Никогда не кончится июнь

«- Какая почта? Пьяная, что ль?.. Нет за лугом никакой почты! Нет, и никогда не было!..»

Сквозь стремительно опускающуюся на землю ночь я снова, до боли в глазах, всмотрелась в черную дорогу.

Она по-прежнему была пуста и безмолвна.

Неожиданно поднялся ветерок, на открытом со всех сторон пространстве стало холоднее, и я, кутаясь в собственные руки, ощутила легкую панику.

А вдруг он не придет?!.

И в этот момент на самом краю дороги показалось далекое светлое пятнышко.

Автобус!

Пятнышко начало приближаться, и я увидела, что это вовсе не автобус, а темно-синяя иномарка. Выбежав почти на середину дороги, я замахала руками и громко закричала, но машина лишь поддала газу и со свистом промчалась мимо.

Отчаяние мое усилилось.

Я опять прислонилась к кривому столбу, и мне пришлось простоять так не меньше получаса, прежде чем на горизонте вновь показалось светлое пятно.

И на этот раз это был ОН.

Последний автобус, направляющийся в город.

Я ворвалась в него, как буря, тяжело дыша и дрожа от страха и холода.

Народу в автобусе не было, лишь в конце салона стояла, растопырив ноги, та самая кондукторша, о которой я уже вспоминала.

Кондукторша тоже узнала меня. Помолчав с минуту, она все-таки не выдержала и с ехидцей спросила:

— Опять на почту ходила?

При этих словах на ее лицо набежала легкая усмешка.

Я хотела было нахамить ей, но в последний момент сдержалась.

Вдруг еще раз придется воспользоваться этим транспортом, а она назло попросит не останавливать?..

— Да, — вежливо ответила я.

Тетка помолчала, глядя в окно на проплывающие деревья.

Я уж подумала, что диалог окончен, как вдруг она снова вступила:

— Игде ж ты энту почту-то находишь? Там луга одни бескрайние…

Страх стал понемногу отпускать, но пережитое потребовало разрядки.

Я опять хотела нахамить. И вновь сдержалась по той же причине.

— За лугом стоит небольшой домик. Это и есть почта.

— За лугом… Не знаю я никакой почты! Почта дальше, у «Даниловского».

Я тяжело вздохнула, из последних сил сдерживая раздражение.

Все это, почти слово в слово, я уже слышала в первое свое путешествие к загадочному почтовому отделению № 20а.

И в который уже раз удивилась — ну что за люди бывают! Какая разница, знаешь ты про почту или нет?.. Ведь тебе не нужна ни эта почта, ни знание о ней… А те, кому нужно — знают…

Я поджала колени и обхватила их руками. Теплый июньский день перетек в ночь, и стало заметно прохладнее.

«Больше не буду отвечать»… — подумала я.

Однако вопрос местонахождения почты, похоже, всерьез озаботил кондукторшу.

— Нету там ничаво… — протяжно зевнула она. — Вот раньше — да… Кафе там одно было. А сейчас давно уже ничаво нет…

Слово «кафе» шибануло меня, как током.

— Какое кафе? — невольно насторожилась я, позабыв данный самой себе обет молчания.

Тетка опять зевнула. Потом с ленцой произнесла:

— Да обычное кафе. Свадьбы там часто играли. Как раз там оно и было, за лугом. Но его уж лет двадцать как снесли.

Кафе.

За городом.

Лет двадцать как снесли…

— А как называлось кафе? — пролепетала я, с удивлением обнаружив, что голос тянется откуда-то из желудка.

Тетка нахмурилась, вспоминая.

Потом пожала плечами:

— Не помню… Да какая разница?..

Значит, есть за лугом почта или нет — разница большая. А как называлось кафе — разницы никакой. Здорово рассуждает баба!..

— Может… «Лабиринт»?.. — осторожно подала я намек.

Рассчитывая на бодрый возглас:

— Да-да! Точно — «Лабиринт»! Именно так!

Но тетка лишь снова зевнула и, прикрывая ладонью рот, лениво повторила:

— Не помню.

Разочарованно я выглянула в окно и увидела, что чуть не проехала свою остановку.

— Эй, остановите!.. — закричала я водителю.

— А чего ж ты сидишь-то? — проснулась тетка. — Сидят, сидят до последнего, лясы чешут… А потом орут благим матом…

Проигнорировав дельное замечание, я выскочила в раскрытую дверь.

Ну что ж, по-крайней мере, гитару я вернула…

— Эй! — раздалось в спину. Я недоуменно обернулась. Из распахнутых дверей автобуса высовывалась кондукторша.

— Маша-растеряша! — крикнула она доброжелательно. — Скажи спасибо, что я блюду… Твоя?

И глаза мои сами собой начали расширяться.

В руке у тетки была черная гитара.

— Так ведь и оставила бы на сиденье… На! — и она протянула мне узкий потертый футляр.

— Спасибо… — тихо сказала я, чувствуя полный сумбур в голове.

Дверь захлопнулась, и автобус уехал.

На чем я остановилась в своих размышлениях?..

Ах, да — по-крайней мере, гитару я вернула…

Медленно, печатая каждый шаг, я побрела к дому.

Понимая, что запутываюсь в этой истории все больше и больше.

Я шла, а передо мной неотступно вставал образ бледного мужчины с каштановой шевелюрой.

И то мгновение, когда он обернулся ко мне, и я увидела его лицо.

Это был антиквар Борис Тимофеевич Залевский. Вне всяких сомнений, это был он. Правда, таким я его никогда не знала…

Ведь он был моложе лет на двадцать!

Я подошла к двери подъезда и перед тем, как войти в него, снова задумчиво посмотрела на небо.

Моложе…

На двадцать лет.

Что бы это значило?..

ГЛАВА 21

Войдя в квартиру, я устало поставила гитарный чехол в угол и прошла в кухню. Противоречивые мысли бродили в моей голове, и надо было привести их в какую-то систему.