Никто не умрёт
Шрифт:
К Хану подбежала девушка из прислуги с аптечкой в руках, стала сноровисто обрабатывать раны, вынимая пинцетом осколки и обильно поливая порезы прозрачной жидкостью из пластиковой бутылочки, потом она туго перебинтовала ладонь и сразу же убежала.
– Я выслушал ваше мнение, - голос Хана слегка дрожал от гнева, - Я надеюсь, что зародилась эта замечательная идея не в уме моей уважаемой мамы, которую я люблю и потому не могу осуждать. Я знаю, что каждый из присутствующих знал, ради чего это уважаемое совещание было созвано. Благодарю всех за то, что проявили к моим делам внимание тем, что пришли сюда. Я ценю и считаю ваше присутствие выражением преданности.
Он огляделся и увидел, что Якудза,
– Спасибо всем, но я терплю от своих людей, которыми обязан руководить только прошенные советы. Мама, спасибо тебе за заботу, но я вырос и перестал писать в пеленки более двадцати лет назад, жаль, что ты пропустила время, когда я сильно вырос и поумнел.
Итиро, который хмурился во время монолога матери, тоже улыбнулся.
– Я с большим уважением отношусь к семье Ямомото, с которыми мне лично не пришлось познакомиться раньше, о чем я глубоко сожалею.
– Продолжал Хан, все больше успокаиваясь.
– Я готов признать, что краше его дочерей и выгоднее брака с ними нет на этой планете. Но я родился и был воспитан, чтобы стать главой клана. И я буду им. Спасибо всем за то, что почтили меня своим присутствием.
Хан замолчал и поклонился, давая понять, что считает совет завершённым.
Гости после недолгой паузы, когда стало понятно, что выступать в речью никто больше не будет, стали вставать и прощаться. Ёшико провожала родственников до дверей, кланялась, улыбалась, благодарила, извинялась.
– Мама хотела нам помочь, а я нагрубил, как шкодливый подросток.
– Вздохнул Хан, обращаясь к Итиро.
К ним подошел Мамору.
– Дочери у Ямомото красивые. Особенно младшая, - сказал он, - Было бы хорошо, если бы Итиро познакомился с одной из них.
– Ты считаешь, она поможет ему забыть Чунхуа?
– Спросил Хан.
Широкие густые брови Мамору поползли на лоб, собирая смуглую кожу глубокими морщинами. Он всем корпусом обернулся к Итиро:
– Не верю, что сейчас, когда судьба клана на волоске, Итиро все еще волнует любовная связь с китайской шлюшкой? Неужели, кроме нее, не нашлось женщины, которая разбудили бы в нем огонь желания?
Он устал и поэтому не смог сдержать язвительных слов.
Итиро проглотил насмешку из уважения к своему наставнику, однако набычился.
– Если я скажу тебе, что твоя Чунхуа сейчас работает в борделе Шанхая: обслуживает не простых клиентов, все они - шишки триад, ты забудешь ее?
– Я не хочу с тобой ссориться, сэнсэй, потому что воспитан тобой в уважении к старшим. Но я стал достаточно взрослым, чтобы ожидать уважительного отношения к себе. Я хочу знать правду. Ты виноват в том, что Чунхуа меня бросила?
– Я спас тебя. И сейчас ты с нами, а не в Корее зарабатываешь боями на пропитание жены и сына.
– Сына? Почему сына?
Мамору промолчал.
– Ты хочешь сказать, что она не сделала аборт?
– Только японская женщина может стать женой якудза, только ее дети могут стать якудза. Да, я расстроил ваш союз. Я хотел, чтобы она избавилась от ребенка. Но она поступила глупо, по-китайски глупо. Она родила и стала проституткой.
Итиро был в шоке от услышанного. Чунхуа считала его предателем, он и был предателем, и виноват в этом человек, которому он доверял и которого должен уважать.
– Вместе с Чунхуа ты получишь массу проблем. Сможешь ли ты простить ей всех ее клиентов? Каждый раз, когда она будет целовать тебя, ты будешь думать о том, что она делала этим ртом на протяжении пяти с лишним лет.
