Нирвана

– Скалдин не парень - золото. И дело знает, и сам рюмку выпьет, и друга не забудет. Вот ты, Павел Михайлович... Ведь неспроста же, все-таки, вы им интересуетесь в угрозыске. Я тебя знаю - ты пустышку тянуть не станешь. Но зачем он тебе? Ну, работает мужик, суетится. Сегодня с колес завтра опять в командировку, в дороге бывает больше, чем дома. А Польша...
– С багровой физиономии подполковника на Строкача смотрели трезвые и довольно проницательные глазки, смахивающие на медвежьи - с зеленцой в глубине.

Строкач встревожился.

– Значит Скалдин выезжает в очередную командировку завтра, и снова в Польшу? Тем же "КамАЗом"? Отлично. Надеюсь, перед дорогой никто его не потревожит, Мы ведь понимаем друг друга? Не стоит вам, подполковник, из-за него подставляться.

– Да какое там, Павел Михайлович! Скалдин так Скалдин. Нашкодил пусть отвечает...

– Вот и отлично, договорились. Надеюсь, останемся друзьями.

– Для тебя, Павел Михайлович, - все, что угодно. Скалдин едет в обычную рядовую командировку. И пусть его едет, голубчик, пусть...
– Лютый явно переигрывал, изображая совершенно захмелевшего, уже начавшего заплетать языком.

"КамАЗ" с воинскими номерами тронулся в путь в пять утра. В это время от обычной настороженности ГАИ ничего не остается. Вечерние хмельные гуляки, раскатывающие с барышнями и большими деньгами, уже угомонились, а утренние лихачи еще дремлют в постели. Да и сами инспектора - тоже ведь люди!
– в такое время уже на пути домой. Однако "КамАЗ" майора Скалдина у западного выезда из города поджидал мальчишка-автоинспектор.
– Ну, что, стоим, Степан Макарович?
– водитель-сержант задал вопрос, уже притормаживая.

Инспектор маячил на проезжей части не скрываясь, широко расставив ноги, словно пытаясь этим прибавить солидности своей щуплой фигурке.

Скалдин брюзгливо передразнил сержанта:

– "Стоим"! Останавливай уж, куда деваться. Не давить же его.

И уже через мгновение стало ясно, что положение хуже некуда. Водитель, позевывая, не успел еще отпахнуть дверцу кабины, как с обеих сторон в нее ринулись омоновцы с автоматами, а Скалдин услышал знакомый приветливый голос:

– С приездом, Степан Макарович, со встречей, дорогой!

Голос Строкача подействовал на майора, как удар ломом по спине. Горло у него перехватило, сердце зашлось, и он, как куль с тряпьем, плюхнулся обратно на сидение, так и не услыхав возмущенных воплей водителя, которого удерживали за руки дюжие омоновцы:

– Вы что творите? Это грабеж! У нас секретный груз - кто вам позволит пломбы срывать?! Смотрите, майор... майор умирает!..

– Как вы себя чувствуете, Степан Макарович?
– голос Строкача был полон сочувствия.
– Вы у маня впервые в гостях, так что располагайтесь без стеснения.

Окинув одним взглядом кабинет, Скалдин заметил с укоризной:

– Ну разве так можно, Павел Михайлович! Вы майор, и я майор, есть же какие-то нормы, в конце концов. А вы ловушку мне подстроили.

– Ну уж, и ловушку! Скажете тоже! Я же вас не заставлял ворованную медь за границу на опломбированной армейской машине перебрасывать. Тут вам и контрабанда, тут и хищение в особо крупных размерах. Не говоря уже о таких мелочах, как валютные операции. Ведь не за рубли же вы металл продавали?!

На Скалдина было тошно смотреть, и Строкачу эта картина была знакома, как поверхность собственного письменного стола.

– Ну почему все я да я? Крайний я, что ли? Металл - да, вез. Но, слово даю, - в последний раз.

– Может, в первый? Или все-таки попробуем правду говорить? Степан Макарович, вы ведь офицер. Умейте и отвечать за свои поступки. Вы ведь понимаете - иного выхода нет, взяты вы с поличным. Пять тонн меди - новые высоковольтные шины, украденные на заводе, - да почти тонна никеля... Или будете утверждать, что нашли на свалке? Ей-богу, не стоит, Степан Макарович. Сержант-то ваш продержался ровно шесть минут, пока рассчитывал выйти сухим из воды как человек, всецело зависящий от вас по службе. Не мог же он, водитель первого класса, ведущий пустую - по документам машину, не чувствовать, что у него за спиной шесть тонн груза? Переживает парень, что за каких-то десять тысяч позволил вовлечь себя в опасное преступление, старается помочь следствию.

