НИКОЛАЙ НЕГОДНИК

–  Поберегись!
– Серега встретил следующего барыга с опустевшим барабаном огнестрела и попросту двинул кулаком в конскую морду. Мохнатая лошаденка завалилась набок, придавив верещащего всадника, которого тут же добил кто-то из артиллеристов.

–  Башку пригни, воевода, мать твою за ногу!
– откуда-то сзади высунулось длинное и толстое копейное древко.

Волхв оглянулся - вот она какая, кавалерия из-за холмов, о которой так долго говорил князь. Латная конница, неслышно подошедшая в шуме битвы, действовала по старинке исключительно холодным оружием, без всякого огнестрела. Но этого хватило для того, чтобы степняки дрогнули и откатились назад, разорвав дистанцию. Отступающих били в спину уцелевшие артиллеристы, отвечая десятком пуль чуть ли не на каждую выпущенную стрелу.

Двухметровый детина с длинными усами и бритым подбородком легко спрыгнул с коня и подошел к Сереге:

–  Принимай пополнение, воевода. Берестецкий полк прибыл в твое распоряжение.

–  А-а-а… а ты кто?

–  Тоже воевода, - богатырь протянул руку.
– Казимир Бартош из Берестья.

–  И чего? У меня приказ - отходить к Лешакову.

–  А как же мы?

–  Тебя кто прислал?
– вмешался Базека.

–  Сами пришли, чего такого-то? С похода сразу в сечу - любо! А что, не нужно было?

Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы как порядочные люди придти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы - Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек наверняка есть уважительные причины. Кого местный князь долго не пускал, руководствуясь мутными соображениями высшей политики, а кто-то просто шел кружной дорогой, не желая прорубаться мечом через земли негостеприимных соседей.

А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно - для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.

–  Казимир, ты карты читать умеешь?

–  Что я, неграмотный ни разу?
– обиделся Бартош.
– Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды - это у нас наследственное.

–  Ага, - волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы.
– Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?

–  А остальное?

–  Подоходный налог.

–  Походный?

–  Вроде того.

–  Годится, согласен. Твою долю куда принести?

–  Не мою, княжескую.

–  А он…

–  Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!

Но даже жестоко избиваемые со всех сторон, барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.

Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно - вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.

–  Да чтобы вас черти побрали!
– выругался в сердцах Казимир.
– Прибьют ведь, нахрен!

Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет - лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…

–  Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то я не успеваю, - прокричал кто-то рядом.

–  Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, - огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.

Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.

–  Ты кто таков будешь?
– грозно, но удивленно спросил Казимир.

–  Как это кто? Черт я.

–  Нечистый?

–  Сам дурак, - обиделся попутчик.

–  А от кого убегаешь?

–  Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать - точно не шутка?

Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела - всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.

Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда как горошины из стручка выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.

–  Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить, - отдал распоряжение черт-наездник.
– Пошевеливайтесь!

Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.

–  Ты за моей душой пришел?
– спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.

–  Зачем мне она?

–  Но ты же черт.

–  Я русский черт!
– рогоносец гордо вздернул пятачок.

–  И?

–  И ни хрена! Своих не трогаем.

Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось - как это черту и не нужна человеческая душа.

–  Как хоть зовут-то тебя?

–  Всяко… в основном матерно, - тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза.
– А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.