Николай Негодник
Шрифт:
Август подобрался и затаил дыхание, готовясь к прыжку. Вот она, вожделенная корзина! Хрен тебе, а не пироги, красная шапочка. Прыгнуть не успел — толстяк тоже услышал шаги и выглянул из-за дерева. Странно, а морда вполне нормальная, если не принимать во внимание отвисшие щеки. Во всяком случае глаза не узкие, вообще круглые, как монетки. Да, действительно странный степняк.
— Гой еси, красавица! — вдруг по-росски выдал приветствие барыг.
Красавица раздраженно бросила корзинку на землю, и румяные пахучие пирожки, завернутые для сохранения тепла в расшитое полотенце, от удара вылетели и укатились
— Да пошел бы ты в задницу, Чечевикович! Что у тебя за важное дело, неужели принес долг моему отцу?
— Я сейчас не при деньгах, но…
— Оно и видно.
— Это временно, поверь. Мне пришлось бежать из Славеля быстро, спасаясь от ищеек самозванца, и я…
— И ты унес только свою глупую голову.
— Не только…
— Ладно. А теперь говори — для чего я тащилась в несусветную даль, пряталась от твоих новых хозяев и нюхала их вонючий дым?
— Они завоевали половину мира! — похвалился беглый славельский боярин.
— А чего им на месте не сидится? Шило в одном месте?
Вечкан Чечевикович не стал развивать дискуссию, только еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Волк, поспешно заканчивающий трапезу, насторожил уши.
До чего ж удачно начинается карьера на новой должности! Ведь всего три дня назад оборотень возглавил только что созданную службу разведки и контрразведки, а уже натолкнулся на весьма перспективное дело. Правда, раскручивать его придется в гордом одиночестве, так как сотрудников в новой Конторе катастрофически не хватает. Их всего два — сам Август фон Эшевальд начальником, а первым и единственным заместителем — черт Глушата Преугрюмович.
Одному так одному… Оборотень вытер крошки с морды полотенцем и подполз поближе. Уф-ф-ф, кажется, ничего не пропустил.
— Как сумела выбраться из города? — спросил толстяк.
Красавица зло рассмеялась:
— Ну уж не твоими молитвами, Вечкан. И не на твоем почтовом голубе верхом. Я сказала стражам на воротах, что иду навестить свою больную бабушку, живущую на болоте с другой стороны леса.
— И они поверили?
— Конечно. Более того — даже объяснили, как лучше пройти мимо ваших дозоров.
— Откуда они знают?
— Не спрашивала. И вообще с ними долго не разговаривала, боялась заразиться простудной хворью. Там один стражник все кашлял и лицо платком закрывал. Но не в этом дело… Чего звал?
— Каган степняков предлагает неплохую сделку.
— Ах, он уже и каган? Давно ли?
— Разве это важно? Он велик — этого ли не достаточно?
— Зная тебя — нет. Когда вернешь долг моему отцу?
— Ну вот, опять ты за свое, — погрустнел Вечкан. — Деньги будут. Сегодня я простой воин, завтра десятник, а послезавтра… а послезавтра, может быть, поведу тумен, а то и два, на штурм богатого Кьявска. Чуешь перспективу? И это все будет, и горы золота будут, и власть… Если только выгорит одно маленькое дельце.
— Маленькое?
— Именно так, сущая мелочь!
— И что мы с этого будем иметь?
Глаза у беглого боярина заблестели:
— У твоего отца будет право беспошлинной торговли по всей Орде, от моря Студеного и до моря Желтого, что на самом краю Земли. Он будет
первым скупать богатую добычу у воинов, дошедших до последнего моря. Вы озолотитесь! И это все за единственную услугу, — тут Вечкан Чечевикович замолчал и медленно потянул из-за пояса кривую саблю. — Нас кто-то подслушивает.— Где?
— Вон там, в кустах. Только не спугни.
Девушка искоса глянула в указанную сторону — из зарослей торчал блестящий свиной пятачок.
— Чего страх наводишь? Обычный маленький кабанчик. — В подтверждение тут же послышалось задорное похрюкивание. — Убери саблю, не раздражай животину, а то бросится.
— А почему у него клыки на макушке? Я что, кабанов ни разу не видел? У них клыки в пасти должны быть, а тут как у диавола.
— Кумыс в башку ударил?
— Да не пил я его!
— Не ври! Почему тогда везде черти мерещатся? А ну дыхни!
…Глушата быстро сообразил, что явка провалена, и на карачках попятился назад, стараясь не шуметь. Внезапно его задница уперлась во что-то, а еще чуть погодя черт подскочил, едва сдерживая вопль.
— Ты что творишь, паразит блохастый? — прошипел рогоносец и вывернул голову назад в попытке разглядеть укушенное место. — Ты за что меня укусил?
— За афедрон, — объяснил оборотень, отплевываясь. — Извини, на инстинктах получилось. Чего тут делаешь?
— В засаде сижу.
— Нет, это я в засаде. Сижу себе спокойненько, за злоумышленниками наблюдаю, и вот на тебе… Прямо в нос корма чертячья тычется! Да я, может, из-за этого на целый год нюх потеряю. Кто будет производственную травму оплачивать?
Глушата не стал поддерживать щекотливую финансовую тему и перевел разговор:
— Видишь ту красавицу?
— Конечно вижу, — хмыкнул волк. — Она там одна. Или этого огузка тоже в красавцах числишь? Или виды имеешь? Учти, нетрадиционная ориентация у нас быстро излечивается — осиновым колом.
— В сердце?
— Зачем, они же не кровососы какие… По протоптанной дорожке.
— Не-е-е, я не из таких, я только из гастрономического интереса. Посмотри, какой толстый. И вкусный, наверное. Да, — спохватился черт, — о чем это мы? Точно, о красавице. Она мне еще у самых ворот подозрительной показалась. Вот скажи — какая дура попрется через лес к бабушке по доброй воле? Вот ты бы пошел?
— У меня нет бабушки!
— Вот! А к моей только посылают, сами никто…
— Тихо! — Оборотень выглянул и с досадой стукнул лапой о землю. — По-моему они уже разбегаются. Чертяка поганый, из-за тебя самое интересное пропустили.
— Брать нужно обоих, — посоветовал Глушата.
— Учить меня будешь, — проворчал фон Эшевальд. — Арестами заканчивать дело нужно, а не начинать. Давай, дуй за Вечканом, только без фокусов, а я за нашей красоткой прослежу. Встречаемся вечером в корчме «Три поросенка».
— А почему… а почему… — задохнулся от возмущения черт. — А почему это ты пойдешь за девушкой?
— Я начальник, — пояснил оборотень. — Поэтому все пряники должны быть поделены не поровну, а честно. Понял?
Рогоносец печально повесил пятачок, придумывая достойные возражения. Он всегда их находил, только природная сообразительность и обостренное чувство самосохранения не позволяли озвучить это вслух. А вот еще одна появилась — сказать?