Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Когда Трояновский вернулся в зал, все головы как по команде обернулись к нему: что там еще стряслось? Кто рискнет вызывать помощника Председателя Совета министров с такого совещания по пустякам? Закончив мысль, отец прервал свое выступление и как бы подтолкнул Трояновского: «Говорите».

Помощник стал докладывать: «Американский посол вручил послание президента Кеннеди, то самое, ничего нового». Это сообщение вызвало некоторое облегчение, в тот день добрых вестей не ждали.

Однако следующее сообщение вселяло беспокойство: из Вашингтона передавали, что по городу ползут слухи, будто бы в 5 часов дня ожидается новое важное выступление президента. О чем? Ничего не известно. Но не требовалось особой догадливости: в черный понедельник 22 октября он объявил о блокаде, теперь, в воскресенье 28-го на очереди следующий шаг — вторжение. Тут и гадать нечего. Сбывались вчерашние предостережения Роберта Кеннеди. Президента сломали, он не выдержал.

— В 5 часов по какому времени? — переспросил отец.

В ответ Трояновский только пожал плечами. На помощь ему пришел постоянный участник совещаний последних дней секретарь Совета обороны генерал Семен Павлович Иванов. Его почти одновременно с Трояновским вызывали к телефону, и сейчас он дожидался своей очереди, чтобы доложить об информации, добытой военной разведкой. Донесения ее агентуры подтверждали сообщение о предстоящем выступлении Кеннеди в 5 часов.

— Время московское, — отчеканил генерал. Никто не знает, действительно ли в донесении существовало подобное уточнение или Иванов принял грех на душу, посчитав, что лучше поторопиться, чем опоздать. Слова генерала развеяли последние сомнения — до катастрофы оставались считаные часы.

Иванов сел на свое место в углу комнаты.

У страха глаза велики! Американские телевизионщики объявили о повторе в воскресенье выступления президента от 22 октября, то есть недельной давности. Почему оно в сообщении из вашингтонской резидентуры вдруг превратилось в новое обращение главы государства к нации остается только гадать. После внесенной Ивановым «ясности» снова заговорил отец.

По его мнению, наше согласие на вывод ракет необходимо передать немедленно, как и предыдущее, сразу по радио, чтобы оно не опоздало. После публичного выступления Кеннеди перед нацией назад не повернуть.

Отец собрался тут же, не мешкая, начать диктовать письма. Стенографистки, сидевшие за маленьким столиком у стены, приготовились.

Однако Трояновский еще не покончил с новостями.

— Никита Сергеевич, пришло еще очень тревожное послание от Кастро, — как всегда Олег Александрович говорил тихим размеренным голосом, не позволяя себе понестись вскачь за стремительно убегающими событиями. — Сам текст письма еще в МИДе, но я записал основные идеи.

— Говорите, — проявил нетерпение отец.

— Кастро считает, а, по его мнению, источник информации у него надежный, что война начнется в ближайшие часы, — поглядывая в блокнот, докладывал Трояновский. — Точное время они назвать затрудняются, возможно, через 24 часа, но не более чем через 72. По мнению кубинского руководства, народ готов к отражению империалистической агрессии, они скорее умрут, чем сдадутся.

Олег Александрович перевел дух и продолжал:

— По мнению Кастро, перед лицом неизбежного столкновения с США нельзя допустить, чтобы империалисты нанесли удар, — он снова глянул в блокнот и повторил: — Первыми нанесли ядерный удар…

— Что?!

— Так мне передали, — внешне невозмутимо отозвался Трояновский.

— Что же, он предлагает нам начать атомную войну? Запустить ракеты с Кубы? — чуть спокойнее проговорил отец.

— Видимо, так, — подтвердил помощник. — Скоро привезут текст, тогда легче будет разобраться, что на самом деле имеет в виду Кастро.

— Это безумие, — не успокаивался отец. — Мы же поставили там ракеты, чтобы предотвратить нападение на остров, сохранить Кубу, защитить социализм, а он не только сам собирается погибнуть, но и нас тащит за собой.

— Ракеты на Кубе не приведены в боевую готовность. Ядерные головные части отстыкованы и хранятся отдельно. Чтобы подготовить ракету к старту, потребуется несколько часов, — внес свою лепту хранивший все это время молчание Малиновский.

— Это я и сам знаю, — отмахнулся отец. — Дело не в реализуемости его предложения, а в том, как вообще такая мысль могла прийти в голову?

Если до этого момента какие-то сомнения в своевременности, правильности решения о выводе ракет еще могли закрасться в голову отца, то сейчас они полностью отпали: «Выводить, и как можно быстрее. Пока не поздно. Пока не случилось беды».

Участники совещания недоуменно поглядывали друг на друга: вот так, без особых затей предлагалось развязать третью мировую войну. Становилось очевидным, что события выходят из-под контроля. Вчера без разрешения сбили самолет, а сегодня готовится ядерная атака.

С общего одобрения отец приказал по военным каналам связи срочно передать приказ Плиеву: «К ракетам никого не подпускать, ничьих приказов о запуске не исполнять, боеголовки ни в коем случае не подстыковывать». На душе у него стало немного спокойнее. Плиев человек надежный и дисциплинированный, самоуправства не допустит. Но это пока не начались бои…

Малиновский вышел в соседний кабинет отдать необходимые распоряжения.

Годы стирают остроту восприятия. События многолетней давности начинают видеться по-иному, тем более что ответ нам теперь известен. Но и через четверть века, рассказывая о происходивших в тот день событиях, Олег Александрович не мог говорить спокойно. По его словам, послание Кастро произвело на него шоковое впечатление апокалиптичностью своего звучания.

Что же происходило на Кубе? Обстановка с каждым днем становилась напряженнее. Кастро не лукавил, говоря о готовности умереть вместе с большинством своих сограждан. Его не оставляла мысль: «Когда начнется?»

Думал он не только о маленькой Кубе, у них с янки свои счеты, но на карту поставлена и судьба пришедшего на помощь Советского Союза, а вместе с ним и всего социалистического лагеря. Из-за Кубы может рухнуть все! Эта мысль не давала Кастро покоя. Если американцы начнут, а они начнут, в этом он теперь не сомневался, то удары обрушатся не только на подготовившихся к обороне кубинцев, но и на советские полки, батареи, эскадрильи. В том, что они не уступят кубинцам в решимости стоять до последнего, Кастро убедился во время посещения подразделений Советской Армии.

Но удар здесь неизбежно отзовется там, за океаном. В Берлине ли, Турции, большого значения не имеет. Разгорится большая война, а в ней не обойтись без ядерного оружия. Вот тогда все решат часы, минуты, секунды — кто ударит первым, тот и победит. О соотношении ядерных зарядов восемь к одному не в нашу пользу Кастро и не догадывался. И вообще, он, никогда не видевший, что такое взрыв атомной бомбы, не очень конкретно представлял себе, о чем идет речь, не отдавал себе отчета в последствиях не только для проигравших, но и для победителей.