Никогда не говори «навсегда»

Они были самого различного, порой даже неожиданного содержания… Учебники по психологии, труды популярных современных авторов, чьи фамилии Катя слышала не раз, множество изданий Фрейда и Берна, книги по искусствознанию и рукоделию. «Надо же, даже «Резьба по дереву» есть!» — удивилась Катя. Религиозные трактаты, Библия, Коран, какие-то зороастрийские учения… Судя по всему, пациентами Ефима Мироновича были очень разные люди, принадлежавшие к разным конфессиям, и ко всем требовался свой подход.

«Если он спросит, что меня беспокоит, то что я отвечу? — снова задумалась Катя. — А, я скажу, что я постоянно на взводе и все меня злит…»

Она машинально, из чисто профессионального интереса, потянулась к «Резьбе по дереву», но вместо нее почему-то вытащила из книжного ряда толстенную Библию. Перелистала и не нашла для себя ничего интересного. Подумала: «Какая архаика… Неужели это кто-то всерьез читает?» — и задвинула Библию на полку. Рука потянулась к красочному изданию Фрейда…

— А по ночам практически не сплю, — донеслось до Катиных ушей. Это тетка жаловалась доктору. Скорее всего, она тоже позволяет себе поздний ужин, вот и не спит! Так прокомментировала про себя теткино недомогание Катя. А та продолжала: — Все мысли, мысли какие-то… Словно я могу что-то изменить, если в тысячный раз начну об этом думать. И тоска. Такая, знаете ли, застарелая уже, почти привычная.

— Продолжайте, Мария Ивановна, — подбадривающе произнес голос психотерапевта.

«Мария Ивановна… — снова усмехнулась Катя. — Марь Иванна. Марьиванна. И имечко-то у нее, у этой тетки, соответственное!»

— Еще чувствую холод… — торопливо, с готовностью сообщила та. Катя не хотела слушать, но разговор навязчиво лез ей в уши…

— Где, в каком месте?

— Везде. Особенно руки мерзнут. И ноги. Конечности, словом… И еще внутри холодно, как будто я ледяной воды напилась. Кутаюсь, кутаюсь, в ванне горячей постоянно сижу, а все без толку. И постоянно эту сцену вспоминаю.

— Какую сцену, Мария Ивановна? — со спокойным участием произнес Ефим Миронович.

— Ну, как Сереженька приходит домой, просит меня сесть, а потом говорит: «Все, Маша, покидаю я тебя. Другую люблю…» — Голос женщины дрогнул, и она завсхлипывала.

«Немудрено, что он тебя бросил! — строго подумала Катя, вспомнив, как выглядит пациентка. — Талии нет, на голове воронье гнездо, шерсть какая-то к юбке прилипла… За собой надо было следить!»

— …говорит он мне это все, а я словно в тумане. Как будто это все неправда, сон! Не доходят Сереженькины слова до моего сознания. Ну, он уже вещи собрал и ушел, а я все сижу, сижу… И никак не могу проснуться!

— Водички, пожалуйста.

— Спасибо. В общем, не сразу я поняла, что он меня бросил. А ведь двадцать лет вместе прожили, душа в душу! — страстно произнесла женщина. — Деток у нас двое — старшенький сейчас в Германии учится, а младшенький одиннадцатый класс заканчивает…

— Дети как к уходу отца отнеслись?

— Да не очень… Не очень они его поступок поняли. И ведь что самое странное — я до последнего времени ни о чем не догадывалась. Сережа вел себя как обычно. Задерживался, конечно, по вечерам, и в выходные иногда уходил. Говорил, к друзьям…

Катя стояла у двери и, сжимая руки, теперь напряженно слушала эту бесхитростную, такую обычную исповедь. Столько женщин могли слово в слово повторить, что лепетала сейчас бедная Марьиванна…

«Нелли… Для Нелли тоже наступит такой день, — мелькнуло у Кати в голове. — Алеша уйдет от нее, и она тоже станет твердить: «За что?..» Нет, Нелли должна отреагировать совсем по-другому. Нелли сильнее, она справится!»

— Я все о той женщине думаю, к которой Сережа ушел. Сама-то я ее не видела, но знакомые рассказывали… Говорят, молоденькая, красивая. Веселая. Зачем она так со мной поступила?

— Мария Ивановна, это не она, это ваш муж…

— Ах, Ефим Миронович, я все понимаю! — с душераздирающим вздохом перебила женщина доктора. — Но она… На ней ведь тоже часть вины! Неужели она не знала, не догадывалась, какую боль я испытаю?

Катю стала бить мелкая дрожь, словно она сама глотнула из ледяной проруби. Она вдруг отчетливо, очень ясно представила Нелли после ухода Алексея — ошеломленную, измученную женщину. Убитую горем, подурневшую.

«Нет-нет, нельзя впускать такие мысли в себя! — испугалась Катя. — Я и в самом деле сойду с ума, если начну думать об этом!»

В их любовном треугольнике все будет по-другому. Конечно, Нелли предстоят несколько неприятных минут. Но Алексей, разумеется, сделает все, чтобы смягчить удар. В моральном и материальном плане. Пусть все оставит Нелли — не жалко. Он будет жить у Кати. Она, Катя, разумеется, будет позволять ему встречаться с дочерью сколько душе угодно. Нелли — современная, интересная женщина, не то, что эта тетеха в соседней комнате. Через некоторое время Нелли найдет себе нового спутника жизни, какого-нибудь приличного, весьма достойного мужчину. Недаром же в народе говорится: сорок пять — баба ягодка опять! Да, к тому сроку, на который намечен уход Алексея из семьи, Нелли будет именно сорок пять. Гм, еще совсем нестарая… И они все будут дружить семьями. Добрые, благородные, современные люди…

— Я просто места себе не нахожу. Да, знаю — время лечит, — бормотала в соседней комнате женщина. — Наверное, когда-нибудь эта боль будет не так остра. Но никогда я не смогу забыть того дня, когда он сказал, что больше не любит меня. Да, у меня есть дети, есть работа, есть хорошие друзья… Я об этом Помню. Только… только в тот день моя душа умерла.

— Моя душа умерла… — одними губами прошептала Катя.

И будущее, которое она представляла относительно благополучным и четким, вдруг стало рушиться на ее глазах. Она — милая, молодая женщина — станет виновницей чужого горя. До сегодняшнего дня ей было все равно, что будут чувствовать Нелли и Полина, а теперь Катя поняла: им будет очень больно.

И ей стало совсем не по себе. Она не хотела причинять кому-то зла! Ведь зло имеет свойство возвращаться!

«Моя душа умерла…» — повторила Катя еще раз слова незнакомой Марьиванны, как будто они имели непосредственное отношение и к ней, к Кате.

Теперь в кабинете за дверью говорил доктор — спокойно, увещевающе…

Минут через десять женщина и доктор вышли из кабинета. По лицу Марии Ивановны было видно, что она плакала, но теперь почти успокоилась.

— Ну-с, у нас еще пациентка… — благожелательно произнес Ефим Миронович. — Прошу.

Он приветливым жестом распахнул дверь. Был Ефим Миронович невысок, кругл и абсолютно, младенчески лыс. Пожалуй, более мирный облик трудно и вообразить, но Катя с каким-то ужасом шарахнулась от доктора.

— Нет-нет! — забормотала она. — Я не… Я передумала!

— Почему же? — с немного обиженной улыбкой спросил тот.

Страдалица Мария Ивановна давно ушла, казалось, унеся с собой все свои печали. Но слова ее остались: они витали в полутемном «предбанничке», точно дым. «Моя душа умерла…»