Никогда не говори «навсегда»

— Ма…

— Да, Мика?

— Может быть, слетаем туда? — нерешительно предложил он. — Ну, летом… Типа в туристическую поездку?

— Это дорого и неинтересно, — холодно произнесла Катя. — Лучше в Турцию.

— Надоела мне эта Турция! — с ненавистью произнес Мика. — Я хочу в Австралию!

— Вот вырастешь, заработаешь денег — и поезжай куда хочешь.

— Ма, ты не понимаешь!

— Мика, я даже адреса его не знаю, — все так же холодно произнесла Катя. — И потом… сомневаюсь я, что ты ему нужен.

— Нет, нужен… — неуверенно пробормотал Мика.

Они говорили о Григории Ганине.

«А если он и вправду в Москве? — мрачно подумала Катя. — Впрочем, какая разница… Такие, как Ганин, со временем не меняются. Бедный Мика, ты даже не подозреваешь, что за человек твой отец!»

Она ненавидела Григория Ганина. Григорий Ганин, пуп земли и центр вселенной, никогда не любил детей и никогда не хотел их. Сводить с ним Мику — только травмировать ребенка… «Впрочем, — тут же успокоила себя Катя, — вряд ли Ганин в Москве. Фаина вполне могла что-то напутать».

— Ма…

— Мика, пожалуйста, мне этот разговор неприятен, — отчеканила Катя.

Они дошли до мебельной фабрики, обнесенной каменным забором. Дядя Митя работал здесь. В данный момент он сидел за стеклянной перегородкой в своей проходной перед вертушкой и пил чай.

— Миша! Катя! — загудел он, ничуть не удивляясь. — Вот так гости…

Дмитрия Родионовича Быкова всегда отличало олимпийское спокойствие и жизнерадостность.

— Тебе гостинец от бабы Лизы… — Катя передала ему узелок. Дядя Митя, не разворачивая, положил его на подоконник.

Старенький переносной телевизор показывал юмористическую передачу — из разряда тех, которые Катя не стала бы смотреть даже под угрозой расстрела.

— Вот что… — Она решительно сделала звук потише. — Баба Лиза по тебе скучает.

— Так и я мамашу вспоминаю частенько! — Дядя Митя заморгал невинно.

— Ты у них раз в сто лет бываешь, — сурово произнесла Катя. — Это не дело.

— Так я видел ее на днях! — жалобно произнес тот.

— А теперь опять до следующего Нового года пропадешь…

Мика тем временем, сидя за поцарапанным столом, вертел в руках старый будильник.

— Ну, не могу я мамашу к себе взять! — задушенным голосом прошептал дядя Митя. — У меня площадь не позволяет! И Леонидочке обуза…

— Ты должен сам сказать об этом бабе Лизе, — пыталась растолковать Катя. — Понимаешь, она думает, что тетки ее не пускают.

Дядя Митя по каким-то причинам не хотел этого делать. Вероятно, не хотел разрушать свой имидж любящего и преданного сына.

— Она сбежать собирается, — неожиданно заявил Мика, который до этого, казалось, был увлечен только будильником. — Я слышал, что она себе под нос шепчет… У бабушки Лизы есть план.

— Чего? — ошеломленно спросил дядя Митя.

— План. У нее есть план.

— Какой еще план? — в свою очередь, растерялась и Катя.

— Довольно-таки сложный… — Мика покачал головой. Из-под вязаной шапки у него выбивались светлые вихры. «В парикмахерскую пора», — машинально подумала Катя, глядя на сына. У Григория Ганина были довольно длинные волосы. Мика ни в коем случае не должен быть похож на Григория Ганина… Катя увлеклась своими мыслями, а сын ее между тем продолжал: — Во-первых, баба Лиза ждет весны. Во-вторых, ее старое пальто съела моль, и она хочет купить себе новое. Появиться у тебя, дядь Мить, в старом она почему-то не хочет… В-третьих, она никак не может придумать повод, чтобы бабушка Аля отпустила ее из дома…

— Ничего себе! — крякнул дядя Митя. — Мамаша в бега собралась удариться! Катька, ты должна там предупредить всех…

— Хорошо, — озадаченно произнесла Катя. — Но до весны у нас по крайней мере есть еще время.

В этот момент в каморку вахтера заглянул какой-то работяга в ватнике.

— Родионыч, я тут достал кой-чего… — Он указал на бутылочное горлышко, торчавшее из кармана.

У дяди Мити заблестели глаза.

— Отлично! — бравым военным голосом произнес он. — Сейчас Муркин придет, он меня сменит. Через пять минут буду, Колян!..

«И это мои родственники! — с бессильной досадой думала Катя по дороге домой. — Дядя Митя за бутылку водки душу продаст!»

Дома она принялась за свое любимое дело — взяла деревянную заготовку и стала вырезать коня.

Резьбе по дереву Катя специально не училась — давным-давно, лет десять назад, взяла в руки инструменты и принялась за дело, словно заколдовал ее кто.

— Напоминает богородскую или Кудринскую резьбу… — заметил однажды Алексей, разглядывая ее уже довольно внушительную коллекцию лошадей. — Послушай, у тебя здорово получается… Хоть выставку устраивай!

— Ах, перестань! — отмахнулась тогда Катя. — При чем тут богородская резьба? Это все сублимация. Попытка занять себя чем-то в свободное время. Когда мы будем вместе, я брошу это дело.

На полках ее стояли и арабские скакуны, и орловские рысаки, и тяжелые битюги, и нежные тонконогие жеребята… Но на сей раз из-под летящей стружки вырисовывалось нечто особенное.

Мика подошел, заглянул из-за плеча.

— Здорово, ма! — одобрительно произнес он.

Светлая липовая стружка вилась вокруг Катиных пальцев. И неожиданно для себя она вдруг увидела зверя, который рождался из ее рук, — тонконогое изящное создание с вьющейся гривой и выразительной длинной мордой.

— Это будет сказочная лошадь, — пробормотала Катя, — на которой можно ускакать от любого недруга.

— А они у тебя есть? — с любопытством спросил сын.

— У любого человека есть недоброжелатели… — пожала Катя плечами.

Развивать тему она не стала, потому что на самом деле под «недругами» Катя подразумевала лишь одного человека — Григория Ганина. Он раздражал ее уже одним тем, что мог в данный момент находиться в Москве.

«А что, если Ганин решит встретиться со мной? — вдруг испугалась она. — Захочет вспомнить старых знакомых… Или просто наберет мой номер, который, кстати сказать, не так уж и сложно узнать…»

Она тут же решила, что ничего не скажет ему о Мике. Да, она ничего ему не скажет. Строгим голосом попросит его больше не беспокоить ее и положит трубку…

И в этот момент зазвонил телефон.

Катя от неожиданности выронила нож, которым резала дерево, и поспешно крикнула:

— Мика, я сама возьму трубку!

Мика пожал плечами и, засунув руки в карманы широких домашних штанов, с независимым видом ушел в другую комнату. На миг у Кати мелькнула мысль, что сын уже с трудом терпит ее — ее раздражение, ее приказы, ее самоуверенный тон…