Никто не умрёт

Веселье компании уже шло на спад, и постепенно превращалось в вялое дружеское препирательство, но Ивана все еще пребывала в состоянии упоительного головокружения и прыскала почти над каждым словом своих друзей. Мулат первым заметил парня, который пристально смотрел на Ивану с верхних ступенек крыльца колледжа. Он дружески ткнул ее локтем в бок.

– Ванька-встанька, кажется, кто-кто на тебя "глаз положил", - сказал он, выразительно показывая глазами направление, куда следует смотреть, чтобы узнать - кто это был.

– Как это положил?
– Ивана хихикнула, предполагая, что друзья задумали новую шутку.

– Это значит - "втюрился", - сказал Хохмач, оборачиваясь в ту сторону, куда смотрел Мулат и присвистнул.
– Это же Хан собственной персоной. Вот ведь б...блинство.

В голосе его послышались напряженные нотки. Он прекрасно знал, кто такой Хан. "Подготовишки" были ознакомлены с приоритетами популярности и предупреждены о строгой иерархии в коллективе колледжа. Хан прочно занимал лидерские позиции во всех вопросах, которые имеют для парней очень важное значение: от богатства до популярности среди женской половины.

– Не надо на меня ничего класть, - сказала озадаченная девушка и тоже посмотрела туда, куда были направлены взгляды друзей.

На крыльце собралась небольшая толпа, состоящая из только что покинувших здание студентов и студенток. Ивана пока еще не успела познакомиться со всеми.

– Кто такой Хан?
– спросила она, перебегая взглядом от одного парня, находящегося на крыльце, к другому.

– Смотри, да узришь своего повелителя!
– воскликнул Мулат патетично возведя руки к небу, а потом просто добавил.
– Кто выглядит круче всех и плюет на всех с большой башни. У него все это говно на лице написано.

Понятнее Мулат объяснить не мог. Ивана увидела его среди множества лиц. Узкий разрез глаз с чуть припухшими веками, строгие скулы на продолговатом лице и желтовато-смуглая кожа указывали на его восточные корни. Он смотрел, чуть наклонив голову вперед, словно старался проникнуть взглядом в ее душу. У него был вид человека, знающего что-то важное, что она тоже должна была знать, но по какому-то недоразумению забыла.

– Ой, и правда, написано, - сказала Ивана, улыбка сползла с ее лица.

– Не боись, - успокоил ее Мулат, - У Хана, кроме тебя, есть на кого и что класть. Ты для него слишком ма-аленькая.

– О-о-о, ей стоит бояться, - хохотнул Хохмач, потом понизил голос до зловещего шепота, - Я слышал, он связан с местной мафией. У меня друган в одной шайке шестеркой бегает. Так он говорит, что видел его в обществе бо-ольших авторитетов и те жали ему руку, как ровне. Эта шайка занимается как раз такими маленькими...

– У него черный пояс, первый дан. Я видел, как он кладет противников пачками. А бандюки силу уважают, вот и руки жмут, - возразил Мулат.

– Когда это ты видел? Где?
– спросил Лохматый, насмешливо щурясь.

– Ну, не сам лично... Слышал... в туалете.

– А я слышал от верных людей, что он в подпольных боях участвует, на нем бандюки во-от такие "бабки" заколачивают.

Лохматый широко развел руки, показывая количество "бабок".

– Хватит, - взмолилась Ивана, - Я не хочу знать, о чем вы, мальчишки, в туалетах разговариваете. Догадываюсь и поэтому не хочу. Скорее пойдемте куда-нибудь отсюда. Не надо, чтобы этот Хан в меня "втюривался". Я не хочу.

– Все, уже позняк метаться, он идет сюда, - констатировал Мулат, - Нам теперь, что? Убегать от него? Вот смеху будет! Просто пошли его на хрен, если будет приставать.

– Как идет?! Сюда? Прямо сюда? Точно сюда?

Девушке стало неуютно, будто вот-вот с ней должна была произойти неловкость.

– Тогда я одна побежала. Если спросит обо мне, скажите ему, что я очень и очень маленькая. Очень, понимаете? Вот такусенькая.

