Никому не скажем

Нормально так я поспал. Поздний вечер уже. Вспомнить бы еще, что вчера было. Вчера превратилось в пятно со смазанными, перемешанными событиями. Мать вроде днем говорила про Гордея. Заглядываю в набранные вызовы. Последний от меня был ему. Ясно. Значит он меня сюда и приволок.

Давно я так не накидывался, чтобы память отшибало. Очень давно. Неприятное чувство. Будто часть информации замазано черными кляксами. Шкрябаешь по ним, шкрябаешь, а толку нет. Они остаются на своих местах.

Немного прочистив горло, набираю Гордого.

— Очнулся? — смеется он.

— Не спрашивай. Я тебя не очень напряг?

— Нормально. Как ты?

— Не понял пока. Лежу, страдаю провалами в памяти. Чего я творил?

— Да ничего. Я когда за тобой приехал, ты был уже никакой. В машину загрузил, домой доставил. Отец твой помогал раздевать и спать уводил тоже он.

— Ой, бля-а-а, — со стоном закрываю глаза.

— Мне показалось, все окей. Он поматерился, конечно, но воспринял спокойно. Меня бы за такое распяли, — смеется Гордый.

— Тут все относительно. Отец страшнее в молчаливом гневе. Тогда вообще хрен знает, чего от него ждать. Спасибо, что откликнулся. И извини, что ночью дернул. Я просто не знаю еще толком тут никого.

— Хорошо, что позвонил. Сам бы ты оттуда вряд ли добрался.

Попрощавшись с Гордеем и уронив руку с телефоном себе на грудь, снова напрягаю память. По идее, если меня укладывал отец, я так и проспал все это время. Днем только поднимался, но еще пьяный был. Значит все не так страшно. Жестко накосячить я не успел.

Сажусь и включаю настольную лампу. Она не так сильно бьет по глазам, как общий свет. Жду, когда перед глазами перестанут плясать разноцветные пятна. Стараюсь не загоняться нашим разговором с Алисой. Очень хочу, чтобы она исчезла. И никак не пойму, почему до сих пор задевает. Я же переболел. Уверен, что переболел этой ситуацией. Выжег ее бухлом и адреналином. Не думал, что внутри может что-то остаться. Неприятное, саднящее чувство. Я его не понимаю. Стараюсь абстрагироваться.

Просто воспоминания, в которые она меня окунула. Переварю. Пройдет.

Выхожу из комнаты радуясь, что пол подо мной больше не качается. Из общей гостиной слышен работающий телевизор. Мама смотрит какой-то сериал. Ботинки и куртка отца в прихожей. А вот Стасиной обуви нет.

Заглядываю к ней в комнату. Темно и тихо.

— Мам? — в непонятках зову ее еще из коридора.

— Проснулся? Как ты? — беспокоится она.

— Лучше. Мелкая где?

Мама смотрит на часы. В принципе, не так поздно еще. Около восьми сейчас.

— Гуляет она. Отец отпустил с Александрой и Зориными. Их Август потом по домам развезет. Не переживай.

— То есть, она неизвестно где шастает с двумя парнями? — делаю свои выводы.

— Захар, ну не может же молоденькая девочка все время дома за книжками сидеть. И мальчишки хорошие, ровесники они все. Пусть общаются. Ей нужны друзья.

— Августу двадцать.

— И? — смеется надо мной мама.

— Не сорок же. Два года разницы всего у них. Успокойся. Да и твоя сестра — разумная девочка. Не дави.

«Не дави» — хмыкаю про себя.

Я, по ее мнению, не знаю, для чего встречаются «хорошие» мальчики с такими девочками?

Ухожу на кухню, шарю по кастрюлям в поисках того, от чего меня сейчас не стошнит. Жрать охота и совсем не хочется одновременно. Останавливаюсь на бутербродах и теплом чае с лимоном. Быстро собираю себе ужин. Делаю глоток, и он встает поперек горла. Тяжелая ладонь отца легла и давит мне на плечо.

Походу, я все же успел сильно накосячить…

Родитель проходит на свободную табуретку, садится напротив меня. Хмурый, задумчивый.

— Отпустило?

— Вроде. Извини, ладно? Накрыло, немного не вывез.

— Вот это меня и напрягает. Я думал, у тебя к ней все.

— У меня все, пап. Это метастазы.

Снова молчим. Я пытаюсь есть, отец задумчиво смотрит в одну точку.

— Да говори уже. Я вообще думал, орать будешь, — усмехаюсь, отодвигая в сторону чашку.

— Да чего на тебя раненого орать? Я на выходные улечу в Иркутск. Не натвори тут без меня ничего на эмоциях.

— Зачем полетишь?

— С Ковалевым хочу лично пообщаться.

— А давай ты не будешь в это лезть, пап. Все закончилось два года назад. Пусть так и будет. Если что, я решу сам.

— Решай. Я мешаю тебе что ли? — хмыкает он. — У меня к Ковалеву свои вопросы имеются, на которые он по телефону мне не ответит. В Академии я тебя прикрыл на сегодня. Завтра, будь добр, явиться на занятия, как полагается.

— Будет сделано, товарищ генерал. Спасибо, — улыбаюсь ему.

— Машину я твою пригнал, кстати. На паркинге стоит.

Благодарно кивнув отцу, убираю за собой со стола и иду собираться. Мне надо проветриться.

Быстро переодеваюсь, ключи от тачки и квартиры нахожу в прихожей. Предупредив своих, выхожу в прохладный подъезд. Тело бьет легким ознобом. Не смертельно и водить в таком состоянии я могу спокойно.

Забираю Лексус с парковки. Выезжаю в город. Гоню в самый центр, голосом выясняя погоду на ближайшие выходные. Набираю Толмачева, погонять же хотели. Договариваемся встретиться и померяться тачками. Надо будет Стасю с собой взять. Ей раньше нравилось смотреть, как я гоняю. А у Кирилла охренненный Ягуар. Попрошу, чтобы прокатил ее или сам покатаю.

Бесцельно кручусь по городу, понимая, что перестал думать об Алисе. Стася очень быстро вытеснила мысли о бывшей из моей головы и затопила их своим солнышком. Теперь мне действительно легче. Найти бы еще загулявшего мышонка.

Позвонить?

Опять ведь будет дуться, что я контролирую.

Аккуратно пробую закурить, остановившись на светофоре. Резервная пачка в бардачке сейчас очень кстати. Труба на подставке начинает светиться входящим. Имя не определяется.

— Слушаю, — нехотя принимаю.

— Привет будущим операм, — мурлычет женский голос. — Может увидимся?

Кому я там так опрометчиво дал свой номер? Мышонок обзывает таких телок безымянными. Это правда. Проходящие не запоминаются обычно. Если только получается словить вау-эффект и появляется желание повторить еще раз именно с ней. Здесь я таким еще не обзавелся. Они начинают привязываться, а я не хочу отношений. Вчера мне напомнили, почему именно. Пока учусь и в Академии практически живу, лучше так. А то потом начнется: «Ты мне время не уделяешь!» и прочие претензии.