Никогда тебя не отпущу
Шрифт:
– Нет, – отвечаю я. – Она ни с кем не встречается.
Я не хочу развивать эту тему. Я же сказала ему, что не хочу говорить о ней, но такое ощущение, что он даже не слышал меня.
– Жаль. Я так надеялся, что она найдет кого-то, кто осчастливит ее. – Он выглядит искренним, но я не понимаю выражения его лица. Я не знаю этого человека.
– Как твои дела в обществе «Анонимных алкоголиков»?
– Нормально. – Он кивает. – У меня есть поручитель.
– Ты будешь ходить на все собрания?
– Ты говоришь, как мой адвокат.
Он улыбается, но
– Ты не обязан развлекать меня, – говорю я. – Просто я не знаю, о чем вести беседу.
– Я тоже, – кивает он. – Давай начнем сначала.
– Ладно.
– Я кое-что принес тебе.
Он наклоняется к своей сумке, стоящей у его ног, достает оттуда длинную прямоугольную коробку и протягивает ее мне через стол. Я узнаю эту упаковку. Цветные карандаши «Призмаколор Премьер». Я долго рассматривала их в художественном салоне, но купила себе более дешевые. Сто пятьдесят оттенков. Откуда он узнал, что я о них грезила?
– Спасибо. Круто.
Мне казалось, я должна сказать что-то еще, но я не могла подобрать слова, не могла объяснить, как ужасно мне хочется начать рисовать ими прямо сейчас, как водоворот всех этих цветов захватывает мой разум. Мне хочется разложить их всех на полу и прикоснуться к каждому.
– Альбом у тебя с собой?
– Ага.
– Я могу посмотреть, над чем ты работаешь?
Достаю альбом из рюкзака и передаю ему. Мое лицо горит, когда он начинает листать страницы и комментировать рисунки. Вот черт, как же мне нравится этот момент, нравится выражение гордости на его лице! Сколько же всего хочется показать ему! Сейчас я осознаю, что некоторые из них я рисовала именно для него, даже не подозревая об этом. «Ладно, – думаю я. – Мама поймет».
Глава 9. Линдси
Июнь 2004 г.
Он был дома. Его обувь лежала у входной двери, на полу остались грязные следы, комья земли разбросаны по всей прихожей. Розовые кроссовки Софи оказались под его ботинками. Я вытащила их. Он был пьян, даже больше обычного, едва смотрел на меня, когда ввалился в дом и упал на диван.
Я смотрела на него, наблюдая, как при храпе приоткрывается его рот. Одну руку он закинул за голову. Волосы снова стали длинными, они падали ему на глаза, точно так же, как в день нашего знакомства. Шла только первая неделя июня, а у него уже загорела шея, бицепсы, которые я так любила гладить, и те места, где задиралась рубашка. Другая его рука лежала на животе. Если бы я ее подняла, она шлепнулась бы обратно. Он чем-то испачкал рубашку, может, кетчупом или соусом от пиццы или спагетти. Я посмотрела на пятна. Придется воспользоваться пятновыводителем.
У мамы всегда хранились запасы моющих средств в ванной. Она щедро заливала ими рубашки отца, мои платья, когда я была маленькой грязнулей. Мама говорила, что одной только стирки вещей моего брата хватало, чтобы держать компании по производству
моющих средств на плаву; они должны присылать ей бесплатно пробники своего товара. Они с отцом в январе ездили отдыхать, вернулись загорелые и счастливые. Месяцы неслись один за другим. Софи было уже почти пять с половиной. Она сама вставала по утрам, сама справлялась со своей кашей и смотрела мультики. Она увидит его таким.Мне нужно зайти к ней в комнату сложить ее вещи и увезти прочь. Мы могли бы отправиться к моим родителям, я нашла бы работу. Что-то, хоть что-нибудь. Я испытывала очередной приступ злости, когда вспоминала свои курсы по дизайну интерьеров, которые я так любила. Эндрю продолжал работать допоздна, или не мог забирать Софи из школы, или обязывал меня занести что-нибудь к нему на работу. Какой смысл? Я бросила курсы.
Эндрю что-то бормотал и чмокал губами, лениво почесывал себе живот. Он часто просыпался среди ночи и снова погружался в сон, привлекая меня поближе к себе. Меня так обдавало жаром его тела, что я не могла дышать. Я потом долго не засыпала.
– Что с папочкой?
Я вздрогнула. Даже не слышала, как Софи пробралась в комнату. На ней была розовая пижама, волосы растрепаны. Она накручивала прядь волос на палец.
– Он просто устал.
Она подошла ближе, наклонилась к нему и принюхалась. Затем подняла взгляд на меня и прошептала:
– От него дурно пахнет.
На ее лице – сплошная невинность, но я могла заметить зачатки осознания, слабые отголоски осуждения. Когда она начала узнавать запах пива? Бросит ли она ему вызов насчет пьянства? Как он отреагирует?
Я подвинулась ближе, оттолкнула ее:
– Ну же, Софи. Иди спать.
Эндрю открыл глаза и резко махнул рукой, едва не зацепив Софи и задев меня так, что я потеряла равновесие. Я упала на журнальный столик, а потом скатилась и с него. Оглушенная, я лежала на полу, хватая воздух ртом. Софи тут же оказалась рядом со мной и крепко меня обняла.
– Мамочка!
– Все хорошо, малышка, – сказала я, когда наконец смогла заговорить, но каждое слово отражалось болью в ребрах, а ощущения в спине были такие, словно меня разорвали пополам. Я оглянулась через плечо.
Эндрю покачиваясь стоял на ногах.
– Что ты, черт побери, делаешь?
– Папа, прекрати! – заплакала Софи. – Ты толкнул маму!
Он уставился на нас, медленно моргая.
– Софи? – Эндрю протянул руку, а она прижалась ко мне. Он нахмурился и сделал несколько шагов вперед.
– Эндрю, – сказала я, – Эндрю, пожалуйста, ложись спать.
Он сосредоточил свой взгляд на мне, и я затаила дыхание. Наконец он развернулся и поплелся в спальню, придерживаясь за стены. Дверь спальни захлопнулась.
Я спала в комнате Софи, обнимала ее и гладила ей волосы всякий раз, когда она просыпалась. В ванной я посмотрела в зеркало, чтобы проверить свои ушибы, и вздрогнула, когда приложила холодную ткань к правой стороне спины. Длинная красная отметина завтра наверняка станет синяком.
Когда я забралась в кровать к Софи, то легла на живот, выпрямив спину и дыша таким образом, чтобы не стонать от боли. Она потянулась ко мне и нежно прикоснулась к лопатке, ее маленькая ручка опустилась вниз по моему позвоночнику.