Никогда не говори «навсегда»
Шрифт:
Вот как представлял свою дальнейшую жизнь Григорий Ганин.
Но то, что происходило сейчас, никуда не годилось.
Пережить собственного ребенка? Всего месяц провести рядом с ним и потерять? Потерять взрослого, славного мальчика — совсем непохожего на других детей…
Ганин со всего размаху швырнул в стену подвернувшийся ему под руку стул.
— Ганин, что случилось? — услышав грохот, тут же беспокойно позвала из другой комнаты Катя.
— Ничего, — он снова вышел к ней. — Вот что, Катя…
Она молча остановилась перед ним, подняла на него глаза.
— Катя, ты не должна
— Мы уже говорили об этом, — ответила она одними губами.
— Нет, ты меня, видимо, не поняла… Ты должна была поставить меня в известность! — едва сдерживаясь, произнес он. — Должна!
— Но ты уехал…
— Ну и что? Ну и что! — закричал он. — Неважно, какие у нас были отношения, ты в любом случае обязана была рассказать мне обо всем!
— Ты уехал!!!
— Катя… — Он железной хваткой вцепился в ее плечи, повернул — и комната закружилась вокруг них.
— Ты сам во всем виноват, — ответила она с ненавистью. — Ты меня не любил. Если бы любил, то все было бы по-другому.
— Я. Тебя. Любил! — раздельно ответил он.
Комната продолжала быстро вертеться вокруг них.
— Неправда, — холодно возразила она.
— Правда! Это ты меня не любила. Я тебе никогда не нравился. До сих пор не могу понять, зачем ты со мной встречалась…
— Ганин, я про тебя не могу понять то же самое!
— Целых одиннадцать лет… Целых одиннадцать лет ты молчала!
— Ты мог бы вернуться…
— Я и вернулся! — закричал он. — Я вернулся! Именно потому, что понял — я без тебя не могу! Бесполезно было удирать на другой конец света, когда ты, Катя, все равно осталась в моем сердце. Пару лет я там промучился, а потом вернулся — к тебе.
— Что? Ко мне?! Почему же тогда я тебя не заметила… — недобро засмеялась она.
— Мне сказали, что ты вышла замуж и родила ребенка, — вот почему!
— Кто тебе это сказал?
— Да бабка твоя — вот кто!
— Баба Лиза? — с недоумением спросила Катя. Комната перестала вертеться перед ней, и Катя чуть не упала. Ганин едва успел подхватить ее.
— Она самая!
— Минутку… Я не понимаю… Зачем она тебе это сказала? Неужели нарочно? — Катя медленно опустилась на диван. — Баба Лиза сказала тебе…
— В том-то и дело, что не нарочно, — язвительно ответил Ганин, стоя перед ней. — Она меня даже не узнала. Нарочно… Ничего подобного! Я, как прилетел, первым делом позвонил тебе. К телефону подошла твоя бабка. И, на мой вопрос, как бы мне переговорить с Катей, буркнула, что Катя здесь не живет, что тебя надо искать в другом месте. Что ты с мужем и ребенком прописана совсем в другом месте. И она весьма любезно продиктовала твой новый телефон.
— Что?
— Что слышала!
Катя сжала пальцами виски.
— Ганин… Гриша! Она ведь… она ведь сущую правду тебе сказала, — ошеломленно пробормотала Катя. — Так оно и было — я вышла замуж за Толика Лаэртова и вместе с Микой жила у него. Мика тогда еще был совсем маленький. А Толик Лаэртов — очень неплохой человек, у него единственный недостаток — его мама…
— Ничего плохого я и не собираюсь говорить о твоем муже, но я-то подумал, что ты от него родила ребенка! —
все тем же язвительным тоном произнес Ганин. — Я тогда понял единственное: поезд безвозвратно ушел!Катя, полуоткрыв рот, смотрела на него.
О чем она думала? Бог весть… Вряд ли она жалела о том, что обстоятельства развели их тогда в разные стороны.
Ганин отвернулся.
— Не имеет смысла теперь вспоминать, — глухо произнес он, — из-за чего мы расстались, что помешало нам снова встретиться. Не об этом мы должны думать сейчас.
— Да… — едва слышно откликнулась она. — Это все неважно. Но, Ганин…
— Что, Катя?
— Я очень сожалею. Прости меня. Нет, правда, ты должен был знать о сыне!
Он с изумлением повернулся к ней.
— И ты… ты меня тоже прости, — с трудом произнес он.
— Ну, а ты-то в чем виноват?
— В том… в том, что уехал. Что не дал тебе понять, насколько ты дорога мне. Ох уж этот юношеский максимализм! — с досадой произнес он. — Если бы я вел себя чуточку по-другому… Ты бы тогда не побоялась найти меня…
— Гриша, не надо, — покачала она головой.
— И почему я не поговорил с тобой, когда вернулся… Вот в чем я тоже виноват!
— Бог наказывает нас — за те ошибки, которые мы совершили когда-то… — мрачно произнесла она. Потом ее плечи снова затряслись. — Но при чем тут мой сын?! — вдруг жалобно, с отчаянием выкрикнула она, подняв лицо кверху. Слезы текли по ее щекам. — Наш сын…
Солнечный свет едва пробивался сквозь пыльные окна.
Было холодно, но холода Нелли не чувствовала — в каком-то оцепенении она сидела у старого деревянного стола и машинально теребила бахрому ветхой скатерти.
Герман ходил из угла в угол, и половицы скрипели у него под ногами.
У него опять разболелся желудок — Нелли определила это по зеленовато-желтому, бледному лицу брата. Он мучился, но скрывал боль. «Как бы язва у него опять не открылась, — машинально подумала Нелли. — Что мы будем делать, если ему станет плохо?»
— Нас никто не найдет, — хрипло произнес Герман. — Чего ты боишься? Мы все продумали.
— Да, никто нас не найдет… — торопливо согласилась она.
В самом деле, никому и в голову не пришло бы искать их в этом заброшенном дачном домике, принадлежащем бывшей теще Германа. Старуха не появлялась аут раньше июня — он прекрасно это знал. И ехали они сюда не на машине Нелли, а на другой, взятой напрокат.
— Надо сделать то, что мы давно задумали, а там — будь что будет… — морщась, пробормотал брат. — Ведь так, Нелли?
— Совершенно верно.
— Никто, кроме нас, не заступится за нашу Поленьку… — мрачно бормотал он. — Это будет справедливое возмездие. Око за око! Послушай, Нелли…
— Что? — тихо отозвалась она.
— Я вот тут подумал — надо все сделать… с какой-то выдумкой, что ли…
— Как это? — непонимающе подняла она на него глаза.
— Ты ведь микробиолог… Знаешь, было бы неплохо, если бы ты достала какой-нибудь вирус, или что-нибудь в таком роде…
— Где же я его достану? — с удивлением сказала она. — Герочка, я же не в секретной лаборатории работаю, а на молокозаводе… Там, кроме кефирной закваски, и нет ничего!