Николай Гоголь. Жизнь и творчество

Но выше по служебной лестнице Гоголь не продвинулся, а в марте 1831 года окончательно уволился из департамента. "Государственная служба" Гоголя продолжалась менее полутора лет.

Бесследной она не прошла, ибо пребывание в канцеляриях снабдило его богатым материалом для будущих произведений — тех произведений, которые запечатлели чиновничий быт, власть иерархии и функционирование бюрократической машины. Однако от иллюзии полезной деятельности на государственном поприще Гоголь быстро освободился. По крайней мере, от иллюзии личного участия в этой деятельности. Характерно, что он так и не добрался до поприща юстиции, на котором намеревался бороться с беззаконием и несправедливостью.

Интересы Гоголя всё более перемещаются в сферу литературных и научных занятий. Несмотря на неудачу с "Ганцем Кюхельгартеном", он продолжает пробовать свое перо, вынашивает новые художественные замыслы. 72

В февральском и мартовском номерах журнала "Отечественные записки"* за 1830 г. появляется повесть Гоголя "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала". Имени своего он по-прежнему объявить не решился" скрывшись под маской вымышленного повествователя. Подзаголовок гласил, что это — "малороссийская* повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви".

А потом Гоголь опубликовал ещё несколько произведений и все под чужими, вернее, зашифрованными именами. Отрывок из романа "Гетьман" появился за подписью ОООО (поскольку в имени и фамилии: Николай Гоголь-Яновский буква "о" встречается четыре раза); "Глава из малороссийской повести: Страшный Кабан" была снабжена подписью П. Глечик (имя одного из персонажей романа "Гетьман"); статья "Несколько мыслей о преподавании детям географии" напечатана под именем Г. Янов (аббревиатура, т. е. сокращение, от Гоголь-Яновский).

И только отрывок "Женщина" решился подписать "Н. Гоголь", видимо, уже не испытывая сомнений в достоинстве своего нового опыта.

Опубликованные произведения также "были почти все в лирическом и сурьёзном роде". Однако перо стало увереннее, твёрже; проявилась яркость колорита — бытового, национального; экспрессия в драматических сценах. В статьях же на научные темы появилась дельность и продуманность, свидетельствующие о серьёзности намерений молодого автора.

Новые публикации Гоголя обратили на себя внимание критики и читателей. И что ещё важнее — они помогли ему завязать ряд важных литературных знакомств.

В течение нескольких месяцев 1830 года Гоголь знакомится со знаменитым поэтом В. А. Жуковским*, с поэтом и критиком П. А. Плетнёвым*, с поэтом и издателем А. А. Дельвигом*. Дельвиг редактировал альманах "Северные цветы" и "Литературную газету", где печатались названные выше произведения Гоголя.

И Жуковский, и Плетнёв, и Дельвиг были друзьями Пушкина, принадлежали к так называемому "пушкинскому кругу". Перед Гоголем открывался путь к Пушкину, о встрече с которым он мечтал с первых дней петербургской жизни. До Пушкина, в свою очередь, уже доходили слухи о молодом украинце, любящем науки и литературу и подающем большие надежды.

И вот желанное свершилось. 20 мая 1831 года на вечере у Плетнёва двадцатидвухлетний Гоголь был представлен Пушкину. Летом отношения Гоголя с пушкинским кругом становятся довольно близкими: живя в Павловске близ Петербурга, он часто бывает у Пушкина и Жуковского в Царском Селе. Он осведомлён об их только что написанных произведениях, выполняет поручения Пушкина по изданию его "Повестей Белкина" и т. д.

Нескрываемой гордостью дышит гоголевское письмо к Данилевскому: "Всё лето я прожил в Павловске и Царском Селе… Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей".

Местоимением "мы" Гоголь невольно причислил себя к избранным, к цвету русской литературы. Летом 1831 года ото могло показаться ещё бахвальством. Но спустя два-три месяца, когда вышла первая часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки", все увидели, что это были не пустые слова.

"Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе…"

Идея будущих украинских повестей зародилась у Гоголя давно, в первые месяцы петербургской жизни. Ещё до издания "Ганца Кюхельгартена", до заграничной поездки, до безуспешной попытки поступить на сцену и многих других предприятий и неудач Гоголь обратился к матери с просьбой о "величайшем из одолжений". "Вы имеете тонкий, наблюдательный ум, вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших, и потому… вы не откажетесь сообщить мне их в нашей переписке. Это мне очень, очень нужно".

Что же нужно было Г оголю? И наименование полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до сапогов; и описание свадьбы, включая малейшие подробности; и отчёт о всевозможных народных поверьях и обычаях, например об Иване Купале*, о русалках; и сведения из прошлого, вроде описания платья, носимого "до времён гетманских"*.

Трудно сказать, возникло ли тогда у Гоголя намерение создать цикл повестей; но то, что один-два замысла конкретных произведений уже забрезжили в его сознании, показывает характер просьбы. Показывает целенаправленность, с какой осуществляются поиски и отбор материала.

И действительно, забегая вперёд, можно увидеть, что почти все, если не все, испрашиваемые Гоголем сведения нашли применение в его повестях: в "Вечере накануне Ивана Купалы", в "Страшной мести" и других.

В течение следующих лет Гоголь вынашивает, а частично и пишет задуманные повести ("Бисаврюк…" — начальная редакция "Вечера накануне Ивана Купалы" — была их первой ласточкой), пишет наряду с другими произведениями, учёными или беллетристическими, находившимися пока на первом плане. Такова вообще особенность работы Гоголя, заключающаяся в одновременности его творческих усилий. Новые замыслы наслаивались на старые, то обгоняя их, то уступая им дорогу.

"Вечера на хуторе близ Диканьки" обогнали другие замыслы. Вернее сказать, "Вечера…" их оттеснили, благодаря своей значительности, найденному новому поэтическому тону. Ни лиризма, ни серьёзности Гоголь в своей новой книге не оставил, но он придал им совершенно необычный колорит, представил в каком-то неожиданном сочетании элементов. В том сочетании, которое полнее всех, пожалуй, определил Пушкин.

"Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки, — писал Пушкин. — Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе…"

Итак, "поэзия" и "чувствительность" возникли на юмористической основе; в море смеха сверкали искры патетики, и всё это было подлинным, неподдельным. Впервые в опубликованном произведении Гоголь дал простор своему комическому таланту — и добился успеха.

Но "Вечера на хуторе близ Диканьки" явились книгой не только юмористической, но и народной, что, впрочем, было взаимосвязано. Связь закреплялась уже самой фигурой, самим обликом мнимого издателя. Ведь "собрал" все эти рассказы балагур и весельчак Рудый Панько, простой пасечник, крестьянин, происходящий из милой Гоголю Диканьки, овеянной историческими преданиями и народными поверьями.