Николай I Освободитель. Книга 2

— Логистику? — Переспросил кто-то.

— Да, доставку собственно переселенцев и грузов на другую сторону земного шара, — объяснил я, мысленно чертыхаясь. Вроде живу тут уже почти двадцать лет, а полностью вытравить из себя лексику из двадцать первого века все равно не получается. То и дело что-то проскакивает. — В общем, многое можно придумать. Вы не думали попробовать переправлять людей через мезоамериканский перешеек посуху? Там всего лишь верст… Пара сотен, наверное, в зависимости от места, может быть как больше, так и меньше. Разбить маршрут на этапы? Одними судами перевозить переселенцев куда-нибудь к Панаме, а другими уже на той стороне забирать их и отвозить в Калифорнию или на Аляску. Плавание вокруг целого континента если не половину пути сэкономит, то процентов сорок — точно.

— Интересное предложение, — задумчиво пробормотал Румянцев. Что значит инерция мышления, идея-то, по сути, лежала на поверхности, но местные привыкли, что плавать можно только вокруг, вот никто ничего поменять и не думал. — Однако в Америках сейчас не спокойно, тамошние народы активно бунтуют против своего короля, пользуясь тем, что испанцам сейчас не до далеких колоний.

— Хорошо… — Вырвалось у меня непроизвольно.

— Что хорошо, ваше высочество?

— Хорошо, — аккуратно подбирая слова, поскольку за одобрение бунта против законного государя, публичное причем, меня потом Александр по голове совсем не погладил бы. Не принято тут такое. — Хорошо, что власть сейчас там слаба. Можно попробовать завезти туда оружие, например, которое мы с вооружения армии снимаем, подружится таким образом с местными губернаторами или кто там у испанцев.

— Генерал-капитанство, если мы про центральную Америку говорим.

— Ну пусть будет генерал-капитан, разница, в общем-то небольшая.

— А для чего меня ты позвал на это собрание, сын мой? — Зычным голосом, которым митрополит многие годы читал молитвы и проповеди с амвона, обратился ко мне Амвросий.

— Хотел спросить вас, ваше преосвященство, как у нашей русской православной церкви обстоят дела с миссионерской деятельностью. Паписты вон всю Южную Америку окрестили, нет ли желания у наших иерархов поработать в обозначенном направлении в Русской Америке. Дел, там, как мне кажется, не початый край. Что скажете, Николай Павлович, как в церковь свои обязанности, возложенные на нее богом и людьми, выполняет в далеких от столиц местах?

Вопрос был, откровенно говоря, провокационный, тем более что и митрополит Амвросий по идее за миссионерскую деятельность не отвечал, хоть и имел в церкви серьёзный авторитет. На это у нас существовал Священный Синод во главе Александром Николаевичем Голицыным. Я даже пару раз пытался как-то наладить с ним связи, но получилось совсем плохо. Голицын оказался наглухо отбитым аппаратчиком, который готов был порвать любого, кто попробует вмешаться в его дела. При этом он был согласен выполнять любой приказ сверху, каким бы идиотским он не был. Настоящий пес самодержавия в худшем его проявлении.

Ссориться с церковниками естественно не хотел никто, поэтому Румянцев ответил максимально обтекаемо.

— Ну насколько я знаю, — бывший канцлер империи бросил быстрый взгляд на митрополита, которого мой вопрос откровенно застал врасплох. — Во всех хоть сколько-нибудь значимых поселениях на той стороне Тихого океана стоят церкви, и проводятся все необходимые обряды.

— Не про то говорю, — я отмахнулся от дипломатичного Румянцева. — Не про окормление уже существующей паствы, а про подвижничество, миссионерство. Про расширение границ православной империи. Ни у кого же надеюсь не возникает сомнений начет того, что судьба России и судьба православия в целом связаны напрямую. Не на греков же, в самом деле, надеяться, магометанам уже давно продавшихся.

— Следи за языком, сын мой, — одернул меня митрополит, погрозив пальцем, но судя по его выражению лица, с такой характеристикой «товарищей по цеху», он был в целом согласен. — Православная церковь всегда стояла в первых рядах, так было, есть и будет.

