Нил Сорский и традиции русского монашества

Все драгоценные книги, иконы, ризы из храмов Нило–Сорского скита были вкладными [592] . Чаще всего жертвовали книги. Среди наиболее интересных вкладов — три рукописных Пролога середины XVI в. (ныне: РНБ. Соф. №№ 1334; 1340; 1352), подаренные в Нилову пустынь известным русским книжником Василием Михайловичем Тучковым.

Имена жертвователей, знатных и незнатных, перечисляет скитский синодик: род князя Никиты Одоевского, князя Петра Долгорукова, княжны Максимиллы Шаховской, князя Ивана Воротынского, бояр Хитровых, Милославских, Шереметьевых, Салтыковых, Матвея Нарышкина, стольника Петра Плещеева, крестьянина деревни Бутово Ивана Орды, крестьянина деревни Великого Двора Федора Торовина; род «авицера Ивана Собакина», род вологодского подьячего Алексия Калинникова; род с Москвы подьячего Федора Клокова; род старицы Феодоры (Апраксиной) с Москвы; род из Вогнемы священника Луки Александрова и других (КБИАХМЗ. РК 127).

592

Так, паникадило в церковь Сретения (ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 668. Л. 4), а также ризы: стихарь, епитрахиль, поручи, пояс и покровцы в церковь Ефрема Сирина (Там же. Л. 6) пожертвовал царь Михаил Феодорович; ризы, полотенца, Псалтырь — Патриарх Филарет (Там же), сосуды церковные — черный дьякон Марк Павловец (Там же. Ед. хр. № 681. Л. 16), образ Успения Пресвятой Богородицы на золоте — «вдова Варвара Артемьевская жена Скворцова из Белозерска» (Там же. Л. 23), книгу «Псалтырь, печать московская, оболочена красной кожей» — князь Иоанн Алексеевич Воротынский (Там же. Ед. хр. № 686. Л. 17 об.), «12 миней печатных в десть да книгу Исак Сирин, да золотой» — Федор Никитич Одоевский (Там же. Ед. хр. № 670. Л. 8), «Часовник в полдесть» — царь Алексей Михайлович (Там же. Ед. хр. № 671. Л. И об.), «новый покров на гробницу Нила Сорского, на нем крест вышит золотой» — Федор Панов; в 1687 г. в Нилову пустынь поступила первая «вкладная дача» серебром: «церковные сосуды: потир, дискос, звезда, два блюдца, копие — все сребряное да крест сребряной благословейной в киоте.., а весом сребра в церковнех сосудех и в кресте опричь копия полтретья» (Там же. Ед. хр. № 690. Л. 21 об.); ярославский посадский человек Федор Федорович Неждановский пожертвовал на церковное строенье «50 рублев 29 алтын 4 деньги (Там же. Ед. хр. № 675. Л. 10 об.).

Важно то, что монастырский синодик упоминает людей, совершенно разных сословий, монахов, мирян из разных городов и областей (из Вологодского уезда, Устюга, Каргополя, Новгорода, Пскова, Ярославля, Москвы, Белозерья), что говорит о широком почитании Нила Сорского и его скита на Руси в XVII–XVIII столетиях. Таким образом, сложившееся в историографии мнение о том, что Нил Сорский и его скит были забыты, а подвиги Нила Сорского замалчивались Русской Церковью, следует считать малообоснованным.

Два с с половиной столетия (XVI — первая половина XVIII в.) Нило–Сорская пустынь прожила по заветам своего основателя. Но в середине XVIII в. жизнь в скиту постепенно замирает, что в немалой степени было связано с общей государственной политикой по отношению к монастырям.

Еще в 1717 г. в Ниловом скиту стали строить новую теплую церковь во имя святого Ефрема Сирина взамен сгоревшей (ФИРИ. Кол. 260. On. 1. Ед. хр. № 827), в 1721 г. Святейший Синод издал распоряжение о выдаче в Нило–Сорскую пустынь денег на церковные потребы и на жалованье денег строителю Иосифу с братией [593] .

593

Описание документов и дел архива Святейшего Синода. СПб., 1868. Т. 1. Стб. 1542–1721. №691.

Но уже опись 1761 г. имущества скита перечисляет «хоромное строение» почти нежилой обители: келья строительская, пять келий деревянных ветхих, из них четыре нежилых, ветхий амбар (РНБ. Кир. — Бел. № 105/1341. Л. И). Драгоценные богослужебные сосуды, иконы, книги и даже большой медный котел вывезли в Кирилло–Белозерский монастырь. Для присмотра в пустыни жил ризничий иеродиакон из Кириллова монастыря, иногда в скит для совершения богослужения приезжал священник из Кириллова.

Секуляризационная реформа 1764 г. прямо скита не коснулась, т. к. земли и крестьян он не имел. Но «государево жалованье» поступать перестало. Кирилло–Белозерский монастырь, разоренный реформой, уже не мог помогать своему приписному скиту (с 1641 по 1777 г. Нило–Сорский скит был приписан к Кириллову монастырю) [594] .

594

Иоанн (Калинин), инок. Описание Нило–Сорской пустыни. С. 11–12.

В XVIII в. скиты, в том числе и Нило–Сорская пустынь, были, как правило, местом ссылки, куда на исправление посылали монахов за «неблагочинное и нетрезвенное поведение» (РГАДА. Ф. 1441. Оп. 3. Ед. хр. № 878 — О переводе в Нило–Сорскую пустынь монаха Моисея за кражу вешей у наместника и побег из монастыря (1799 г.); ГАВО. Ф. 1147. Оп. 2. Ед. хр. № 1444 — О ссылке в Нило–Сорскую пустынь монаха за пьянство (1797 г.).

