Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта
Шрифт:
Поэт не обращал внимания на мерзости повседневной жизни и работал. До 21 марта 1919 года вышла в свет в Петербурге в издательстве Зиновия Исаевича Гржебина книга переводов ассиро-вавилонского эпоса «Гильгамеш». Гумилёв придавал этой работе большое значение. Уже 21 марта он дарит ее Блоку с надписью: «Дорогому Александру Александровичу Блоку — последнему лирику первый эпос. Искренно его Н. Гумилёв». Блок 19 мая 1919 года подарил Гумилёву вышедший в 1918 году свой сборник «Стихотворения. Книга первая» с дежурной надписью: «Николаю Степановичу Гумилёву с искренним уважением и приветом Александр Блок». Скрытая нелюбовь Блока в этот период, его ревностное отношение к успехам Гумилёва общеизвестны. Но этикет предписывал внешнее взаимоуважение.
10 мая 1919 года Николай Степанович дарит книгу отцу своей жены с надписью: «Дорогому Н.А.Э. любящий его Н. Г. Петербург».
17 мая 1919 года Гумилёв встречается со своим другом Михаилом Лозинским, и они отправляются к Срезневским, где торжественно отмечают выход «Гильгамеша». Что написал Гумилёв на экземпляре, подаренном Срезневским, неизвестно, но вот Лозинскому он сделал надпись, которая без комментариев показывает отношение поэта к законченной работе:
НадН. Гумилёв
17–18 мая 1919 года в газете «Жизнь искусства» (№ 138–140) появилась за подписью Н. Л. интересная статья о «Гильгамеше» известного критика Н. О. Лернера, который писал: «Поэма о национальном великом герое-полубоге Вавилона Гильгамеше полностью и самостоятельно появляется на русском языке впервые. До сих пор она была доступна только специалистам, а в учебниках и руководствах приводились выдержки из нее и давались пересказы (напр., у Б. А. Тураева в „Истории древнего Востока“ или в „Древнем Вавилоне“ Н. М. Никольского). Между тем, каждая буква этого произведения, одного из высочайших созданий человеческого духа, дорога и значительна. Н. Гумилёв не ассириолог, но пользовался очень хорошим французским изданием ассиро-вавилонских текстов и указаниями нашего молодого, но уже создавшего себе имя в науке ассириолога В. К. Шилейко, который предпослал поэме необходимое и ценное небольшое введение. <…> Н. Гумилёв, один из лучших наших поэтов и вместе с тем осторожный, вдумчивый, владеющий научным методом переводчик, как объясняет сам, „стремится создать для каждой строки подобие ритма“. Это очень удачный прием: поэме нужно было сохранить ее поэтический облик и, насколько это допускается условиями нашего языка и присущей ему ритмики, представить именно подобие, сохраняющее экспрессивную силу подлинника. До сих пор у нас были только наивные стихотворные „переложения“ А. К. „Из ассиро-вавилонского эпоса“, где богиня Иштар в стиле романсов Вяльцевой воспевала „отраву лобзания страстного“, „вся сгорая любовным желанием“. <…> От учено-поэтического союза Гумилёва и Шилейко хотелось бы ждать также перевода других частей того же эпоса (Сотворение мира. Схождение Иштар в преисподнюю)». В августе 1920 года Лернер опубликовал рецензию на «Гильгамеш» во втором номере журнала «Книга и революция».
6 июня 1919 года в газете «Жизнь искусства» появилась статья об эпосе критика В. Шкловского «Издание текста классиков», а также рецензия на «Гильгамеш» в первом номере киевского журнала «Зори» за подписью А. Д.
Уже 30 ноября 1919 года Гумилёв сдал исправленный вариант перевода для печатания второго издания в издательство «Всемирная литература».
В последние годы жизни поэт переводил больше, чем за все предыдущие. В марте 1919 года Гумилёв перевел для «Всемирной литературы» поэму Г. Гейне «Атта Тролль» [73] , в апреле — стихотворение «Фиделе» Шарля Леконта де Лиля и стихи Шарля Бодлера «Соответствия», «Привидения» из цикла «Сплин и идеал», «Авель и Каин» из цикла «Мятеж», в мае — «Предостережение хирурга» Р. Саути, «Неумирающий аромат» из цикла «Трагические стихотворения», «Слезы медведя» из цикла «Варварские стихотворения», «Благословение» и «Враг» Шарля Бодлера из цикла «Сплин и идеал», знаменитое стихотворение Артюра Рембо «Гласные».
