Никогда не кончится июнь
Шрифт:
Я вышла, мгновенно оказавшись почти по колено в лопухах и крапиве, и он тут же дал газу.
Выйдя из лопухов на дорогу, я удивленно осмотрелась по сторонам.
Куда это я попала?..
Сзади, за моей спиной, — лесок, или, вернее, небольшие посадки, внизу, под земляной насыпью, простирается широкий луг, а где переезд?..
Он потерялся — завернул куда-то, и теперь надо возвращаться назад и искать его.
Чертыхнувшись, я побрела назад вдоль дороги, чувствуя, как жара — совсем не июньская — постепенно превращается
Я шла минут десять, поглядывая на луг, когда на солнце вдруг сверкнули уходящие к горизонту рельсы. Быстро перейдя дорогу, по которой за это время не проехало ни одной машины, я по насыпи спустилась к лугу и вскоре оказалась перед ними. В легком недоумении повертела головой — где же почта?..
Там всего один дом…
А ноги сами собой ступили на рельсы и почему-то быстро, как в сапогах маленького Мука, поспешили вперед.
Я шла довольно долго и стала уже сомневаться в правильности избранного пути, когда передо мной вдруг, словно из ниоткуда, возникла одинокая скособоченная избушка — ни дать ни взять, сельская почта.
Вздохнув с облегчением, я подошла к избушке и ступила на ее обваливающиеся шаткие порожки.
За низенькой скрипучей дверцей моему изумленному взору предстала удивительная картина: за высокой стойкой в креслице-качалке сидела маленькая старушка в очочках и ловкими пальчиками вязала теплый зимний шарф. Увидев меня, она вскочила с креслица и, не дав мне вымолвить ни слова, возбужденно вскричала:
— А вот и за гитарой пришли!
И я, хлопая глазами, пронаблюдала, как старушка лезет в стоящий у стены огромный кованый сундук, причитая себе под нос:
— Славушка сказал — придет девочка! А я жду-жду, уж думаю, и не придет, наверно… И вот, пришла-таки!
— Простите… вы, наверно, не так поняли… У меня извещение… — пробормотала я, чувствуя, что глаза упорно лезут на лоб, но старушка, не слушая, нырнула рукой куда-то глубоко, на самое дно сундука, и вдруг вытащила… очень необычную черную гитару.
Подтащив ее к стойке, она осторожно положила интересную вещицу вдоль нее.
Я взглянула на гитару. Сразу видно, что очень-очень старая и просто невероятно дорогая… Вот бы сыграть на ней!..
Но, как ни велико было вспыхнувшее искушение забрать инструмент, я все же справилась с нехорошим чувством и протянула старушке извещение со словами:
— Посмотрите, пожалуйста, посылку для Дарьи Буранюк!
И полезла в сумку за паспортом.
Однако та даже не взглянула на извещение и, слегка придвинув ко мне гитару, произнесла со слезой в голосе:
— Наконец-то ты пришла! Как же долго Славушка тебя ждал!
— Да нет, я… — вновь попыталась я оказать сопротивление худенькой бабульке, всучивающей мне в руку изящную шейку гитары.
Но безуспешно. Увидев, что гитара надежно зажата в моей руке, старушка вышла из-за стойки и глянула на меня чистыми, как небесная роса, глазами.
— Пойдем, назад провожу, а то долго плутать будешь…
Как во сне двигаясь за ее хрупкой фигуркой, я по тем же шатким порожкам вышла на улицу и — сама не знаю, как — минуты через три уже стояла на повороте рельсов к дороге.
С нескрываемым изумлением я воззрилась на провожатую.
— А дальше
нельзя мне… — сказала та, мягко улыбнувшись, и у меня возникло удивительное ощущение, что она, сложив ладони, зачерпнула горстью мою душу, легонько встряхнула ее и поставила на место.— Дальше иди одна…
Старушка повернулась, и спина ее вдруг начала стремительно удаляться, словно она не шла, а плыла по лугу на быстром невидимом корабле. Через несколько секунд фигурка ее исчезла на горизонте.
Оторвав, наконец, зачарованный взгляд от луга, на котором уже никого не было, я увидела, что стою возле насыпи, а в руке моей зажата черная сверкающая гитара.
Все еще не выходя из лунатического состояния, я поднялась наверх и впрыгнула в подъехавший автобус.
— Блуждают, блуждают гдей-то до ночи… — неприветливо встретила меня хмурая кондукторша, и я вдруг обратила внимание на то, что, кроме меня, в автобусе никого нет. — А мы подбирай их… Это тебе повезло еще, что последний рейс ввели, а то б ночевала тут…
— До какой ночи? — не поняла я, с удивлением замечая, что на улице уже смеркается.
— А ты где была-то? — вдруг, понизив голос, спросила женщина.
— На почте… — пролепетала я, постепенно приходя в себя и чувствуя в руке теплое дерево.
— На какой почте, пьяная что ль? — она попыталась ко мне принюхаться.
— Сами вы пьяная! — рассердилась я, уворачиваясь. — В двадцатом отделении!
Кондукторша покосилась на меня, потом за окно, на тонущий в сумерках луг, и произнесла как-то странно:
— Нет там никакой почты. Отродясь не было.
Я оторопело взглянула на нее.
— И по рельсам не ходи больше — бывает, люди оттуда не возвращаются. Лет пять назад ученые приезжали, изучали. Говорят, зона там аномальная — голоса какие-то слышатся, призраки по лугу бродят… И еще это… время в одну сторону быстрее текет, в другую медленнее. Моли Бога, что живая оттуда ушла…
— И почты, получается, нет?.. — дошло вдруг до меня.
А где же я тогда побывала?..
Кондукторша потерла ладонью прижатую к животу сумку.
— Да почта-то есть. Только не за лугом, а на две остановки дальше — у «Даниловского». Туда всякие дорогие посылки приходят — особо ценный груз. Да ее ни с чем не спутаешь, там только один дом — высокий, на окнах решетки, охрана…
— А за лугом-то что?.. — произнесла я еле слышно.
— Нет ничего за лугом, поняла? Ничего. И рельсы эти никуда не ведут. Никуда.
Я в напряжении почесала лоб. Значит, я попала не на почту, а в дом какой-то старушки, и забрала у нее гитару, которая предназначалась вовсе не мне. А мне надо было к неведомому «Даниловскому» за особо ценным грузом.
А что вообще написано в извещении?.. Почему меня с ним посылают то туда, то сюда?..
Трясущейся рукой я вынула из кармана джинсов клочок серой бумаги. Здесь должно быть указано почтовое отделение.
Я взглянула на извещение и застыла.
В моих руках был только корешок извещения с написанным твердым почерком словом «Получено» и четкой круглой печатью «Почтовое отделение № 20».
Как же так?..
Приглядевшись повнимательнее, я увидела возле цифры «20» маленькую буковку «а».