НИКОЛАЙ НЕГОДНИК

Настырный молодец сбавил обороты:

–  Пропустил бы, а? Тут посольство прибыло.

–  Подождут, - Рома презрительно скривился.
– Вот как выспится государь, тогда пусть и приходят. Много тут всяких проходимцев шляется, а здоровье у Николая Васильевича одно.

–  Так это… из самого Царьграда Румийского.

–  Тем более подождут. И предупреди, кстати, чтобы руками ничего не трогали, а то в прошлом месяце бошецкий посланник дюжину вилок украл. Повесили-таки негодяя. Слышал, небось, сию историю? Во! И шпионить пусть не вздумают - тоже повесим.

Молодой дружинник, всю дорогу из Татинца сопровождавший грекосов и гордившийся своей миссией, растерянно посмотрел по сторонам, видимо в поисках поддержки. Но Кутузов, переживший схватку с барыгами на артиллерийских позициях, где был наводчиков одной из пушек, свысока смотрел на не нюхавшего пороху юнца и помогать в трудной ситуации не собирался.

–  А они говорят, что послы - лица неприкосновенные, - нашелся гонец.

–  Да разве кто против? Лицо и не тронем, за шею повесим. Хотя некоторые предлагают на кол сажать, только государь не велит. К чему излишняя жестокость? А ты как считаешь?

Дружинник кивнул, полностью соглашаясь. И неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, не приди к растерянному воину неожиданная помощь. За спиной у Ромы послышались твердые шаги, и узнаваемый голос Патриарха укорил:

–  Кутузов, ты опять молодежь разыгрываешь? Вот так потом зловещие слухи по миру и расползаются.

Над левым плечом Саввы высунулась рогатая голова:

–  Да нормально, Петрович, пусть развлекается.

Но Патриарх в советчиках не нуждался:

–  Кто таков?

–  Гонец я, - ответил дружинник робея под суровым взглядом.
– В Татинец посольство прибыло, а там как раз нет никого. Так это… сюда и послали, стало быть.

Савва задумался. Интересно, с какой это стати грекосы пошли в столицу, если точно знали, что князя в ней нет? Или надеялись встретиться там уже с Глорхи-нойоном? Мутно все как-то и непонятно.

–  Что они говорили по дороге?

–  Да вроде ничего. Послание от ихнего императора везут.

На этот раз Глушата показался целиком и нагло заржал. Ему вторил верный Харлам Давыдович.

–  И чего ты веселишься, чертушка?

–  Как это чего? Наш ампаратор в шатре спит, зачем ему с самим собой посольствами обмениваться?

–  Звание Великого князя выше будет, так что не путай Божий дар… От базилевса послы.

–  Так там же кастраты правят.

–  Не кастраты, а евнухи. Впрочем, разницы нет, но на троне все равно не они сидят. Ладно, боец, показывай своих грекосов.

–  А я здесь останусь, - заявил Глушата.
– Что я, иноземных харь ни разу не видел? Они же все одинаковые, как опята сушеные, одного от другого не отличишь - черные да сморщенные. Лучше буду княжеский сон сторожить. Рома, наливай!

А Николай спал сном праведника, уставшего от богоугодных дел и поисков истины, и ничто не могло помешать его отдыху. Даже разухабистые песни стражей, прерываемые звоном кубков, только убаюкивали - после грохота пушек любой шум покажется колыбельной песенкой.

А может и не покажется, может, есть она на самом деле, эта колыбельная. Рядом с князем, привычно обняв колени руками, сидела русалка и что-то чуть слышно напевала. Ласковый голос мягко наполнял шатер и Шмелев улыбался во сне, видимо увидев хорошее и радостное. И пусть ее, Яны, нет во снах любимого, пусть. Пусть он видит свою далекую семью, отделенную сотнями лет и сотнями миров, пусть… И пусть хранит им верность.

Удивительно, но Яна не ревновала, только грустное чувство легкой зависти к той, неведомой, сжимало порой сердце. И гордость за человека, знающего что такое любовь и верность. А она подождет. Год, два, десять… Потом… Когда-нибудь потом…

Из-за опущенного полога послышалось деликатное царапанье.

–  Базека, ты? Заходи.

–  Кто же еще?
– кот ученый проскользнул в шатер и устроился на мягких шкурах.
– Извини, что отрываю от дел. А, впрочем, какие там у тебя дела… Все грустишь?

От Базеки истинное положение дел скрыть было просто невозможно, и русалка просто кивнула.

–  Оно и понятно, - заключил кот.
– Может, прервем твое грущение? Там румийцы приперлись целой делегацией.

–  Послал бы в задницу.

–  Не хотят.

–  А чего они хотят? Чего надо-то?

–  Я почем знаю? Хотя догадываюсь - опять жаловаться будут.

–  Мы же их не трогали еще.

–  Заранее жалуются, сволочи.

–  Князя будить?

–  Конечно. Глядишь, не выспавшись, злее будет. Давай, поднимай.

–  Красиво идут, особенно музыканты, - одобрил Серега.

С высокого холма, куда срочно перетащили княжеский шатер, открывался неплохой вид на приближающееся посольство, медленное и печальное.

–  И чего красивого?
– не согласился Шмелев.
– Папуасы, бля… Наверное, хотят на нас впечатление произвести. Или купить.

–  Сомневаюсь, что именно нас, - вставил Патриарх.
– Не к Орде ли шли?

–  Хотя бы и так, - вмешался Базека, у которого при виде богатых одеяний гостей заплясали в глазах золотые огоньки.
– А попали к нам. А мы - скифы с раскосыми и жадными очами. Кстати, а кто придумал встать на самом солнцепеке?

–  Можешь в теньке полежать, высокая политика без тебя прекрасно обойдется.

Кот и вправду послушался мудрого совета и смылся в шатер, откуда сразу же послышалось смачное чавканье. Ясное дело - скиф, только кошачий.

А посольство все приближалось с приличествующей случаю неторопливостью. Величавость момента слегка портили унылые физиономии конвоя имперских гвардейцев, которых перед тем вежливые лешаки встретили загодя и попросили разоружиться. Грубо попросили, честно сказать. С преизрядным рукоприкладством. Грекосы же, во избежание международного скандала и последующих осложнений, предпочли посчитать сие действие небывшим, но обиду, скорее всего, затаили. Не иначе от нее такие постные рожи.

Если не брать во внимание бесчисленных секретарей, слуг, носильщиков с громадным сундуком и просто множества подозрительных личностей, послов было трое. Первый, видимо самый главный, чернявый и тощий старик, а два других - рангом помельче, но мордами шире. Так вот они какие - румийские кастраты! На баб похожи, только фигуры подкачали - безобразные фигуры, надо сказать. Ну… чай с ними не спать. Тьфу-тьфу-тьфу, прости, Господи!

Тощий первым подошел к князю и поклонился. Коля слегка качнул головой, обозначая приветствие.