Николай
Шрифт:
– Ты будешь гореть демон. Все что тебе дорого сгорит. Обрати внимание на предупреждение: месть моя будет жестокой.
Она вырывает лезвие из матраса и заносит его снова. Я знаю, что могу оттолкнуть ее, но не могу. Не хочу причинять ей боль.
Но сейчас я смотрю не на мою Амели, не на девушку, которая отдала мне самую сокровенную часть ее. Не на ту девушку, которой я подарил самую сокровенную часть себя.
Моя Амели в ловушке, где-то внутри собственного тела. Я должен спасти ее. И я спасу.
–  Амели, детка, проснись!
–  кричу я. Только кровать нас разделяет, и 
– Я знаю, ты слышишь меня. Детка, борись. Ты должна вернуться ко мне.
Не человеческий визг вырвался из ее груди и зловещий голос засмеялся.
– Твоя девочка потеряна навсегда, демон. Она умрет так же, как и ты.
Услышав эти слова, во мне пробуждается мой собственный ужасный зверь, и холод проходит через меня, касаясь пальцев и глаз. Я чувствую, как они трансформируются, как магия просыпается внутри, и я дрожу от невероятного потока силы.
– Оставь ее, - резко отвечаю я, мой голос такой же холодный, как пламя, которое лижет мне руки.
Снова раздается смех, и озноб вьется вверх по позвоночнику. Она сжимает нож, словно готовясь сделать выпад, и я в боевой готовности поднимаю руки.
Но вместо этого, она выставляет перед собой руку и вгоняет лезвие ножа в предплечье, проливая темно-красную кровь Амели на пол и покрывало.
Эти черные, опустошенные глаза встречаются с моими, и Амели улыбается.
– Все что ты любишь сгорит.
Нож со звоном падает и Амели оседает на пол. Но прежде чем она успевает удариться головой об пол, я ловлю ее и прижимаю к груди.
–  Амели! Амели, поговори со мной, детка! Скажи хоть что-нибудь!
–  кричу я, качая безжизненное тело. Наконец она вздрагивает и просыпается, жадно хватая ртом воздух, ее глаза широко раскрыты от ужаса. Я благодарю Божество, Бога и каждое божество, известное человеку.
–  Боже мой!
–  плачет она. Амели смотрит на руку, которая по-прежнему кровоточит, а затем на лежащий в нескольких дюймах нож.
–  Что случилось? Что произошло, Нико? Что я сделала?
– Амели, послушай меня. Ты хоть что-нибудь помнишь? Помнишь, что тебе снилось? Или кто? Мне нужно знать, как помочь тебе.
– Нет! Я не знаю, что случилось со мной! Ничего не знаю!
Амели плакала на моей груди, пока я схватил, брошенную на пол, рубашку и обернул ею руку Амели. Она все еще кровоточила, и, несмотря на то, что я снял боль, я не смогу исцелить ее. Мне необходимо отвезти ее к врачу.
– Детка, мы должны ехать. Я должен вернуться в город, чтобы мы смогли подготовиться. И тебе нужен доктор.
Я подхватываю ее на руки и несу в ванную. Открываю кран и наполняю ванну теплой, мыльной водой. И с Амели на руках погружаюсь в нее.
– Не так я себе представляла нашу совместную ванну, - бормочет она, пока я зачерпнул воду и полил на её груди.
– Знаю. Я тоже не так представлял, но этот раз не считается. Мы повторим. Мы заслужили это.
Я нежно мою ее, отказываясь отпустить. Когда рукой провожу в воде по ее лону, у Амели перехватывает дыхание, и она стонет.
Аккуратно, я раскрываю ее складочки, тщательно омывая, и не могу отрицать то, что мой налитый кровью член пульсирует напротив
задницы Амели.Амели ухмыляется и ерзает, но тут же морщится, я знаю, что ей еще слишком больно, чтобы думать о сексе прямо сейчас.
Через несколько минут, мы сухие, одетые и направляемся в Новый Орлеан. Мы настолько далеки от цивилизованного мира, дорога черная как смоль, но я ясно ее вижу, как божий день.
Амели поворачивается ко мне, я вижу печаль в ее глазах.
– Ненавижу то, что произошло. Я хотела, чтобы было все идеально. Особенным. А теперь... теперь сон закончился.
Я беру ее за руку, и наши пальцы переплетаются.
– Оно и было идеальным. Кроме того, что с тобой случилось, эта была самая лучшая ночь в моей жизни.
– Правда?
– Правда. Ты мой сон Амели. И он не закончился. Он только начинается.
К тому времени, как мы подъезжаем к городу, вновь возникает ощущение тепла и спокойствия, и мы возвращаемся к нашему обычно легкому разговору.
А вот когда я подъезжаю к дому на Бурбон-Стрит, то меня настигает чувство безнадежного страха. Амели смотрит на меня, ее боль на лице, говорит мне, что она чувствует тоже самое.
– Что-то случилось, - прошептала она.
–  Да.
–  Я выхожу из машины и прислушиваюсь к злу, находящемуся внутри, но пока все тихо.
Слишком тихо. Как будто заклинание наложено на дом, которое сдерживает любой шум. Я пытаюсь пообщаться с кем- нибудь - с кем угодно - внутри, но натыкаюсь на блок. Ни у кого нет столько сил, чтобы сделать подобное. Ни у кого, кроме меня.
Я подхожу к машине и открываю дверь Амели.
– Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Ключ в замке зажигания. Если я не вернусь через три минуты, уезжай. Уезжай так далеко, насколько хватит машины. Деньги в бардачке. Просто уезжай и ты узнаешь, когда нужно будет остановиться. Ты поймешь, когда ты будешь в безопасности.
–  Нет, - кричит она, качая головой; я нисколько не удивлен, что Амели станет возражать.
–  Я не брошу тебя. Поехали со мной. Ты не должен идти туда.
Я глажу рукой по ее волосам, а затем нежно провожу пальцем по ее полной нижней губе.
– Должен, детка. Там мои люди. Те девушки... я поклялся защищать их. Возможно, там ничего не будет, и я присоединюсь к тебе через пару секунд. Но просто не хочу рисковать. Просто обещай, что уедешь, детка. Я найду тебя, обещаю.
–  Обещаешь?
–  Слезы покатались по ее щекам, и я целую каждую. Не для удовольствия или чтобы подпитать больное, внутреннее желание, а, чтобы успокоить Амели. Чтобы унять дрожь в ее сердце, как и в моем.
– Я обещаю.
Я вхожу в дом, не зная, чего и ожидать. Но уверен, что что-то подстерегает меня, что-то скрывается в темном углу.
Но одно я знаю точно: Смерть - плотно и тяжело витает в воздухе. Свежая, неумолимая и мощная. Я молча попрощался с Амели, зная, что через несколько минут, она уедет отсюда.
От жесткости, которая встретила меня в этом месте.
Я сканирую коридор, ожидая увидеть кучу мертвых тел, но все чисто. Все на своих местах. Не пятнышка крови.
Но я знаю, это иллюзия. Кровавая бойня совсем близко, ждет, чтобы удивить меня.