Никто не ангел

– Нет, не буду. Все с твоей Анютой будет хорошо, не волнуйся.

Глава 26. Терпение и труд

⁶

Виолетта любила свою маму со странной подоплекой: потому что маму любить необходимо.

Сергей, который ценил людей исключительно за личные качества, а также руководствовался собственными болевыми точками, симпатиями и антипатиями, никогда не понимал подобного идеализма. Но не смел говорить Вике о своем недоумении.

Со всей дипломатичностью, которая внезапно в нем обнаружилась, Сергей вел себя с Маргаритой Владиславовной вежливо и почтительно. И она бы в этом не призналась, но он сражал ее своим обаянием наповал.

С легкостью и одновременно серьезностью он заполнял время, которое они с Викой проводили с ней за столом, разговорами о хозяйственных делах и починках в той мере, в какой он в этом что-то смыслил. Сергей разглагольствовал о необходимости образования всех сортов, о пользе училищ и производства реальных вещей. В почтенной, но и в меру ироничной манере отзывался об интеллектуальном труде, к нише которого принадлежал сам. В целом он держался просто, отбрасывая свою тягу ко всему необычному и вычурному, включая его излюбленные шуточки.

Лишь один раз он шокировал Виолеттину маму до колик в животе. Когда они вдвоем с Викой промокли по дороге к ней в гости под дождем, Маргарита заставила его снять рубашку, чтобы просушить ее в ванной. И онемела от вида татуировки на его плече.

Сергей уж и позабыл о ней, зная, что, когда нужно, татуировка всегда прикрыта рубашкой или хотя бы чуть более длинным рукавом футболки.

«Это я поспорил, – объяснил он Вике, когда впервые они вдвоем пили с утра кофе у него на кухне. – На пятом курсе ко мне привязалась кличка Владимир Красно Солнышко. Из-за моей башки, которая якобы похожа на солнышко, хотя она и не красная совсем. Меня это бесило, и мне сказали, что прекратят так называть, только если я сделаю себе татуировку в виде солнца. Я и сделал…»

– Я сделал, когда в армии служил, – соврал Сергей и прикусил язык. – Нет, я не служил, Маргарита Владиславовна. Так, ошибка молодости. Вы все понимаете. Глупый был.

На самом деле он не променял бы ее и на тысячу долларов, так как тайно гордился тем, что сотворил с собой. К тому же татуировка немало нравилась Вике, поскольку – он это чувствовал и почти знал – придавала его небрежной преподавательской натуре дополнительный налет мужественности.

Но даже татуировка не смогла сбросить с него ореол, которым он вскоре оброс в глазах Викиной матери. Она благоволила ему гораздо больше, чем собственной дочери. С ним она бывала ласкова и называла его «Сереженька». Вика ничего подобного от нее не видела, Сергей думал, что никогда, даже в младенчестве.

Но Маргарита не знала, что в нем ее отношение рождает презрение. Он не понимал, как мать может не любить свое дитя, особенно такое прелестное и безропотное, каким была Вика.

Ему казалось, что «старушка» готова была его усыновить, но он бы предпочел остаться со своей не в меру заботливой мамой, нежели оказаться с той, которая всю жизнь делала несчастной его Вику. А он это сознавал гораздо лучше последней. И два недополучивших любви ребенка: она, взаправду не слышавшая хорошего слова, и он, из-за своей чересчур сложной натуры отвергавший любовь в чисто бытовом смысле, если она не была заправлена высоким в его понимании духовным наполнением, – они стали еще чуточку ближе.

В конце апреля Сергей уговорил Вику переехать к нему окончательно. Его влияние на ее маму дало свои плоды: та не стала препятствовать.

Сергей и Виолетта начали свою жизнь во взаимопонимании, органичные, как две ветви одного дерева.

В институт он приходил на занятия, заседания и иные неведомые собрания. Дома проверял работы – листки летели, писал от руки или печатал собственные работы, читал научные статьи и монографии.

Она отбывала рабочий день в столовой, приходила и наводила уют, готовила. В выходные они гуляли или зависали дома. Это было время счастья.

Глава 27. Крушение империи

Самое серьезное испытание настигло пару сразу после летней сессии. Жара и длительный прием экзаменов в душных аудиториях дали о себе знать.

Они проводили время в постели. Обоюдная страсть их не убавилась, обогатившись теперь особым пониманием и знанием друг друга.

Раньше Сергей и не подозревал, что женщины могут одаривать его теплотой и что они вообще могут быть человечными. Почти все его кратковременные подруги были гордыми, очень красивыми, однако отстраненными и, в сущности, холодными.

Нет, пыла-то в них хватало, но лишь утихал взаимный порыв, как вновь – расстояние и позиция требовательного наблюдателя. Либо игрока. Ах, эти нелепые игры…

С Викой он, словно первобытный человек, оказывался в жаре пещерного очага и впервые в жизни чувствовал себя нужным. Она обладала всепоглощающей добротой и принятием. Ее не способны были оттолкнуть от него ни его глупые и экстремальные шутки, ни бурчание себе под нос, когда он обдумывал какую-то идею и не замечал никого вокруг, ни удивительная способность научных работников в этой задумчивости совершать бессознательные бытовые акции, типа хранения трубки радиотелефона в холодильнике.

Сергею никогда не удавалось проникнуть в женскую голову. И, глядя на ее хорошенькие слегка вьющиеся волосы, он вопрошал, что же за мысли обитают в ее мозгу и что рождает то участие и преданность, о необходимости для себя которых он раньше и не думал. А сейчас вдруг понял, что их-то он больше всего и желал получить от женщины.

Этот же вечер выдался особенно бурным. Вика, прикрыв глаза, пыталась восстановить дыхание, а Сергей внезапно почувствовал, что и мешки ему было бы сегодня таскать легче, чем…

Он перевернулся на бок. Нет, не может быть. Только не это, только не сейчас!

Сергей и думать забыл, что у него со здоровьем что-то не в порядке. Долго чувствовал себя хорошо и потому решил, что так будет всегда, и вот…

– Что-то не так? – Виолетта приподнялась, прикрываясь одеялом и озабоченно вглядываясь в его лицо.

– Вика, встань, набери «03». Оденься и дай мне одежду… Пожалуйста, – проговорил он негромко.

Она не сразу поняла, а когда он повторил и пояснил, что ему очень плохо, бросилась к телефону. Дрожащими руками и дрожащим голосом она исполнила все, что требовалось, повторив подсказанные ей фразы. Затем вмиг оказалась рядом с ним.

– Тихо, – попросил он. – Футболку дай… Встреть их… Черт, чертова корвалола нет…

Голос его звучал слабо, и он жестко ругался, от чего Виолетту еще сильнее затрясло. Пару раз в жизни ей приходилось вызывать скорую, но она никак не ожидала, что это понадобится делать сегодня, когда она была счастлива во власти любви.

Слезы катились у нее по щекам, зуб на зуб не попадал. Сергей не смотрел на нее, сосредоточенно прикрывая глаза и тихо вдыхая. Вика проникла во все уголки его жизни, кроме одного. У него не было никаких лекарств, кроме анальгина, корвалол давно перевелся. Он вдруг криво усмехнулся, и она в испуге дернулась.