Николай I Освободитель // Книга 8

С другой – непонятно что мешало посмотреть еще чуть дальше. Добавить орудиям стальные противоосколочные щиты как минимум, а лучше закрыть их бетонные казематы. А то и полноценную орудийную башню изобразить. В конце концов на суше нет никакого смысла бороться за экономию веса, как на кораблях, можно сделать тяжелую многотонную башенную конструкцию, которой хоть как-то навредить с воды будет невозможно еще лет тридцать. До начала внедрения действительно мощной корабельной артиллерии, или вообще до по появления авианосцев и возможности бомбить спрятанные в глубине суши и прикрытые неровностями рельефа местности стальные конструкции.

В общем, наши генералы как это обычно бывает, готовились к прошлой войне и совсем не торопились внедрять какие-нибудь действительно полезные новинки. Я же со своей стороны взял вопрос на контроль и отдал приказание военному министру начать разработку универсальной башенной береговой батареи, которую предполагалась вооружить в будущем двумя перспективными 150-мм орудиями. Идея заключалась в том, чтобы на серийной конструкции, предполагающей наличие снарядного погреба и лифта для подачи снарядов, действующего от собственной паровой машины, изрядно сэкономить. Длина побережья империи, которое так или иначе нуждается в защите, составляет многие тысячи километров, а потенциальное количество необходимых для этого батарей исчисляется сотнями. Глупо каждый раз выдумывать что-то новое, проще и дешевле изобразить стандартную конструкцию и размножить ее в необходимом количестве.

В результате всего вышеперечисленного уже в следующем 1844 году была принята большая программа по укреплению береговой линии, включающая в себя постройку двух сотен береговых батарей нескольких позиционных районах. В Эгейском море, на Балтике, на севере и на Тихом океане.

Весной 1843 года стартовала очередная стадия налоговой реформы, которая растянулась уже фактически на полтора десятилетия.

Продолжая основную канву предыдущих преобразований, в результате которых значительная часть налогового бремени была переложена с самых бедных слоев населения, на более обеспеченные, на этот раз был отменен солевой сбор и еще кое-какие мелкие прямые и косвенные налоги, от которых вреда было существенно больше, чем пользы.

Так, например, можно рассмотреть поближе налог, собираемый с солеторговцев. Ежегодно в империи производилось примерно 160-200 тысяч тонн соли, при этом сбор – немного отличавшийся от губернии к губернии – в среднем составлял 80-100 рублей с тонны. То есть весь налог давал в казну около 15 миллионов рублей, а в реальности примерно на 30% меньше. Далеко не все можно было собрать на практике, да и администрирование этого налога также обходилось в изрядную копеечку.

При этом нужно понимать, что Россия, не смотря на все преобразования последних десятилетий, оставалась страной аграрной и достаточно бедной. Соль же, кроме того, что это крайне необходимое для самого функционирования организма химическое соединение, еще и зачастую самый доступный консервант, с помощью которого крестьяне делали запасы на зиму. Без соли или при невозможности ее купить из-за высокой цены, крестьянина может ждать совсем невеселое голодное существеннее в холодную часть года.

Не зря еще в середине 17 века при попытке ввести налог на соль по стране прокатилась волна бунтов, важность этого продукта объяснять никому было не нужно уже тогда. Поэтому отмена солевого налога была встречена в стране с большим энтузиазмом и вызвала резкий рост ее производства в том числе и с целью экспорта заграницу. К началу 1850 добыча соли достигла 300 тысяч тонн в год, а еще через десятилетие утроилась и доросла до миллиона тонн, что в итоге практически нивелировало убытки казны за счет таможенных и других поступлений, связанных с солевой промышленностью.

