Никто об этом не узнает

— Вот только не надо отца сюда приплетать! — приостановился Максим. — Пусть даже не думает к нему соваться.

— Ладно, ладно. Я скажу… Только прости, а? Ну, хочешь…

— Да отвали ты от меня, — уже спокойнее отмахнулся от него Макс, заходя в аудиторию.

Класс встретил их дружным гиканьем.

— О! Раненые!

— Это вы друг с другом так?

— А, нет! Нику-то нос свернула деревенщина. А тебе, Макс, неужто руку сломала тоже она?

— Дебилы, — хмыкнул Максим, усаживаясь рядом с Кристиной.

— Максик, правда, что у тебя с рукой? — заворковала она.

— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс.

— Да ладно гнать, Макс, — засмеялся Кирилл Ладейщиков. — Поди выгнал нас в пятницу и тоже решил потискать доярочку?

— Она его сестра, извращенец, — с укором заметила Кристина.

— А между прочим, никакая она ему не сестра, — вдруг подал голос Шилов. Сидел он полубоком, лицом к Максу, и смотрел с ухмылкой, с прищуром, так, будто знает о нём некую тёмную тайну. — И она, кстати, реально дочка губернатора. А вот Макс-то, оказывается, нифига… Макс-то у нас всего лишь ублюдок, которого мамаша нагуляла хрен знает от кого.

В классе тотчас воцарилась тишина. Все оглянулись на Максима, а тот от потрясения и слова-то вымолвить не мог.

— Эй, Шило, ты чего там куришь? — крикнул ему со своей парты Ренат.

— Макс, скажи ещё, что я вру? — Шилов пропустил мимо ушей комментарий Рената.

— Не, ну ты точно обдолбался. Кто тебе такую чушь сказал? — не унимался Ренат.

— Птичка на хвосте принесла, — хихикнул Стас, взглянув на Макса многозначительно. — Так что, ашки, Явницкий ваш у-блю-док. Именно так ведь тебя отчим называет, а? Ты ему: «Отец», а он тебе: «Ублюдок».

Нагуляла, ублюдок, птичка… всё это сплелось в тугой ком, вставший колом в груди. Пульс тревожным набатом стучал в ушах. Боль и гнев затопили разум так, что в глазах потемнело.

Максим кинулся на Шилова, в последний момент заметив, как самодовольное лицо его исказил страх. Стас увернулся, и удар кулаком пришёлся в ухо. Шилов покачнулся и рухнул со стула в проход, но тотчас вскочил и бросился на Максима. Но тут уже подоспел Мансуров и встал между ними.

— Уйди, Ренат. Я эту суку сейчас ушатаю! — рвался Максим.

— Кого ты ушатаешь со сломанной рукой? — пытался его урезонить Ренат.

— Да похер!

— Мансуров, свали, — с другой стороны орал Шилов. — Это наши разборки.

— Да какие разборки, Шило?! — не сдавался Ренат. — Ты дебил, что ли? У него рука сломана и звонок уже скоро. Хочешь помахаться, давай после уроков. Только я буду вместо Макса.

— С хера ли? — взвился Максим.

— Или я! — с готовностью выступил Никита Лужин.

— Ты-то куда лезешь? — усмехнулся Шилов. — Ты…

— Короче, всё! — оборвал его Ренат. — Встречаемся в раздевалке спортзала после уроков. Там и решим, кто с кем махаться будет.

— Я тебе всё равно, сука, за ублюдка язык вырву, — бросил Максим Шилову.

— За правду и языка лишиться не жалко, — посмеивался Стас — его уже отпустило, хотя ухо всё ещё горело пунцовым.

Окончательно их перепалку прервал звонок.

Максим нехотя повернулся к своей парте, когда увидел Алёну. Она шла по проходу и таращилась на него своими младенчески-голубыми глазами. Ещё и посмела поздороваться как ни в чём не бывало! Вот же дрянь! Вот трепло!

Улыбка эта её деланно невинная всколыхнула в нём новую волну ярости. Безумно хотелось высказать ей всё, что он думал и чувствовал, еле удержался. Ну ничего, ему ещё представится случай отыграться на ней за всё «хорошее».

— Максик, — зашептала Кристина, когда он сел на место, — это правда, что ли?

— Правда, — зло бросил он. А какой теперь смысл скрывать, если эта дура всё разболтала? Повернулся к Кристине, впился пытливым взглядом. — И что?

— Да нет, ничего, — промямлила Кристина, выдержав паузу, весело добавила: — Всё равно ты круче всех.

Историк тщетно распинался у доски — никто его не слушал. Всех взбудоражила эта новость и стычка между Явницким и Шиловым.

***

— Блин, я в шоке до сих пор, — выдохнув облако дыма, признался Ренат. — Ты сам давно в курсе?

— Всегда знал, — процедил Макс и затянулся.

Оба сидели в импровизированной курилке — небольшом закутке рядом с лестницей, ведущей на чердак. Всех остальных, кто совался сюда, они гнали прочь.

— Охренеть! А почему ты мне-то об этом никогда не рассказывал?

— А смысл? Что бы это изменило?

— Ну, так-то ничего, конечно. Но я бы сейчас не офигевал так сильно.

Максиму казалось, что все они, даже лучший друг, смотрят на него теперь совсем другими глазами. Нет, из своих никто ничего не высказывал, наоборот подбадривали: «Забей!».

Но их отношение к нему всё равно переменилось. И вроде не понять, в чём оно выражалось конкретно, однако это чувствовалось.

Бэшки, сволочи, и вовсе троллили исподтишка. Вроде и не ему в лицо, а в разговоре между собой, но отчётливо произносили: «Ублюдок… ублюдок». Он срывался, но те лишь деланно хлопали глазами: «Ты о чём? Тебе послышалось». А сами в хохот. Свои обычно вставали за него горой, но тут как-то примолкли. Ни тебе поддержки, ни участия.

«И плевать», — говорил себе Максим, хотя на деле, конечно, не плевать, совсем не плевать. И в сердце будто заноза свербела.

Однако больше всего убивало его даже не то, что все узнали их маленькую и постыдную семейную тайну. Гораздо больнее ранило то, что об этом разболтала Шилову именно она. Алёна.

Всякие умные и псевдоумные цитаты из статусов и вконтактных пабликов он особо не читал, а если попадались, то кривился или высмеивал, а тут вдруг вспомнилось недавно встреченное: «Держишь всех и вся на расстоянии вытянутой руки, а потом возьмёшь и рядом с каким-то человеком руку опустишь. И страшно, и жутко, и весело. Стоишь без щита и доспехов, улыбаешься, смотришь в глаза и думаешь: «Ударит или нет?»… И он бьёт».

Так глупо и так, оказывается, жизненно…

Но, чёрт возьми, зачем она это сделала? Ведь просил же. Зачем? Бездумно? Случайно? Или намеренно, в ответ на его прошлые выходки? Да в общем-то, не так уж и важна причина. Ничто не оправдает простого и убийственного факта: она подло и мелко предала его доверие. Чёрт! Да она — единственная, кому он открылся. А он ещё, дурак, ругал себя за грубости и гадости, что наговорил ей поначалу. Полночи после их поцелуя не спал, думал, терзался, как загладить вину…