На лице Итиро отразились сомнение и отвращение - он представил себе, как милый ротик Чунхуа... Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.
– Долго ли ты сможешь испытывать
угрызения совести по отношению к той, которая променяла любовь на деньги? Когда-нибудь этих чувств не хватит, чтобы угодить твоей Чунхуа, и она приведет к тебе врагов, чтобы доказать тебе, что достойна большего, чем жалость. Я знаю, что нужно, чтобы ты успокоился. Забери к себе сына. Ты сможешь воспитать из него воина. Сейчас ему светит только одна судьба - судьба евнуха при борделе или мальчика для педерастов.Глава 30. ПОХИЩЕНИЕ
По утрам Чунхуа выпускали на прогулку с сыном, а по вечерам она оставляла сына в своей комнате под присмотром няни, а сама спускалась в зал, где посетители выбирали себе девушку на ночь.
Мальчику исполнилось четыре года. Он пока еще не понимал, чем занимается его мать. И Чунхуа со страхом думала о будущем. Наступит день, когда он её застыдится. Ради чего ей будет жить, если сын ее возненавидит? Идея побега возникала в ее голове, но каждый раз она откладывала ее реализацию на потом. У нее не было личных накоплений, которые позволили бы ей уехать за границу, хотя бы обратно в Корею, и начать жизнь с чистого листа. Ее заработки хозяйка борделя - Сонг - хранила на своем банковском счете. Она объясняла ей, что делает это в ее интересах. Когда Чунхуа станет старой и будет мало зарабатывать, Сонг станет платить ей из этих накоплений.
В это утро Чунхуа гуляла с маленьким Торо по парку. Он попросил покататься на карусели, но у Чунхуа не было денег. Она обхватила сына и стала кружить. Он визжал от счастья.
Она ничего не поняла и даже не успела закричать. Сильные руки схватили ее, в нос ударил едкий запах, она провалилась в пустоту. Очнулась в тесном трюме какого-то небольшого корабля. За обшивкой бились волны. Сына рядом не было. Она вскочила и тут же упала обратно на жесткую кровать, прикрученную к стене. Голова кружилась. Прошло еще пара минут, прежде чем она смогла, наконец, разглядеть окружающую ее обстановку. Маленькая четырехместная каюта. Аскетическое убранство говорило о том, что яхта предназначена для плавания и не является средством роскоши. Четыре узкие двух ярусные кровати по бокам от прохода, один столик в торцевой части. Все сделано из дерева, а не из пластика. Приятный запах сосны щекотал ноздри. Голова кружилась. Лодку мотало. Она осторожно, держась за стены, поднялась по деревянным ступеням на палубу.
Снаружи через дверь, до нее донеслись радостные крики ее сына.
– Лево руля! Право пуля!
Засмеялся мужчина. Чунхуа осторожно выглянула. Неизвестный ей парень с обнаженным, раскрашенным ирэдзуми торсом, стоял за штурвалом, крепко держа его за рукояти. Рядом с ним прыгал маленький Торо, пытался выкрутить штурвал и кричал, как заправский капитан.
– Вы кто?
– Спросила Чунхуа, но ее голос был слаб для того, чтобы перекрыть свист ветра и крики малыша.
Чтобы парень ее услышал, ей пришлось подойти ближе. Она осторожно переступала ногами по доскам палубы, крепко держась за канаты. Ей пришлось повторить свой вопрос трижды, но только, когда она напряглась, и, насколько хватило сил, крикнула, парень оглянулся.
– Это не важно, - улыбнулся он, - главное, что мы уже пересекли границу, сейчас находимся в японских водах. Это все, что я могу вам сказать. Я вас отвезу на Мияко. Там есть укромный уголок, где вас никто не станет искать.
Сначала она подумала, что какой-то из клиентов заказал ее похитить, чтобы бесплатно насладиться ее услугами. Вот только почему в Японию и еще эта татуировка. Якудза?
– Мы знакомы?
– осторожно спросила она.
Парень засмеялся, покрутил головой. Маленький Итиро с радостным криком вспрыгнул к нему на спину, но не удержался и свалился к ногам матери. Чунхуа подхватила сына.