Никогда не говори «навсегда»
Шрифт:
— Конечно, Толик. Не так давно Мика учил его наизусть — как же мне не помнить! А ты это к чему?
— Дело в том, Катенька, что Пушкин написал свое стихотворение по «Повести временных лет» — древнерусскому литературному памятнику. И есть сведения, что легенда о полководце и его коне восходит к исландским сагам!
Они прошли в комнату.
В этом доме Катя с Микой жили несколько лет, и он был ей почти родным. Почтенная мебель красного дерева, заваленный бумагами письменный стол, тяжелые темные гардины на окнах — Вера Петровна не терпела яркого света… «Моя разлюбезная свекровь,
Тускло светил торшер с абажуром из желтого шелка.
— Настоящая профессорская квартира… — пробормотала Катя. — Чем будешь угощать, Лаэртов?..
— Минуточку… — тот поставил на журнальный столик бутылку кагора и блюдце с докторской колбасой. — Я, знаешь ли, ничего особого не успел приготовить…
— И правильно! — серьезно произнесла Катя. — Ни к чему нам объедаться.
— Ну да, — сконфузился Толик. — Мало ли что…
Катя, поджав ноги, сидела на мягком кожаном диване. Толик подал ей стакан с кагором, и они чокнулись.
— Все, как в старые времена… — вздохнул он, деликатно присев на свободный краешек. — Я, знаешь ли, до сих пор тебя вспоминаю. Тебя и Мишеньку. Зря ты его не привезла…
— Послушай, Лаэртов, ты ведь мог бы своих детей давно завести! — рассердилась Катя. — Почему ты не женишься?
— Да все как-то некогда…
— У меня гениальная мысль! Помнишь Зою? Ну, Зою Личутину… Она как раз развелась и теперь совершенно одна.
Но Толик не проявил никакого энтузиазма.
— А ты-то почему одна? — тихо спросил он. — Ты же… ты такая красивая, такая яркая… Ты — как солнце!
— О, Лаэртов, ты мне льстишь… — растроганно сказала Катя. — Но я вовсе не одна. У меня есть… есть человек, которого я очень люблю.
Толик быстро-быстро заморгал.
— Кто же он? — спросил еще тише.
— Он? Он тоже как солнце… Для меня, во всяком случае.
— Я желаю тебе счастья, — неожиданно заявил Лаэртов и пожал ей руку. — Значит, скоро свадьба?
— При чем тут свадьба? — недовольно произнесла Катя. — Господи, я и забыла, какой ты старомодный… Хотя да, свадьба будет — но еще очень не скоро.
— Надо проверить свои чувства?
— Нет, в своих чувствах мы не сомневаемся, — уверенно произнесла Катя. — Тут дело в другом. Алексей… его, кстати, зовут Алексей… так вот, он женат.
— Женат? — растерянно повторил Лаэртов.
— Да — и это препятствие. У него есть дочь… Ох, я уже устала всем повторять эту историю! Но ладно, тебе тоже расскажу… Так вот, Алексей собирается уйти из семьи, когда дочери исполнится восемнадцать. И тогда мы с ним…
— Катя! — с ужасом перебил ее бывший муж. — Опомнись!
— Что? — испугалась Катя. — Ты о чем? Послушай, я не понимаю…
— Катя, милая, я не могу поверить… Неужели ты способна на такое?!
— Лаэртов! — мгновенно завелась она, едва не пролив кагор. Толик поспешно взял у нее стакан из рук, чтобы не пострадал кожаный диван (Вера Петровна не пережила бы этого). — Ты что, на Луне живешь? Ты не слышал о таких вещах? Я уверена, в твоих исландских сагах тоже упоминаются эти… как их… адюльтеры.
Катя специально постаралась подобрать книжное слово — кажется, Лаэртову так будет проще понять
ее.— Что? — переспросил он. — А, ну да… Кстати, авторов исландских саг не интересовали переживания, обусловленные сексуальными отношениями, то есть романтические переживания… — Толик вдруг смущенно улыбнулся и поправил на носу очки. Когда дело касалось его работы, он мгновенно отвлекался от всего. — По-видимому, они не вызывали того сентиментального сочувствия, на которое рассчитывает автор всякого романа. И вообще — вокруг них не было никакого романтического ореола! Возьмем, например, известную «Сагу о Ньяле»: Гуннар был влюблен в Халльгерд, но его брак с ней древний автор назвал — «безрассудный брак по страсти», или, если более точно перевести источник, — брак «из похоти».
— Разве плохо быть влюбленным? — недоуменно спросила Катя.
Лаэртов засмеялся.
— Это как сказать! Вообще, Катенька, людям того времени брак по любви казался страшным безрассудством и глупостью.
— Дикие люди! — тоже засмеялась она.
— Э, нет… «Любовью» они называли те отношения, которые устанавливались между супругами спустя некоторое, иногда очень долгое время.
— А как они относились к изменам? — снова спросила Катя.
— Если это любовная связь мужчины с чужой женой, то обычно говорилось, что мужчина «одурачил», «обманул» женщину.
— А если…
— А если же речь шла о любовной связи женатого мужчины с одинокой женщиной, то о ней говорилось как о «побочной» жене. Дети их тоже считались «побочными».
— Вечная дискриминация! — сердито произнесла Катя.
Лаэртов поцеловал ей руку.
— Милая моя… В те времена люди так же влюблялись, испытывали страсть, ревновали… Я повторяю — другой была оценка этих переживаний: не было их романтизации и идеализации. Но сейчас все иначе, — прошептал Толик, нахмурившись. — Катя, так нельзя… Нет, я, конечно, не знаю твоей истории в целом, да и вообще — не мое дело судить, но… Нельзя строить свое счастье на чужом горе!
«Моя душа умерла…» — мгновенно вспомнила Катя, и прежние сомнения вновь всплыли на поверхность.
— Может… Может, и не будет никакого горя, — пробормотала она. — Лаэртов, это же самая обычная жизненная ситуация…
— Я бы с тобой никогда так не поступил, — проникновенно сказал он. — Мне и в голову не приходило завести роман на стороне… Твой Алексей — он…
— Ты просто ревнуешь! — закричала она. — Я поняла — ты ревнуешь!
— Я не ревную! — неожиданно и он стал кричать, очки с его носа свалились, и он опять едва успел подхватить их. — Я просто не узнаю тебя! Моя Катя не была такой! Моя Катя не разрушала чужие семьи!
— Да там давным-давно все разрушено!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю! А ты… Ты, Лаэртов, старомодное чучело!
Толик молчал, тяжело дыша. Катя тоже замолчала. Сердце у нее билось, словно сумасшедшее, и все та же тоска, которая, оказывается, никуда не исчезла, снова заползала в ее душу.
— Да, я чучело… — осипшим голосом прошептал Толик. — И меня нельзя любить…
Кажется, за стеклами его очков блеснули слезы. Милый, глупый Толик Лаэртов, который боялся всего на свете и которого мог так шокировать чужой роман…