Никто не знает тебя

Но кого это волновало? Кого волновала правда, если судьи опирались лишь на беспристрастно поданные факты? Рид порядочно навидался специалистов по семейному праву: наслушавшись историй о попранных клятвах и обещаниях, они выносили вердикт «виновен» почти всем, кто эти клятвы когда-либо произносил.

— Ну хорошо, — вздохнул Деклан, — хорошо. Ладно. Парни типа него словно пороховые бочки. С такими нам надо держать ухо востро.

«Нам»! Рид чуть не расхохотался. Быстро же они спелись.

— Я и пытаюсь, — сказала Клэр, — но он… он так странно ведет себя в последнее время. Вечно куда-то убегает, не говоря мне куда. Строчит в телефоне. Мне кажется… Мне кажется, он общается с Леной Букер. — Клэр многозначительно помолчала. — Она у нас теперь адвокат. И очень влиятельный.

Ясно. Клэр хочет сказать, что Рид пытается обскакать ее и заручиться поддержкой адвоката, чтобы подстелить соломку на случай будущего развода.

Клэр приглушенно всхлипнула, словно сдерживая рвущиеся из груди отчаянные рыдания.

— Ну, ну, милая, — забубнил Деклан, и Рид представил, как он гладит Клэр по руке или заключает ее в объятия. — Он не отнимет у тебя детишек.

— Откуда ты знаешь? Он так изменился, — запричитала Клэр, мастерски хлюпая носом. — Он клевещет на меня, пудрит им мозги, выставляет меня в самом… самом ужасном свете…

— Слушай, теперь ты знаешь, что он затевает. Знаешь, что он готовится к битве. Значит, и тебе пора к ней готовиться.

— Я и готовлюсь, — еле слышно, так что Рид едва разобрал слова, пробормотала Клэр.

Они посидели еще немного, перемывая косточки общим знакомым, разглагольствуя о светских раутах, политике и предвыборной кампании Деклана. Рид только диву давался их непринужденности — сам он уже много лет не болтал с Клэр по-приятельски.

Наконец они поднялись и направились в холл. Догадываясь о цели их променада, Рид во все глаза смотрел на их трущиеся друг о дружку костяшки пальцев.

Когда же Клэр и Деклан пропали из виду, он перевел взгляд на электрокамин и целую вечность таращился на пляшущие язычки искусственного пламени.

«А вот интересно, — думал он, — если в истории тебе отводится роль плохого парня, сколько времени пройдет, прежде чем ты об этом догадаешься? И как долго ты продержишься, если все вокруг начнут тыкать в тебя пальцами и усиленно тебя очернять?»

Рид не считал себя плохим парнем, но боялся сломаться и поверить наветчикам. Ведь стоит им только поверить, и его уже будет не остановить. Он разобьется в лепешку, но докажет их правоту.

13. Гретхен. Наши дни…

Виола Кент ни капли не походила на монстра.

Иного Гретхен и не ожидала. Это эмпаты полагали, что зло распознаётся с первого взгляда, но Гретхен знала: дьявол кроется в деталях.

— Обычный ребенок, — скрипуче проворчал Шонесси, как будто всю ночь договаривался об этой встрече и надсадил связки.

Гретхен, даже не поблагодарившая его за старания, недовольно поморщилась — прежний голос детектива нравился ей гораздо больше — и протянула леденец от кашля. Шонесси безропотно его принял.

— Обычный ребенок, нанесший матери тринадцать ножевых ранений, — безжалостно напомнила ему Гретхен.

Ее вовсе не задело, что Шонесси на миг усомнился в виновности Виолы — милость, которую он не оказал самой Гретхен. Подумаешь. Ей-то что, верно?

Шонесси закинул в рот леденец и скривился, словно угадав ее мысли. Словно подавляя ехидную ухмылку. Гретхен яростно сверкнула глазами, но втуне — Шонесси, не отрываясь, смотрел на Виолу сквозь полупрозрачное зеркало Гезелла.

— Ты зря потеряешь время, — буркнул он.

— Мое время, хочу и теряю, — огрызнулась Гретхен. Подумала мгновение и, вспомнив, что доброе слово и кошке приятно, произнесла: — Спасибо, что не отказал в моей просьбе.

Шонесси потрясенно оглянулся:

— Я что, умер?

В глазах Гретхен полыхнула ненависть.

— Доктор, умоляю, не мучьте меня, скажите правду, — взмолился Шонесси и, не в силах сохранить невозмутимость, расхохотался, упиваясь собственным остроумием. — С чего вдруг ты так подобрела?

— Напомни-ка, сколько дел я за тебя раскрыла? — осадила его Гретхен.

— Столько, сколько тебе оплатили, — отбрил ее по устоявшейся традиции Шонесси. — Лучше напомни-ка, сколько раз ты сказала мне «спасибо»?

«Хватило бы пальцев одной руки сосчитать», — подумала Гретхен и благоразумно промолчала.

— Наступит день, и ты признаешься, что без ума от меня, — предсказала она и стремительно выбежала из комнаты, не дожидаясь колких возражений Шонесси (что одному смех, другому слезы).

Секунду спустя она переступила порог комнаты для допросов и выкинула Шонесси из головы.

Ничего особенного Виола Кент собою не представляла.

Прыщавый подбородок, спутанная челка, тонкие светло-пепельные волосы, круглое и одновременно худощавое личико, широкие плечи и осиная талия. Свет флуоресцентных ламп уродовал ее, и все же не верилось, что при естественном освещении она выглядела бы намного лучше. Поразительными в ней были только глаза, скорее серебристые, чем бледно-голубые. Но и это удивительное очарование быстро меркло.

Одним словом, тринадцатилетняя Виола ничем не отличалась от своих сверстниц.

И Гретхен несказанно этому радовалась, так как на фоне девочки выглядела настоящей женщиной-вамп.

И благодаря идеально уложенному светлому каре, пусть и не походившему на модные в этом сезоне у знаменитостей ниспадающие локоны, зато прекрасно гармонировавшему с современными веяниями Бостона. И благодаря безукоризненно гладкой и чистой коже молочно-кремового оттенка. И благодаря стильному, но не крикливому костюму, облегавшему ее невысокую, но ладную фигурку с роскошными формами. Женщины завидовали ей, мужчины грезили о ней, тринадцатилетние девчонки мечтали стать ею.