– Да уж вижу. Значит, все-таки... суд?

– Не тешьте себя иллюзиями, Степан Макарович, что дело уйдет в военную прокуратуру. Неплохо, конечно, что и там у вас друзья, но ваше преступление - сугубо гражданское. Так что не стесняйтесь, будьте раскованнее, ну, скажем, как во время чаепития с соседом.

Скалдин на мгновение смешался, потом раздраженно улыбнулся.

– Черт! Вы-таки действительно кое-что знаете. Ну, что ж, я в этом деле - пешка, копейки подбираю. А всему хозяин - сами видели кто. Пока он не перебрался в наш дом и мы не познакомились, я и помыслить о таком не мог. Это он, уголовник проклятый, все организовал, он и меня сбил с толку...

"Смотри-ка, - думал Строкач, - еще одна невинная жертва! Если ты раньше медь не таскал, так потому что навару с этого не было никакого. Зато армейское барахло отлично шло направо и налево - только свои тебя прикрывали - не подберешься. Но сейчас это дохлый номер. Придется выкладывать все".

– Меня интересует абсолютно все о Теличко. Ведь вы же не стремитесь к тому, чтобы он переложил всю вину на вас и остался безнаказанным? Медь его?

– Да, да! Это все он. Я сколько раз говорил: смотри, что делается - в доме убийство, милиция без конца шныряет, забери ты обратно металл, ведь еще можно провести его по документам. Да и где мне денег взять - за него расплатиться? А ему все равно - доллары ему подавай! Сам, небось, с заводским ворьем рублишками рассчитывается... Ну, этих я и не знаю никого... Спросите Теличко.

– Что вы, майор, какая такая медь? Вся, что была, - проходит по документам, у нас полный ажур. Ревизия? Нет проблем, хоть сейчас. А то, что этот жлоб армейский ворованное за бугор таскает, - его дела. Я об таких и ноги вытереть брезгую.

– Но ведь использовали?
– Строкач с неудовольствием отметил, что Теличко держится невозмутимо, с насмешливым спокойствием.

– Мало ли какую рвань используют. Так какие ко мне претензии?

– После ревизии поговорим.

– И вы всерьез на это рассчитываете?

К сожалению, на результаты ревизии рассчитывать всерьез не приходилось. Но что еще оставалось майору?..

– Однако у вас и темпы! Неужели все за день успели перевесить? Теличко сиял.
– И как успехи? Небось все силы на меня, злостного расхитителя, бросили? Не боитесь, что гидра преступности в другом месте голову поднимет?

– Поднимет - не поднимет, а из девятисот восьмидесяти килограммов меди, числящихся по документам, сорок - недостача.

– Ай-я-яй! Что же это я, бедный, буду делать? Не иначе - обокрали! В милицию, что ли, заявить?
– театрально засокрушался Теличко.
– Хотя, пожалуй, с этим я сам разберусь. Возмещу недостачу - сколько там? Ага, целых две тысячи рублей... Ради такой астрономической суммы и ручку-то в руки лень брать - с актом возиться. Слушайте, майор, чего вы вообще на меня взъелись? Что вы ищете? Медь ворованную - нет ее у меня. Я срок себе за пазухой не держу. Без меня на то дураков жадных хватает. Валюту? Так это только пацаны по загашникам доллары да золотишко скирдуют. В цивилизованном мире на то существуют банковские счета. Эх, Павел Михайлович! Скучно у нас здесь. Воровать тошно, а не воровать - нельзя. Кем мой сын здесь вырастет? Или нищим, или вором. Третьего не дано. Думаете, я не понимаю, что вы сейчас - как же, ведь из рук выскользнул! на хвост мне упадете, воровать не дадите. А платить чиновничьей швали все равно надо. И что дальше? В тюрьму я не вернусь, не хочу. Наверное, придется тикать от родных берез да елок. Жалко, но и там березы с елками водятся. И люди живут по-людски... Эх!...
– махнул рукой Теличко и продолжил уже спокойнее: - И все-то вы прекрасно знаете - и то, что жена моя с сыном по путевке второй месяц по Германии... путешествуют. И должен вам сказать, весьма неплохо там себя чувствуют.