Никогда не называй это любовью

Кэтрин снова пришлось сдерживать слезы. Эти сцены были драгоценны для нее еще и потому, что случались крайне редко. И ей казалось, что она в десятый раз проживает свою жизнь заново, и это было правдой, ибо она всегда оживала в такие мгновения.

Но не всегда их встречи сопровождались необузданным восторгом. Какая-то тень незримо сопровождала эти свидания. На этот раз их встречу омрачила трагедия, произошедшая с сэром Чарлзом Дилком.

– Но ведь против него нет никаких доказательств, – проговорила Кэтрин. – Эта девушка, Мэри Крофорд, возможно, лжет. Почему же общественное мнение считает, будто его вина неоспорима?

– Ты говоришь о гипотетическом случае, не так ли? Или о нас?

– О нас, – честно призналась Кэтрин. – Предположим, что Вилли будет мстить…

– Такое возможно?

– Не думаю, что в настоящее время он станет что-то предпринимать против нас. Несмотря на его вспыльчивость, я по-прежнему считаю, что нынешнее положение его вполне устраивает. Он был очень разочарован, что ему никак не удается стать главным секретарем, но понимает, что это не твоя вина. Нет, не думаю, что он будет предпринимать какие-то шаги. Однако, если он что-либо сделает…

– Кэт, мне надо тебе кое-что сказать. Недавно я беседовал с моим поверенным, мистером Индеруиком. Я советовался с ним насчет европейской страны, где ты смогла бы жить, имея право взять на себя опеку над Клер и новым ребенком. Я спросил его, есть ли такое государство. Он пока не дал мне ответа. Но он собирается самым тщательным образом изучить этот вопрос.

Кэтрин бессильно откинулась в своем кресле.

– Ты хочешь сказать, что мне придется уехать?

– А разве тебе не хотелось бы этого?

Она пропустила его вопрос мимо ушей.

– Чарлз! Никогда, повторяю, никогдане делай этого! Никогда! Мы же уже обсуждали это прежде и, полагаю, не раз еще будем возвращаться к этому, но мой ответ всегда будет одним и тем же. Я не позволю тебе уехать!

– Даже если возникнет скандал со вторым Дилком? – грустно усмехнулся он.

– Да! И даже если тебе придется встретиться лицом к лицу со своими врагами! Я знаю, что этого не миновать. Поскольку в противном случае ты умрешь. Ты начнешь сам себя истязать своим же презрением и доведешь себя до смерти.

– Кэт, дорогая, мы об этом тоже уже говорили.

– О, знаешь, у меня длинная шея. И я сумею высоко держать голову.

Он склонился над ее рукой, поцеловал и долгое время не выпускал из пальцев.

– Значит, скажи мистеру Индеруику, чтобы он больше не занимался этим вопросом.

– А мне так хочется, чтобы ты и мои дети стали по-настоящему Моими.

– Но наш дом, где бы он ни был, всегда будет полон призраков, – грустно проговорила она. – Полагаю, ирландцы лучше разбираются в призраках, нежели кто другой.

– Да. Призраки преследуют меня даже сейчас. – Неожиданно он резко поднялся, словно сбросил с себя тяжелую ношу. – Будь проклята эта моя противоречивость! Будь проклята одержимость моей страной!

– И будь проклята я, – добавила Кэтрин. – Но мне от тебя ничего не нужно, кроме тебя самого. Сядь, дорогой. И почитай мне.

Он медленно сел, но все его тело по-прежнему было напряжено до предела.

– Что тебе почитать?

– Что-нибудь из Джона Донна… «Остерегись любить меня теперь: опасен этот поворот, поверь».

Медленный тихий голос, колыхающееся пламя камина, приглушенный свет газовой лампы – все навевало беспредельное спокойствие и невыносимую печаль.

Но вместе – и люби, и ненавидь, так можно крайность крайностью смягчить; люби – чтоб мне счастливым умереть, и милосердно ненавидь любя… [35]

35

Донн Джон. Предостережение. Пер. Г. Кружкова.

Глава 17

В августе 1885 года парламент был распущен до Главных выборов, которые должны были проводиться в 1886 году.

В ноябре, когда сиреневые туманы повисли над деревьями парка и первые морозы покрыли инеем траву, Кэтрин родила еще одну девочку.

Назвали ее Франсес, а уменьшительное имя дали Кэти. Все женщины в доме тепло встретили новорожденную. Вилли, к облегчению Кэтрин, уехал, и Чарлзу ненадолго выпала возможность посещать Кэт, хотя он с головой погрузился в избирательную кампанию. Было очень важно вернуть к власти либералов, притом, что Чарлз совершенно не сомневался, что консерваторы не будут особенно выступать против билля о гомруле. Какая бы партия ни победила на выборах, ирландские националисты численностью в восемьдесят шесть человек сумеют поддерживать равновесие власти. Положение было сложным и напряженным.

Но не для Вилли. Мистер Гладстон и его партия были переизбраны, но, находясь весьма далеко от кресла главного секретаря, Вилли понимал, что его не переизберут даже на его бывшее место в графстве Клер. Он всегда был непопулярен в ирландской партии, что вовсе не удивительно, поскольку Вилли открыто презирал и высмеивал ее членов за их неуклюжие манеры и неумение одеваться. Более того, Вилли заявил, что он радуется отсутствию необходимости сидеть вместе с этими непризнанными гениями. В самом деле, один из раздраженных членов ирландской фракции, отвечавший О'Ши в полной мере презрением, как-то поздно вечером подстерег его в вестибюле парламента, намереваясь прикончить. Но глупый малый изрядно накачался до этого виски и поэтому пребывал в таком состоянии, что был не в силах причинить кому-нибудь вред. Это событие могло бы только поддержать Вилли в его осуждении неуправляемого поведения членов ирландской партии, если бы он сам не вел себя слишком по-дурацки, упрямо, делая все наоборот.

И он публично отказался от данного прежде обещания придерживаться партийной политики. Это выглядело так, будто он разделял чувства королевы, которая после выборов записала в своем дневнике следующие ядовитые слова: «Мистер Гладстон продолжает утверждать, что никто не смеет сомневаться в ирландской позиции, если самим ирландским народом были избраны восемьдесят шесть человек в защиту гомруля. Однако я заметила, что этими людьми оказались главным образом те, кто пользуется весьма дурной славой, были избраны они по приказу Парнелла, а вовсе не представляли всю страну». Безусловно, Вилли не причислял себя к людям, пользующимся дурной славой, но то, что он лишился своего места, оставалось фактом, и посему он намеревался чинить различные неприятности до тех пор, пока не добьется своего поста. Хотя правдой было и то, что при помощи лорда Ричарда Гроувнора, мистера Гладстона (Кэтрин написала обоим) и при поддержке мистера Парнелла Вилли оставался представителем в одном из ливерпульских округов, но для Вилли это было полным поражением. Поэтому он выискивал другую возможность выделиться. Великий и могущественный мистер Парнелл должен добиться для него места в Ирландии, несмотря на то что он публично отказался от обещания поддерживать партийную политику.

И вот он прибыл в Элшем, чтобы уведомить об этом Кэтрин. Он развалился в кресле напротив камина, поставил рядом графин с портвейном и произнес не без радостных ноток в голосе:

– Что ж, Кэт, время пришло! Парнелл должен кое-что сделать для меня.

– Да как же он может это сделать, если ты сам уничтожил все свои шансы на успех? – вспылила Кэтрин. – Тебе не следовало публично отказываться от обещания поддерживать политику своей партии. Ведь в итоге ты стал еще больше непопулярен среди ее членов.