В 1798–1805 гг монашескую жизнь в Нило–Сорском скиту пытался восстановить благочинный белозерских монастырей, игумен Кирилло–Новоезерского монастыря Феофан (Соколов), но безуспешно [595] . В 30–х гг. XIX в. начинается новая история Нило–Сорской пустыни, но уже как общежительного монастыря.

595

Там же.

Древний тропарь Нилу Сорскому отметил особую избранность, талант преподобного Нила: «Слава Избравшему тя в Руссии отшельником устава изрядна; слава Укрепльшему тя в пустыни» [596] .

Избирая для себя наиболее удобную форму монашеской жизни, Нил Сорский основывался на личном опыте и на глубоком знании традиций. В житийных сборниках преподобного Нила Сорского представлены жития святых — основателей различных форм монашеской жизни. Здесь — жития египетских отшельников: Павла Фивейского и Антония Великого, скитского подвижника Арсения Великого, устроителей палестинских лавр: Илариона Великого, преподобного Харитона, Саввы Освященного, Евфимия Великого и его учеников — Кириака Отшельника и Иоанна Мольчальника, основателей общих житий: в Египте — Пахомия Великого, в Палестине — Феодосия Великого, на Афоне — Афанасия Афонского.

596

Цит. по кн.: Архангельский А.С. Указ. соч. С. 45–46, прим. 116.

История Нило–Сорского скита позволяет охарактеризовать деятельность Нила Сорского как устроителя редкой для Руси XV в. формы монашеского жития — скитской. Однако, являясь новатором в деле распространения на Руси скитского жития, Нил Сорский был сугубым консерватором по отношению к самой этой форме монашеской общины. Сравнение Нилова скита с древними скитами и лаврами показывает их полную тождественность. Устраивая жизнь своего скита, Нил Сорский строго следовал всем принципам и традициям древнего скитского жития. Нило–Сорскую пустынь можно назвать классическим скитом по типу ранних скитов Египта, Афона, Палестины. И в этом Нилов скит — уникальное явление в истории русского монашества XVI–XVIII вв.

Однако не следует противопоставлять Нило–Сорский скит и русские киновии как две разные традиции: древнего пустынножительства и русского монашества. Особенности Нило–Сорского скита, отличающие его от общежительных монастырей, относятся к общим отличиям скита и киновий, которые существовали и в древности. Скитский путь являлся не только средним, «золотым» путем, но и более высокой ступенью монашеского делания, чем киновия. Поэтому Нил Сорский не предлагал скитскую реформу всего русского монашества. Само же возникновение Нило–Сорского скита в конце XV в. и его длительное существование именно как монастыря скитского типа говорит о том, что русское монашество оказалось способным воспринять те классические традиции «умного делания» и скитского жития, единственным хранителем которых в это время оставался Афон.

Заключение

Проведенное в монографии изучение агиографических сборников Нила Сорского, новых документов по истории Нило–Сорского скита выявляет существенные дополнения к тому, что было известно о Ниле Сорском и его учении в контексте истории русского монашества.

Содержательный анализ агиографических сборников старца Нила показал, что жития древних святых были для Нила Сорского не просто назидательным чтением, но своего рода руководством к действию. Многие поступки Нила Сорского обусловлены тем, что так в похожих ситуациях поступали древние святые. Нил Сорский, несомненно, был творческой личностью, однако его творчество имело традиционный характер. И в этом сочетании традиционности и неустанной творческой работы не было противоречия. Такова особенность христианского мировоззрения вообще. Стремление уподобиться Спасителю требует от человека максимальной мобилизации всех его духовных сил и творческих способностей. В личности Нила Сорского русское Средневековье достигло почти идеального совершенства определенного социально–психологического типа.

Изучение характера поправок, внесенных старцем Нилом в житийные тексты, проведенного им отбора житий, их редакции и списков показало коренную черту его мировоззрения — неустанную заботу о догматической целостности Церкви, тщательном сохранении апостольских и святоотеческих «преданий».

Само содержание житий, выбранных для сборников, свидетельствует о том, что состояние Русской Церкви в конце XV в., еретические «сомнения и шатания» вызывали у Нила Сорского глубокую обеспокоенность. Нил Сорский был не просто подвижником, уединившимся в «пустыни», он являлся высоким авторитетом для великого князя и иерархов церкви — современники называли его «великим старцем». При всей монашеской скромности старец Нил хорошо понимал свое значение. Он ощущал личную ответственность за определение позиции Церкви в трудное для нее время. Борьба с ересью была актуальным вопросом русской церковной жизни конца XV в. Догматы о Боговоплощении и иконопочитании, утвержденные на IV и VII Вселенских соборах, их формула и доказательства вновь потребовали своего богословского обоснования в русских условиях XV в. Такое обоснование, в доступной и выразительной форме, содержалось в житиях святых, которые Нил Сорский переписывал в свои сборники.

Эти жития показывали примеры твердости в защите своей веры, сообщали сведения об основных событиях истории Вселенской Церкви. Работая с текстами житий, преподобный Нил всегда был предельно точен там, где речь шла об определении веры: он заменял неверно употребленные слова, добавлял уточняющие определения. Старец Нил сыграл важную роль в общецерковной борьбе с ересью. Он не только принял участие в составлении «Просветителя», причем его наиболее острой полемической части, но и составил, откорректировал житийные сборники актуального содержания, которые разошлись по русским монастырям. Здесь они использовались не только для келейного чтения, но и во время церковных богослужений.