Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Реакция действительно оказалась вулканической. Разъяренный Фидель уехал в войска: что бы ни думала и ни решала Москва, вооруженные силы Кубы способны и без посторонней помощи отразить агрессию. Четыре дня он уклонялся от встречи с советским послом. Алексеев просто не мог отыскать Фиделя Кастро, тот общался с ним исключительно через Освальдо Дортикоса. «Как с прокаженным…» — почему-то подумалось Алексееву.

Шифровка из Москвы пришла в посольство только в середине дня. Она ничего не разъясняла. По своей сути, только констатировала факт отправки письма Кеннеди. Основное место отводилось призывам, уговорам оставить в покое американские самолеты. Алексеев считал, что Кастро отвергнет призыв Москвы, сочтет подобное предложение оскорбительным.

Но он ошибался. В тот же день вечером ему доставили ответ Фиделя на послание отца. То, что ни Фидель, ни кто-либо еще из его близкого окружения даже не позвонил, не требовало разъяснений, но письмо выдерживалось в спокойных тонах.

Кастро писал: «Раньше нарушения воздушного пространства осуществлялись тайно, без юридических оснований. Вчера же правительство США попыталось юридически обосновать право на нарушение нашего воздушного пространства в любой час дня и ночи. Принять это мы не можем, так как это означало бы отказаться от наших суверенных прерогатив. Однако мы согласны избегать инцидентов именно сейчас, поскольку они могут нанести большой ущерб переговорам, и в связи с этим мы дадим кубинским батареям инструкцию не открывать огня, но только на время, пока ведутся переговоры, и без изменения нашего решения, опубликованного вчера в прессе, защищать наше воздушное пространство.

В то же время следует учитывать опасность того, что в существующей напряженной обстановке инциденты могут возникнуть случайно».

Кастро в принципе, с порога отверг любые разговоры о возможности проведения инспекции на территории Кубы. Здесь хозяин — кубинский народ, и он не позволит распоряжаться ни Вашингтону, ни Москве.

Что же касается главного, то письмо начиналось ссылкой на сделанное Фиделем в тот день обширное заявление. В противовес советскому посланию президенту США Кастро выдвинул свои пять принципов урегулирования кризиса:

1. Прекращение экономической блокады и всех мер экономического давления, которые США проводят против Кубы в разных частях света;

2. Прекращение всех видов подрывной деятельности, в том числе заброски на остров шпионов и диверсантов с оружием;

3. Прекращение пиратских полетов над Кубой с военных баз США;

4. Прекращение нарушений воздушного и морского пространства республики кораблями и самолетами США;

5. Уход американцев с военной базы Гуантанамо и возвращение оккупированной ими территории Кубы.

Отец был бы рад пристегнуть эти, с его точки зрения справедливые, требования к повестке дня назначенных в ООН переговоров, но изменить что-либо после воскресного послания уже было не в его силах.

Президент Кеннеди решил не собирать Исполком в воскресное утро 28 октября. Он хотел дождаться новостей из Москвы. В зависимости от этого предстояло принять решения.

Ожидание прервал звонок Роберта. Он сообщил, что посол СССР Анатолий Добрынин запросил о безотлагательной встрече. И снова томительное ожидание.

Встреча Роберта Кеннеди и Анатолия Добрынина не заняла много времени, реакция Москвы не вызывала сомнений — гроза миновала. Роберт поблагодарил посла, заверив, что до получения текста письма они ничего предпринимать не намереваются. Сейчас же он срочно должен проинформировать президента. После краткого разговора старший брат остался в Белом доме дожидаться послания отца, а Роберт впервые за эти сумасшедшие тридцать дней повез своих малолетних дочерей в манеж, смотреть лошадей. Он им давно обещал. Еще час тому назад ему казалось, что такой возможности могло и не представиться.

Когда американцы начали записывать передаваемое по московскому радио послание Москвы Президенту Соединенных Штатов Америки, часы в Вашингтоне показывали 9 часов утра.

Как рассказал на московской встрече 1989 года Роберт Макнамара, его первым решением, еще до консультации с президентом, стала отмена утреннего разведывательного полета над Кубой. О приказе Кастро сбивать самолеты он, естественно, не знал, но его предусмотрительность уберегла всех от беды.

Дин Раек разыскал Роберта Кеннеди в манеже. Министр юстиции выслушал новость на редкость спокойно. Госсекретарь не знал, что для его собеседника это сообщение вообще не было новостью. Отправив детей домой, Роберт Кеннеди вернулся к брату.

Я не могу сказать, о чем они говорили. Это, наверное, и не так важно, главное — мир выжил, начиналось выздоровление.

Самое подходящее слово, характеризующее настроение в Белом доме в воскресный день, — облегчение. Так же ощущали себя в те минуты и в Кремле. Точнее, в Ново-Огареве.

Джон Кеннеди решил пренебречь дипломатической процедурой, ответное письмо отцу ушло раньше, чем он получил официальный текст послания из Москвы. И тоже по радио. В обеих столицах, казалось, хотели поскорее подвести черту, избавиться от смертельного ужаса последних двух недель. Позволю себе привести полный текст ответа:

Уважаемый господин Председатель!

