отпечаталось язычество, старообрядческие и позднениконианские архетипы. Но стройной концепции мы не увидим. Нет ее и по сей день в головах наших интеллектуалов.

Вероятно, серьезнейшей ошибкой российских правителей было желание построить империю XIX века по лекалам XII – XIII веков с сильной религиозной доминантой. Но времена изменились. Известная доктрина «Православие, Самодержавие, Народность» вновь породила симметричный ответ. В этой триаде самым таинственным, пожалуй, является последняя ее часть – что за слово такое чудное, «народность»? Баба в цветастом платке? Водка из самоваров? Сколько копий сломано вокруг понимания этого самого странного русского слова XIX века, и сколько трупов… А слово-то, между тем, вовсе не русское, а… польское. Narodowosc – и значит всего-навсего «национальность». Причем в польском это слово ассоциируется с понятием «гражданство». Получается – «нация». В 1833 году граф Уваров, министр народного просвещения, сформулировал свой знаменитый лозунг. Не нашлось хорошего переводчика с польского? Забавно, что слово «националистический» рядом словарей переводится на польский как Antysemickich.

Вообще в этом что-то есть. Если хочешь, чтобы противник путался, нужно самому делать нелепые шаги. Замахнуться в одном месте – ударить в другом. Он будет защищать не то, что следовало бы. Так в Российской империи появилось противопоставление «православный – мусульманин». То есть исключительно по конфессиональному признаку. А коли господствующая конфессия сильна, то противостоящая ей волей-неволей обязана соответствовать. Она и соответствует. Раз отождествили русских и православных, то почему нельзя отождествлять «татар» с мусульманами? – Дискриминация! И верно. Она самая. И появляется «самая большая мечеть в Европе».

Не было бы агрессивной проповеди со стороны государственной церкви – не было бы и симметричного ответа на нее. Так и остался бы ислам одной из десятка конфессий, представленных на 1/6 части суши, наряду с трясунами, огнепоклонниками и обществом сознания Кришны. Любопытно, как через последние события «переосмысливаются» и войны недавнего прошлого, в частности афганская. Спустя 20 лет после вывода советских войск из этой страны на поп-сцене появляется такой взгляд на события:

А пока этот клятый Афган, то, что не пожелаешь врагам,

Где Христу и Аллаху никак не закончить беседы.

Если верить разведке полка, у Аллаха не дрогнет рука,

Но Христос обещал, что пока наша песня не спета [59] .

Песня об одной войне, но написана явно под впечатлением другой, последующей, чеченской. По всем военным показателям (соотношение потерь, чуть ли не 1:60 (!), политические результаты – все-таки СССР оставил после себя вполне жизнеспособное просоветское правительство, афганская война положительно сказалась и на боеспособности советской армии – до этого тактика и стратегия оставались на уровне 1945 года и пр.) эта война могла бы считаться победоносной, но «общественное мнение» заставило ее проиграть. Ну а раз физически война считается проигранной, остается лишь пытаться выиграть ее МЕТАфизически. И тут на помощь приходит христианская символика. Вообще-то Христос и Аллах – фигуры не равные, чтобы вести подобный диалог. Тогда уж Христос и Мухаммед, или Аллах и Бог-отец (Иегова). А то прям какой-то религиозный экстремизм получается почище ваххабизма. (Если «наш» Христос беседует с «ихним» богом-отцом на равных. «Малого прислал на разборку!» – так, что ли?) Но это песня, т.н. «попса», и она имеет свои законы. Текст ее садится на уши, влезает в мозг. Те, кто не имел возможности узнать правду по рассказам отцов и старших братьев, будут уверены в том, что вообще-то атеистический СССР с совершенно иными мотивами! а не Россия билась с «духами»-мусульманами «за веру христианскую!», а РПЦ еще подбросит дровишек в этот костер, соорудив задним числом еще пару десятков «умученных за веру». Естественно, не заставят себя ждать и те, кто, обвязавшись поясом шахида, исключительно в «ответ на агрессию» закричит «Аллах акбар!». Ну все как в древнерусских летописях.