— А мне нужно чтобы церковь шла вперед, а не стояла! — Неповоротливость и инертность бюрократического аппарата России — а церковь в нынешнем положении была не более чем одним из министерств — меня порой просто приводила в изумление. Если в Причерноморских переселенческих районах попы быстро сориентировались — ну а чего, места богатые, климат хороший, опасности никакой — то, например, на Кавказе миссионерскую деятельность по крещению горцев, живущих под рукой белого царя, никто особо не торопился начинать. Тяжко, в общем, у нас с подвижниками.

— Не то место, и не то время ты выбрал для обсуждения этих вопросов, сын мой, — примирительно поднял руки митрополит. — Приглашаю тебя на следующее заседание Синода, где ты сможешь все свои затруднения высказать тем, кто непосредственно может помочь.

На этом заседание совета председателей РАК как-то само собой завяло, ну а я пометил себе в блокноте необходимость разобраться с нашими делами на Дальнем Востоке и в Русской Америке. Время как раз было самое что ни на есть подходящее — серьезные игроки еще полноценно не пришли на Тихий Океан, и можно было там укрепится, затратив относительно небольшие средства. Впрочем, подобное было справедливо говорить про целый ряд областей, где бы только на все время взять…

Глава 25

— Сим открываю новое учебное заведение Российской империи! Да будет оно процветать к вящей славе отчества! — Торжественно объявил Александр и порезал поднесенными на бархатной подушечке ножницами шелковую ленту. Толпа собравшаяся возле Аничкового Моста разразилась бурными — как сказали бы в одной стране, которая, я на это во всяком случае надеялся, никогда в этой истории не появится на политической карте мира, — аплодисментами, переходящими в овацию. Все же местные в этом плане наивны как дети, неизбалованные хорошо поставленным шоу. Немного музыки, немного флагов, цветов, ленточек, присутствие самого императора и, собственно, все — хороший праздник готов. И даже достаточно прохладная как для октября погода — со стороны залива дул отвратительный сырой и холодный ветер, быстро промораживающий буквально до костей — не мог испортить собравшимся настроения.

Новое учебное заведение — Санкт-Петербургский электротехнический институт — открыли 20 октября в простаивающем до того пустым Аничковом дворце. Идея такого научного и образовательного центра — я надеялся впоследствии развернуть его в полноценный политехнический университет — возникла у меня спонтанно после того, как вслед за Фарадеем мне удалось, совершенно случайно, по правде говоря, сманить из Баварии Георга Ома. Собственно, двадцатишестилетний будущий открыватель закона сопротивления своего имени пока еще ничего не изобрел и достался нам буквально за копейки. Как, впрочем, и двадцатичетырехлетний Фарадей. В Баварии в это время не смотря на окончание войны, было достаточно безрадостно: финансы лежали в руинах, давление старшего брата — Франции — на экономику ощущалось в массовом завозе товаров с запада, что било собственному производителю, а огромное количество молодых людей самого цветущего возраста остались на полях сражений по всей Европе. Ом был просто счастлив свалить оттуда пусть даже в далекую холодную Россию.

Так вот моя электротехническая лаборатория за последние годы достаточно основательно переросла масштабы просто небольшого предприятия и обзавелась кучей мелких экспериментальных производств: на одном из них, например, в рамках опытов по хромированию начали покрывать тонким слоем блестящего металла детали выпускаемого нами револьвера. Получилось… Красиво и богато. Блестящий, получивший механизм прокрутки барабана и три варианта длины ствола, подорожавший соответственно на пятнадцать рублей «Бульдог 2», станет хитом продаж в будущем шестнадцатом году, принеся чистой прибыли в сто пятьдесят тысяч рублей. Вроде бы мелочь, но приятно.

Ну и, в общем, я решил, что не гоже такой научный потенциал — а уж какой потенциал с точки зрения пропаганды — прятать от людей. Петрова назначил почетным ректором, найдя ему толкового зама — администратора, чтобы текучка не мешала ученому заниматься действительно важными вещами. Ну а про качество преподавательского состава и говорить нечего: что не имя, то величина.

Понятное дело, что формальное открытие института не означало набор студентов уже в пятнадцатом году. Сначала нужно было все подготовить, набрать преподавательский и технический состав, отпечатать учебную литературу, оборудовать лаборатории, что, с другой стороны, совсем не мешало пафосно объявить об учреждении института несколько заранее.