73
Интересно, что поэма была опубликована в сборнике «Гейне. Стихотворения» (М.; Л.: Академия, 1931), когда Гумилёв в «красной» России уже был под запретом.
В июне поэт переводит для «Всемирной литературы» стихотворение «Мученица» Ш. Бодлера из цикла «Цветы зла»; «Немея» Ж. М. де Эредиа из цикла «Геракл и кентавры»; стихи к «Избранным сочинениям» Ж. М. Эсса ди Керуша (португальская поэзия).
В августе 1919 года Гумилёв перевел для «Всемирной литературы» стихотворения Ш. Бодлера из цикла «Сплин и идеал»: «Дон Жуан в аду», «Вампир», «Кошка», «Кот», «Приглашение к путешествию», «Сплин», «Ужас», «Грустный мадригал», «Жалобы Икара». Интересно, что предисловие к «Цветам зла» Гумилёв переводил не сам, а попросил это сделать Александра Блока 12 августа, хотя 4 февраля сам написал статью о французской поэзии и отправил ее А. Н. Тихонову во «Всемирную литературу». С начала февраля при этом издательстве начала действовать студия по подготовке переводчиков и Николай Степанович читал там лекции по французской и английской поэзии. Увы, при жизни поэта статья эта не появилась в печати [74] .
74
Опубликована в журнале «Литературное обозрение» (1987. № 7).
В июне — сентябре 1919 года Николай Степанович занимался со своими студистами переводами.
В октябре 1919 года во «Всемирной литературе» в Петрограде выходит поэма Кольриджа «О старом моряке» в переводе Н. Гумилёва и с его вступлением (выпуск № 19 под редакцией М. Лозинского).
Складывается впечатление, что поэт не хотел писать о современной российской действительности и занимался переводами. В марте 1919 года в Петрограде все в том же издательстве выходит книга Н. С. Гумилёва и К. И. Чуковского «Принципы художественного перевода». Впервые в ней опубликована статья Николая Степановича «20 стихотворных переводов». 8 марта этого же года в «Жизни искусства» (видимо, по корректуре) напечатана рецензия на эту книгу критика Н. Лернера. Гумилёв дает девять заповедей (что должно совпадать в оригинальном и переводном стихотворениях) для переводчика: 1. Число строк. 2. Метр и размер. 3. Чередована рифм. 4.
Характер enjambement. 5. Характер рифм. 6. Характер словаря. 7. Тип сравнений. 8. Особые приемы. 9. Переходы тона. Правда, выполнить эти условия было не под силу большинству переводчиков. Сам Гумилёв писал: «Разумеется, для рядового переводчика это ни в какой мере не обязательно» и добавил: «Таковы девять заповедей для переводчика; так как их на одну меньше, чем Моисеевых, я надеюсь, что они будут лучше исполняться». Что такое enjambement? Сам поэт писал: «Крайне важен… вопрос о переносе предложения из одной строки в другую, так называемом enjambement. Классические поэты, как Корнель и Расин, не допускали его, романтики ввели в обиход, модернисты развили до крайних пределов. Переводчику и в этом следует считаться со взглядами автора. <…> Из всего сказанного видно, что переводчик поэта должен быть сам поэтом, внимательным исследователем и проникновенным критиком, который, выбирая наиболее характерное для каждого автора, позволяет себе, в случае необходимости, жертвовать остальным. И он должен забыть свою личность, думая только о личности автора. В идеале переводы не должны быть подписными». Можно представить, каких бы вершин достигла школа переводчиков в России, если бы она унаследовала заветы великого мастера!.. Второе издание книги (добавился еще один автор Ф. Батюшков) вышло в мае 1920 года.Гумилёв старался передать свои принципы перевода молодежи. Он был в числе первых лекторов студии переводов, открывшейся при «Всемирной литературе» 28 июня 1919 года. На открытии среди выступающих был и сам Николай Степанович. Наряду с Гумилёвым лекции стали читать Евгений Замятин, Корней Чуковский, Михаил Лозинский, Виктор Шкловский, Владимир Шилейко. Ирина Одоевцева, вспоминая день открытия, писала: «В первый же день Гумилёв на восхищенное восклицание одной студистки, ощупавшей стул: „Да ведь он из серебра. Из чистого серебра!“ — ответил тоном знатока: „Ошибаетесь. Не из серебра, а из золота. Из посеребренного золота. Для скромности…“» В. Шилейко писал о Гумилёве-мэтре — наставнике студийной молодежи: «…Я там читал ритмику — началась студия в июне и осенью 1919 года кончилась. Когда он (Гумилёв. — В. П.) уезжал, я всегда брал на себя его курсы… У него были красивые руки, он это знал, и у него было громкое имя. И он садился на стул, высоко закидывая ногу. Все слушали его голос… Не знаю, как в других студиях, а здесь его очень любили».