Севастополь как предчувствие

В XIX веке было несколько великих войн, которые вела Россия. Наполеоновские войны 1805 – 1815 гг. дали серьезные основания для самоидентификации русских как полноправного европейского этноса. Если до этого все больше кивали на Петра – европейца, то после «европейство» стало чем-то само собой разумеющимся. Но британцы через Ф.Крузе сделали свое черное дело. Через 38 лет Россия ввязывается в Крымскую войну. Противники – традиционные Османская Турция, Англия, Франция. И проигрывает ее. Поводом ее развязать послужила оккупация русскими войсками Молдавии и Валахии. Спустя 88 лет такая же неосторожная оккупация Бессарабии и Буковины станет спусковым крючком другой большой беды. Но фундамент беды закладывался уже тогда. «До Эль Аламейна мы не знали побед, после – не знали поражений», – скажет в свое время Уинстон Черчилль. Ровно наоборот можно сказать и о России. До Крымской войны Россия не знала поражений – после… А что же было после? В Европе начался рост антирусских настроений, подогреваемых пробританской прессой, Россия представлялась агрессором, «варваром», «азиатом». Не последнюю скрипку в этом оркестре играл молодой немецкий публицист Карл Маркс, призывавший применять против русских только что изобретенный фосген. Такая позиция несколько коробила даже его хозяев-британцев, под крылом которых он с Энгельсом провел последние годы жизни. Вообще-то британцы никогда не страдали излишней мягкотелостью в отношении своих противников, но тут даже для них показалось чересчур. Конечно, не может не удивлять, что из огромного сонма социалистических философов на роль «мессий» в России были выбраны такие мракобесные зоологические русофобы, как Маркс и Энгельс! Европейской газете, для того чтобы считаться либеральной, достаточно «вовремя проявлять ненависть к русским», говорили они.

«Нельзя быть либеральным человеком в Европе, не будучи врагом России. Либерализм и благорасположение к славянам – понятия несовместимые. Покуда так будет – Россия, хоть распинайся за цивилизацию и всеобщий мир, – она ничего другого не получит в ответ, кроме merde (кал, мерзость – франц.)» (Из письма Павла Анненкова Ивану Тургеневу; 25 августа 1876 года) [60] . Так Павел Васильевич оценивает общественные настроения в Европе XIX века. Какую же эволюцию прошло европейское сознание со времен Александра I – победителя Наполеона! И тут как нельзя более кстати пришлась «татаро-монгольская» выдумка. Вот, оказывается, в чем дело! Конечно, что еще можно ждать от этих русских! Горчаков и Тютчев титаническими усилиями стремятся минимизировать военную неудачу. Отчасти им это удается. Но лишь отчасти. Они всего лишь дипломаты, а не пропагандисты. Пропаганда начала работать на образ «варвара» в современном его понимании. Русско-английский фронт на долгие годы прошел по Кавказу и Средней Азии на Дальний Восток. Россия стала повторять действия противника, с той лишь разницей, что у противника был 400-летний опыт масштабных колонизаций банановых территорий. У России такого опыта не было. Последнее, что она колонизировала, была практически ненаселенная Сибирь, что скорее можно назвать не «колонизацией», а «освоением», и было это при Иване Грозном. У России никогда не было колоний в английском смысле этого слова. Все, что русские осваивали, они воспринимали как продолжение собственного дома, а не как площадку для грабежа. Британцы же никогда себя не идентифицировали с покоренными народами, те всегда оставались для них «недочеловеками». Расизм имеет четкие английские и французские гены. Хьюстон Чемберлен и Жозеф Гобино были настоящими аристократами, и вскормили их колониальные империи. Эстафету подхватили Лоуренс Томас Эдвард и Хью Ситон-Уотсон. России была навязана колониалистская парадигма развития. Но что могла предложить Россия? Концепцию XV века – Москва – III Рим? Миссионерство? А зачем прапраправнукам эмира Фарида и эмира Юсуфа III Рим? – Они и без двух первых жили прекрасно… Туркестанские походы – симметричный ответ Англии на их действия на Ближнем Востоке и в Причерноморье. Но чем дальше, тем более Россию засасывала трясина ее же собственных колоний. Навязав России среднеазиатский вектор приложения сил, Англия благополучно сдвинула ее на периферию Европы. Обратите внимание, как германофобия у русских генералов сочеталась с мечтами о Босфоре и Царьграде (Скобелев, Колчак). Появляется довольно странная и причудливая концепция, основанная на ложных принципах самоидентификации – «панславизм». То же «евразийство», только сбоку. Казалось бы, что в ней плохого? Но не она ли послужила причиной того, что Россия оказалась в Первой мировой войне на стороне своих традиционных врагов? Не странно ли, что православные «братушки» – болгары обе мировые войны XX века провели в лагере противника? И тут Османская империя перестала быть нужна… Англичане и взорвали ее изнутри. И инструментом для этого послужил радикальный ислам.