Девушка показала размер между указательным и большим пальцами, а потом рванулась с места что было силы, при этом подумала, что сейчас тренер по биатлону похвалил бы ее за скорость.

– Эй! Чего это она, правда, испугалась?
– Лохматый громко пошкрябал пятерней за ухом.

Парни проводили глазами проходящего мимо Хана. Он скользнул по ним равнодушным взглядом.

– Ты видел глаза этого мачо? Он же ее раздевал при всем честном народе. Вот она и застеснялась.
– невесело усмехнулся Хохмач, - Хотя чего ей стесняться. Одежда ее красит не больше, чем ее отсутствие.

Сказал и сам поморщился - шутка получилась недоброй, с пошлинкой.

– Ревнуешь чтоль?
– сказал Мулат с легкой издевкой.

– Не больше, чем ты - отпарировал Хохмач и попал в самую точку.

Мулат действительно ревновал. Но не Ивану, а к возможности, которой обладал Хан, чтобы соблазнить любую женщину. Мулат хотел бы так же легко впрыгивать в собственную машину на глазах у самых привлекательных студенток старших курсов и чувствовать спиной их томные взгляды. Но... сейчас он мог довольствоваться только наивным восхищением глупышки Иваны.

Свою кличку Мулат получил за свою экзотическую внешность - это был невысокий смуглокожий парень с расхлябанной походкой и движениями "под репера". На самом деле, никаких негров в его роду не было ни по материнской, ни по отцовской линии. В его жилах бурлила цыганская кровь. В оседлой жизни, к которой приговорен горожанин, его темперамент находил выход в экзальтированных поступках, нарушающих общественный порядок. Он катался по железной дороге на крышах вагонов, уплывал в рейс, спрятавшись в трюме, уезжал с перегонщиками в кузове японок. Его ловили, возвращали домой. Однако в "плохую компанию" не попал, по причине своей несобранности и чувствительности. Он жалел мать, которая очень переживала о будущем сына. Каждый его проступок и последующий привод в участок заканчивался слезами матери и его покаянным "я больше не буду". Его щуплость не была болезненной, но роскошными бицепсами он похвастаться не мог, не тянуло его к спорту. Сверстницы не особенно жаловали Мулата своим вниманием, тем не менее, его огромные черные глаза с длинными густыми ресницами и роскошные кудри снискали ему благосклонность среди дам более зрелого возраста. О своих любовных похождениях Мулат намекал всегда очень прозрачно, с небрежностью пресыщенного донжуана, но непременно намекал, как только получался удачный момент. Секс и половые отношения его очень сильно интересовали. Но только не в отношении Иваны. К ней он испытывал братские чувства.

– Женш-шины, - сказал он, заключив в это слово все свои сомнения по поводу женской адекватности.

Хохмач промолчал, ничего смешного в голову не приходило, а на языке вертелась очередная пошлость.

– А что это мы стоим, скучаем? Может, по пиву, раз уж у нас теперь мальчишник?
– предложил Лохматый, - В общежитие к портнихам можно сходить.

– Тогда уж лучше в баню, - сказал Хохмач, - там мочалки получше.

– Чем меньше женщину мы больше, тем больше лучше она нам, - проговорил Лохматый, мелко трясясь от смеха.

Свое прозвище Лохматый получил за то, что его волосы были постоянно растрепаны. Но не потому что он не причесывался. Так уж росли волосы - пачками и в разных направлениях. Если бы Лохматый стригся наголо или хотя бы под бобрика, то этот фантастический переполох на голове можно было бы изучить более детально и, возможно, найти в нем закономерность. Но никому такое желание не пришло в голову, а Лохматый очень не любил парикмахерские. Тем не менее, когда длина лохм достигала плеч и волосы начинали щекотать шею, Лохматый отсекал лишнее собственноручно. Но только настолько, чтобы не открывать полностью рябоватые щеки и лоб, маленькие глаза неопределенно серого цвета и длинный горбатый нос. Он не был красив, и знал об этом. Его тощую нескладную фигуру скрывали мешковатые одежды, а отсутствие красноречия в общении с друзьями и преподавателями он удачно компенсировал хорошей памятью. Когда ему нечего было сказать, он цитировал. А вот кого и что - он не смог бы ответить.