Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Запомнился мне один разговор отца с Козловым.

11 мая 1963 года вынесли смертный приговор полковнику Олегу Пеньковскому.

В скандал оказались втянутыми два крупных военачальника, оба так или иначе связанные с отцом: главнокомандующий ракетными войсками и артиллерией главный маршал артиллерии Сергей Сергеевич Варенцов и начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-армии Иван Александрович Серов, в недавнем прошлом председатель КГБ.

Варенцов рекомендовал Пеньковского на службу в ГРУ. Он же периодически делился с ним некоторыми служебными новостями. Естественно, секретными. В иной ситуации ничего особо предосудительного в этом не было, оба они служили в армии на высоких должностях.

Серову вменяли в вину не только то, что он не разглядел в Пеньковском потенциального предателя, но и особое расположение к нему. Больше всего то, что жена и дочь Серова вместе с Пеньковским незадолго до его ареста оказались в Великобритании. Правда, женщины поехали туристами, тогда впервые чуть-чуть приоткрылись двери на Запад. Начались первые круизные рейсы теплоходов вокруг Европы, стало возможным посетить некоторые заморские страны. Претендентов на поездку отбирали строже, чем в разведку. У семьи генерала проблем не возникло, но посещение капиталистической страны вызывало определенную робость. Серов, вспомнив, что его подчиненный собирается в командировку в Лондон, попросил Пеньковского приглядеть за женой и дочерью, помочь им в случае надобности. Полковник с радостью исполнил поручение, показал достопримечательности, сводил своих подопечных в магазин. Теперь же все рисовалось в ином свете, генерала и полковника кто-то пытался выставить почти соучастниками.

Отец не был склонен применять к провинившимся маршалу и генералу серьезные меры. Он считал, что они и так наказаны происшедшим, а у Пеньковского на лбу не написано, что он завербовался к англичанам и американцам. Он предполагал ограничиться административными взысканиями.

Козлов считал иначе, он настроился чрезвычайно решительно. Истинные причины его поведения остаются загадкой. Он не мог смириться с тем, что Серов и Варенцов не разглядели предателя? Сомнительно… Он порой глядел сквозь пальцы и на куда более явные грешки, да и сам не относился к разряду святых. Тогда что? Стремился одним ударом выбить из игры преданных отцу военачальников? Зачем? Можно, конечно, дать волю фантазии. Но никакими фактами я не располагаю.

В конце февраля — начале марта Козлов по своей инициативе позвонил отцу на дачу и попросил о встрече. Отец с охотой согласился. Через четверть часа Фрол Романович приехал к нам, его дача располагалась неподалеку. Отец встретил Козлова приветливо, предложил прогуляться. До появления гостя мы гуляли вдвоем, и я остался в компании.

Козлов, то и дело искоса поглядывая на меня, стал убеждать отца в том, что Пеньковский скомпрометировал и Варенцова, и Серова. Он не просто служил в их ведомствах, но втерся в дом. Ходил в гости к Варенцову, оказывал услуги семье Серова. Тогда я услышал о злосчастных лондонских магазинах. Козлов возводил все это чуть ли не в ранг государственного преступления. Отец угрюмо молчал. Не очень уверенно пытался возразить, но Козлов настойчиво гнул свое.

При окончании разговора я не присутствовал, отец попросил оставить их наедине. Примерно через час Козлов уехал к себе. Обедать его отец не пригласил. Мы продолжили прерванную неожиданным визитом прогулку. Отец хмурился, даже по сторонам не глядел, шел, уставившись себе под ноги. Молчали мы минут десять. Наконец отец заговорил. Он сказал, что, по словам Козлова, все, он не назвал фамилий, настаивают на строгой ответственности Варенцова и Серова.

— Возможно, они и правы, — проговорил отец с сомнением, — жаль, особенно Варенцова.

— И что же? — спросил я.