Студия открылась в здании, именуемом домом князя Александра Дмитриевича Мурузи на углу Литейного и Пантелеймоновской.
Об отношении к Гумилёву молодежи говорят многочисленные воспоминания бывших студистов. Одна из них, поэтесса Елизавета Полонская, писала: «Блок был капризен, привередлив, но у Гумилёва — мы были в этом уверены — имелась точная мера справедливости: он не мог ошибаться. Гумилёв, как я вскоре поняла, был очень талантлив, но и очень высокомерен. Прирожденный глава поэтической школы, он спорил увлекательно и безапелляционно. Самым интересным в его занятиях с нами был тот разбор, которому он подвергал наши стихи. Стройный, с фигурой тренированного военного, с неповторимой посадкой головы, узкой и вытянутой, как головы ацтеков, он стоял перед нами прямо, твердо излагая правила поэтического катехизиса. В каждом стихотворении он видел четыре стороны: фонетику, стилистику, ритмику, эйдолологию (наука об образах). Каждое стихотворение он разбирал с этих четырех сторон. Беспощадно и очень тонко проникая в ткань стиха… „Музыки, музыки прежде всего!“ — требовал он вслед за Верленом. Он давал нам упражнения на разные стихотворные размеры, правил вместе с нами стихи, уже прошедшие через его собственный редакторский карандаш, и показывал, как незаметно улучшается вся ткань стихотворения и как оно вдруг начинает сиять от прикосновения умелой руки мастера. Он научил нас, окончив стихотворение, вычеркнуть первую строфу, часто служебную и невыразительную…»
Николай Степанович занимался переводами до последних дней жизни. Поздней осенью 1919 года поэт закончил перевод четырех песен «Орлеанской девственницы» Вольтера. 28 октября 1919 года на очередном заседании во «Всемирной литературе» произошел один очень важный эпизод, показавший уровень мастерства Гумилёва-переводчика. Гумилёв прочитал подготовленные им переводы баллад Р. Саути. Во время обсуждения М. Горький в ультимативной форме потребовал изъять из рукописи книги Саути все переводы Жуковского, так как они «страшно» теряют рядом с переводами Н. Гумилёва. Классик пролетарской литературы признал превосходство Гумилёва-переводчика над самим Василием Жуковским! И 4 ноября того же года Горький поручил Гумилёву редактировать издание Жуковского для издательства Гржебина. А за день до этого Николай Степанович принимал активное участие в вечере поэта Леконта де Лиля в Доме литераторов.
20 ноября 1919 года Николай Степанович закончил переводы Лонгфелло «Стрела и песня», «Полночное пение раба» и «День ушел…». 25 ноября к Гумилёву обратился А. Блок с просьбой перевести поэму Г. Гейне «Винцли-Пуцли». Это было тоже признанием заслуг Гумилёва-переводчика. Хотя понять Блока трудно — в записной книжке он выводит другое. 5 июня 1920 года. Сравнивая перевод Гумилёва «Атта Тролль» с переводом «Германии» В. Коломийцева, он отмечает: «Насколько это ближе к Гейне, чем Гумилёв!»
Но вернемся в конец 1919 года. Гумилёв переводит стихи к философской повести Вольтера «Принцесса Вавилонская», а также два стихотворения Антеро де Кентала, 20 декабря сдает в издательство «Всемирная литература» для отдельного издания печатный экземпляр своего перевода «Пиппа проходит» Р. Браунинга. К 25 декабря Николай Степанович заканчивает большой труд по переводу французских народных песен. Правда эта книга прекрасных переводов поэта с его же предисловием увидела свет уже после его смерти в 1923 году в Берлине. А тогда, в декабре, Гумилёв переводит еще «Атта Тролль» Г. Гейне, четыре сонета Ж. Эредиа. К 30 декабря он перевел стихотворение Ж. Мореаса «Кто нужен сердцу…». Не позднее 31 декабря поэт перевел несколько стихотворений Теофиля Готье и написал примечания к тому его стихотворений. В 1919 году он задумал издать антологию «Пр о клятые поэты», но замысел свой так и не завершил. Поэт не только переводит, но и проводит творческие вечера французской поэзии. Например, 18 декабря он вел в Доме литераторов вечер творчества Шарля Бодлера.