Тут я лично тоже, нужно признать, приложил свою руку. То, что в районе Бахмута имеются громадные залежи этого ценного сырья, я знал из прошлой жизни – по узнаваемости с бело-синей 1,5 килограммовой бумажной пачкой соли из Артёмовска могла, наверное, сравниться только бело-оранжевая пачка соды из Стерлитамака, – поэтому начать там добычу было фактически делом техники.

Вместо старых налогов для замещения выпадающих из бюджета доходов был введен новый, пока только один, но и его оказалось достаточно, чтобы устроить очередную волну недовольства в высшем свете. Согласно принятой норме налогом облагалось наследуемое имущество стоимостью от 1000 рублей, поэтому большая часть крестьянства опять же фактически от него была освобождена. Кроме того тут, второй раз в российской практике была применена прогрессивная ставка налогообложения. Чем дороже было наследуемое имущество, тем налог выше. Плюс учитывалась еще степень родства между умершим и наследником – если при родстве первой степени налог был минимальным, то с увеличением этого показателя, мог вырасти более чем в два раза.

Если же суммировать все переменные, учтенные в этом налоге, то его ставка могла колебаться от 0 до 15%. Последнее было, с какой стороны не посмотри, весьма весомым обременением. С другой стороны, администрирование нового налога на наследство было не в пример проще, а значит и более выгодным для государства.

Главной же внешнеполитической новостью в эти месяцы стало подписание договора о свободной торговле между Австрией, Баварией и той частью швейцарских протестантских кантонов, которые совсем недавно проиграли войну за объединение страны в полноценную федерацию.

Лично для меня, ничего подобного в оригинальной истории не помнившего, это стало настоящим громом среди ясного неба, тем более, что и разведка полностью упустила эти интеграционные движения на юге Германии. Впрочем, СИБовцев тут упрекать сложно, их основные усилия в этот момент были направлены совсем на другие направления. Англия, Франция, Северная Америка и даже Китай были куда более приоритетными целями по сравнению с окончательно потерявшей всякий политический вес Австрией или никогда его особо и не имевшей Баварией.

С другой стороны, если посмотреть чуть глубже, такой политический выверт был более чем логичным. Вену и Мюнхен объединяло то, что они как бы не входили ни в один из сформировавшихся на континенте экономических блоков. При этом с запада южные немцы упирались во Францию с сателлитами, с востока – в Русско-Прусский таможенный союз, выход к Северному морю был окончательно утрачен после последней войны, не удивительно, что обе монархии стали искать возможности как-то ускорить экономическое развитие.

Ну и плюсом тут шла языковая общность. Если Берлин окончательно отказался от использования «немецкого» языка и перешел на «прусский», Берг и Вюртемберг под французским протекторатом и вовсе стремительно галлизировались, внутри этих двух стран тоже появился немалый запрос на оформление собственной идентичности. Было бы странно не найти эту идентичность в «отдельном от общенемецкого» Австро-Баварском языке. Можно сказать, что Вена и Мюнхен всего лишь поддержали уже сформировавшийся тренд, причем сформировался он отнюдь не без помощи из России.

Тут, конечно, в очередной раз показала себя вся "полезность" династических уз. Казалось бы Анна Павловна стала полноправной регентшей в Вене и начала активно влиять на все процессы в стране. Куда она будет поворачивать государственный корабль? В сторону России, своей родины? Как бы не так - наоборот от нас. Если даже кровные родственники так себя ведут, то чего ожидать от совсем уж ни к чему не обязывающих брачных союзов.

Как потом выяснилось, изначально речь шла даже о более широком союзе с подключением в него Сардинского королевства, однако тут кроме языкового вопроса нашелся еще и геополитический. Милан с большим интересом наблюдал за развитием ситуации на юге итальянского сапога, где продолжалась вялотекущая война между континентальным Неаполем и отделившейся от него Сицилией. Война, как это часто бывает, резко ослабила все стороны конфликта, и сардинцы вполне резонно рассчитывали в будущем поживиться за счет южных соседей и закончить таким образом объединение Италии под одним скипетром.