Николай и Мария
Шрифт:
– Выпейте и успокойтесь.
Николай поглядел на стакан и отодвинул его в сторону.
– Я не пью. Завязал.
Профессор отметил про себя: "Ложная реакция". Вздохнул и вызвал охрану.
– Пациента в сорок девятую. Принять по форме.
Лица охранников-санитаров многозначительно вытянулись. Сорок девятая предел, вплоть до побоев и смирительной рубашки. А форма: трусы, майка, шлепанцы и голый топчан.
Николая увели в сорок девятую. Он расстался с верхней одеждой, лег на голый топчан и задумался. От ужина отказался: не до того! Надо действовать! Охрана на каждом этаже, все коридоры просматриваются телеглазами. В голове гудело, но
А главный психиатр Лигостаев задумался. Необычный случай лейтенанта Румянцева его, рационалиста, поставил в тупик. В истории тонкой психиатрии подобного случая, пожалуй, не было. Надо проверить. Его профессиональные мысли прервал телефонный звонок. Звонила его молодая жена, третья по счету.
– Додик, твоя Мусенька скучает. Ты обещал приехать домой пораньше.
Пожилой профессор очень дорожил расположением своей молодой жены и ни в чем не отказывал, но тут уперся.
– Мусенька, не могу. Интересный случай. Я должен над ним подумать.
– Ты должен думать только обо мне, старый хрыч!
– И молодая жена бросила трубку.
"Придется приехать пораньше", - решил профессор, перебирая бумаги на столе. Листки с чертиками смял и швырнул в корзину. Поднялся и стал обходить больных. Мысли профессора заняла обыденка, и дело лейтенанта Румянцева было отодвинуто на завтра.
Профессор приехал домой. Дверь открылась на его шаги. Молодая жена в распахнутом халатике защебетала:
– Додик, я тебя заждалась и перегорела от любопытства. Даже пожелтела лицом. Рассказывай свой интересный случай. Он не очень страшный?
– Страшнее не бывает. Но во-первых, я голоден.
– Это ничего. Пойдем на кухню. Можешь есть и рассказывать.
– Во-вторых, я хочу заглянуть в старые книги, чтобы кое-что выяснить.
– Это потом, - потащила его на кухню и усадила за готовый стол.
– Ешь, гляди на меня и рассказывай.
Он ел, глядел на нее и рассказывал. По ходу рассказа она несколько раз вскакивала от восторга и ужаса.
– Случай необъясним, - закончил свой рассказ профессор, - честно говоря, я не знаю, как мне лечить этого лейтенанта.
– Любовь и смерть!
– восторженно шептала Мусенька.
– Небесное и земное слились в одном выстреле!
– К сожалению, небесное не по моей части, Мусенька.
– Сухой рационалист!
– строго проговорила Мусенька.
– Что скажут твои старые книги?
– Сейчас узнаю, - ответил профессор и стал рыться в книжном шкафу.
Через полчаса раздался его голос:
– Нашел! Вот, читай, - он раскрыл перед ней старую толстую книгу. Мусенька поглядела на желтые страницы и уклонилась.
– Додик, перескажи своими словами.
Профессор пересказал забытый случай забытого царского подполковника Коптева и еще кое-что.
– Фи!
– сказала Мусенька.
– Выполнение любого желания при умственном расстройстве! Этот случай описал такой же рационалист, как и ты. Провалы в памяти, утрата высокого абстрактного мышления, слабость понятийного обобщения - все так. Но куда вы денете любовь? Лейтенант утратил логику и слепо исполнил желание жены. Но зачем сердцу логика? Нет, что ни говори, а любовь и смерть всегда были не разлей вода. А умереть от руки любимого это счастливое желание.
Профессор только развел руками. А Мусенька вдруг задумалась.
– Бог мой! А почему лейтенант не застрелился? Он должен был застрелиться. Ему нельзя жить одному. Один он будет страдать всю жизнь. Странно, странно.
– После выстрела он сошел
с ума, Мусенька, - подсказал профессор.– Умница ты моя!
– воскликнула Мусенька.
– Давай спать, - сказал профессор.
Когда легли, Мусенька долго не могла заснуть. Ей мерещился невидимый лейтенант с пистолетом в руке.
– Додик!
– толкнула она мужа в бок.
– Что, Мусенька?
– сонно проворчал муж.
– Он сбежит.
– Кто сбежит? лейтенант? Что ты, Мусенька. Это невозможно. У нас зверская охрана.
– Он непременно сбежит.
– Спи, Мусенька.
Профессор заснул. Мусенька задремала. Ей снился лейтенант.
Время давно перевалило за полночь, и лейтенант решил действовать. За дверью сорок девятой бдили два охранника. Чтобы не заснуть, они играли в карты. Николай извлек из трусов свернутую трубочкой сторублевку, разгладил ее и подал голос через дверь:
– Ребята, я голоден. Дайте хлеба.
– Хрен тебе, а не хлеба, - грубо и лениво отвечали ему.
– Тогда дайте водки.
За дверью хохотнули.
– Водка деньгу любит.
– У меня есть стольник.
За дверью выросло раздумчивое молчание. Потом встал голос:
– Покажи под дверь.
Николай подсунул под дверь сторублевую бумажку так, чтобы концом была видна снаружи. Конец с означенной стоимостью был увиден, и охранники стали переговариваться.
– Он свою бабу замочил, надо уважить.
– А может, ему не водка нужна, а свобода.
– Век ему свободы не видать. За это его надо уважить. Тряхни ребят на вахте, у них всегда стоит заначка.
Один охранник остался на месте, а другой потопал вниз на вахту. Возвратился с бутылкой и сказал через дверь:
– Эй, чок! Мы приоткроем дверь, а ты давай руку со стольником. Стольник возьмем, водка твоя. Учти, мы начеку.
Щелкнул ключ, и дверь слегка подалась. Снаружи ее крепко придерживали. В образовавшуюся щель Николай просунул руку со сторублевкой. Ее взяли и вложили в руку бутылку. Николай втянул руку с бутылкой в камеру, щель закрылась, и ключ щелкнул. Николай походил по камере и снова подал голос:
– Ребята, всухую не могу. Дайте хоть хлеба.
– Ну вот, - проворчали за дверью, - ему еще и закусь подавай.
Один голос сказал другому:
– У тебя есть что-нибудь?
– Только жвачка, - ответил другой.
– Эй, чок! Жвачку примешь?
– Приму!
– отозвался лейтенант и напрягся до последней силы. Щелкнул ключ, но дверь держали. Охранник рылся в карманах, искал жвачку. Дверь помалу стала подаваться. Это мгновение решило все. Николай вцепился в щель пальцами и рванул дверь на себя. Втащил оторопевших охранников за шиворот в камеру и сшиб их лбами. Один охранник, послабее, тут же обмяк и свалился, но другой устоял, и с ним пришлось драться по-настоящему. Наконец и он рухнул. Николай мгновенно растелешил одного, подходящего по росту, и тут же переоделся в его униформу. Растелешенного взвалил на голый топчан, а другого выволок в коридор и усадил спиной к стене. Рядом поставил бутылку водки. Забрал у обоих пистолеты. Замкнул камеру и сунул ключ в карман, где нащупал свою сторублевку. Надвинул низко на глаза козырек и направился по коридору на трехэтажный спуск и выход. Внизу на вахте охрана в первое мгновение приняла его за своего, и это упростило дело. Одного из двух Николай оставил на ногах как заложника и двинулся с ним во двор. В дежурной сторожке на воротах почуяли неладное. Двое в пятнистом выскочили из сторожки и наставили на него автоматы.