— Разжалуем в генерал-майоры и отправим в отставку, — с досадой закончил отец.

Все свидетельствовало, что отец против воли поддался Козлову.

12 марта Президиум Верховного Совета СССР «за потерю бдительности и недостойное поведение» лишил Варенцова звания Героя Советского Союза и разжаловал из маршалов в генерал-майоры. Разжаловали в генерал-майоры и Серова.

Можно ли и это происшествие квалифицировать как начало формирования оппозиции отцу? Сейчас уже не определишь. Следов не осталось. Свидетелей почти не осталось.

Отец продолжал относиться к Козлову с полным доверием. Более того, он видел в нем своего преемника и не скрывал этого.

Однако его планам не суждено было реализоваться. 11 апреля Козлова разбил инсульт. Пост второго секретаря ЦК оказался вакантным. После долгих раздумий и колебаний отец поздней осенью 1963 года остановился на Брежневе. Временно, пока не подыщется более подходящая кандидатура. Не подыскалась. 21 июня 1963 года на Пленуме Леонида Ильича изберут Секретарем ЦК по совместительству, сохранив за ним пост Председателя Президиума Верховного Совета — номинального главы государства. В июле 1964 года Брежнева освободят от всех других обязанностей, с тем чтобы он полностью сосредоточился на работе в ЦК.

Решение о разработке «сотки», по мнению отца, наконец-то ставило все точки над «i». Страна получала надежный щит. Легкие, постоянно готовые к запуску УР-100 и мощные Р-36 с многомегатонными боевыми головками уравнивали нас в силе ответного удара с США. Отныне страна могла чувствовать себя спокойно.

А вот в космосе дела обстояли не блестяще. Отца беспокоила лунная программа. А тут еще и разгоревшаяся свара между Королевым и Глушко. Не помогали ни душеспасительные разговоры в ЦК, ни призывы к государственной и партийной совести. Отец решил вмешаться сам.

В первой половине июня он сказал, что позвал на выходной на дачу Сергея Павловича и Валентина Петровича. Отец надеялся, что он достучится если не до их сердец, то до разума. Как же может быть иначе? Перед грандиозной общей задачей покорения Луны не могут не отступить любые дрязги и неприязнь.

— Они имеют все, — возмущался отец. — Правительство, советский народ в ущерб своему благосостоянию удовлетворяют любые их капризы. Только бы работали. А они надумали сводить личные счеты. Какое мальчишество!

Отец никак не мог себе представить, как личные взаимоотношения можно поставить выше общего дела. Отец главную вину возлагал на Королева, расценил ссору как каприз Сергея Павловича, проявление его ревности и амбициозности. В Глушко он видел жертву.

В тот период Глушко и Королева разделяли не только былые обиды: они разошлись в главном — в технике. В оценке технических возможностей как своих, так и, особенно, соседа. Королев по-прежнему настаивал на оснащении своей Н-1 кислородно-керосинными двигателями с единой камерой сгорания и тягой в шестьсот тонн каждый. Глушко тоже не изменил свое мнение, считал такую задачу неподъемной, сомневался в возможности ее технической реализации в ближайшие годы. Для создания подобных гигантов требовалось разработать новые технологии, построить новые стенды, и все это без уверенности в конечном успехе. Мало ли за что взялись американцы.

По мнению Глушко, ставку надо делать на развитие отработанных, хорошо себя зарекомендовавших двигателей, работающих на кислоте.

Гости приехали с утра. Отец сразу увлек их на луг показывать посевы. Серьезный разговор предполагался после прогулки.

Сергей Павлович пребывал в хорошем настроении. Пока спускались по дорожке, ведущей от дома к лугу, где тянулись огороды, они о чем-то шутили с отцом. Глушко же мрачно и, мне показалось, как-то подавленно молчал.

Королев неожиданно вспомнил о своей молодости, стал рассказывать, как их вместе с Глушко арестовали и они сидели в Бутырской тюрьме.