Я сразу же отвечаю на Ваше послание от 28 октября, переданное по радио, хотя не получил официального текста, так как придаю огромное значение тому, чтобы действовать быстро в целях разрешения Кубинского кризиса.

Я думаю, что Вы и я при той огромной ответственности, которую мы несем за поддержание мира, сознавали, что события приближались к такому положению — когда они могли выйти из-под контроля. Поэтому я приветствую Ваше послание и считаю его важным вкладом в дело обеспечения мира.

Похвальные усилия и.о. генерального секретаря У Тана значительно облегчили Вашу и мою задачу. Я рассматриваю свое письмо Вам от 27 октября и Ваш сегодняшний ответ как твердые обязательства обоих наших правительств, которые следует быстро осуществить. Я надеюсь, что можно будет через Организацию Объединенных Наций немедленно принять необходимые меры, как говорится в Вашем послании, с тем чтобы Соединенные Штаты, в свою очередь, были в состоянии отменить осуществляемые сейчас меры карантина. Я уже отдал распоряжение о том, чтобы доложить о всех этих вопросах Организации американских государств, члены которой глубоко заинтересованы в подлинном мире в районе Карибского моря.

В своем письме Вы упоминаете о нарушении Ваших границ американским самолетом в районе Чукотского полуострова. Мне стало известно, что этот самолет, не имевший ни вооружения, ни аппаратуры для фотографирования, брал пробы воздуха в связи с Вашими ядерными испытаниями. Его курс пролегал прямо с военно-воздушной базы Эйлсон на Аляску. При повороте на юг летчик допустил серьезную навигационную ошибку, в результате которой он оказался над советской территорией. Он немедленно запросил по открытому радио срочную навигационную помощь, и его кратчайшим путем направили на его исходную базу. Я сожалею об этом инциденте и позабочусь о том, чтобы были приняты все меры предосторожности для предотвращения его повторения.

Господин Председатель! Перед обеими нашими странами стоят важные задачи, которые предстоит завершить, и я знаю, что как Ваш народ, так и народ Соединенных Штатов не желают ничего лучшего, как продолжать выполнение этих задач, не опасаясь войны. Современная наука и техника дали нам возможность сделать труд таким плодотворным, что всего лишь несколько десятилетий назад об этом нельзя было даже мечтать.

Я согласен с Вами, что мы должны срочно заняться проблемой разоружения в ее всемирном аспекте, а также критических районов. Может быть, теперь, когда мы отходим от опасности, мы сможем сообща добиться реального прогресса в этой жизненно важной области. Думаю, что нам следует предоставить приоритет вопросам, связанным с распространением ядерного оружия на Земле и в космическом пространстве, а также энергичным попыткам добиться запрещения ядерных испытаний. Но нам следует также приложить больше сил, чтобы попытаться выяснить возможность достижения договоренности о более широких мерах по разоружению и их быстрому осуществлению. Правительство Соединенных Штатов будет готово — в конструктивном духе — обсудить эти вопросы в Женеве или где-либо в другом месте.

Дж. Ф. Кеннеди.

Этим письмом завершился период гласности в переписке отца с президентом Соединенных Штатов Америки. Постепенно отношения возвращались в нормальное русло, письма опять пошли по дипломатическим и не совсем дипломатическим каналам, шифрованные или упрятанные в чемоданы эмиссаров, путешествующих с паспортами, позволяющими избежать любопытных глаз при пересечении границ.

Ночью, после театра, мысли отца вновь возвратились к турецким ракетам. Если Кеннеди стремился откреститься от данного в запале кризиса обещания, то отец очень хотел получить на сей счет письменные гарантии. Нет, он не то чтобы не верил президенту. Наоборот, отец проникся к нему расположением, доверием в значительно большей степени, чем позволяли позиции наших стран, расположившихся по разные стороны линии фронта. Отец теперь сам стремился к тем «особым» отношениям между двумя лидерами, которые рассчитывал построить Кеннеди, отправляясь два года назад на встречу в Вене. К тому же обязательства Белого дома о выводе ракет очень пригодились бы для внешнего употребления, для того чтобы утереть нос тем, кто неизбежно начнет вопить об отступлении под нажимом империалистических сил.

Отец решил написать Кеннеди личное конфиденциальное письмо. В понедельник, в первый день после пика кризиса, посол Добрынин передал послание Роберту Кеннеди. Тот проглядел врученные ему бумаги, пожал плечами, воздерживаясь от комментариев. Послание резко отличалось от предыдущих, отец нажимал на взаимное доверие и, что уж совсем необычно, многократно возвращался к теме возникновения отныне особых отношений между ним и президентом США.

Из сообщений Добрынина, Большакова, Фомина и других, неизвестных нам источников отец сделал правильный вывод: в вопросе о турецких ракетах братья Кеннеди в конфиденциальных разговорах с ним пошли значительно дальше, чем позволяли себе обсуждать в Исполкоме в Белом доме. Теперь отец стремился закрепить возникшее доверие, развить успех.