Нищета. Часть первая
Шрифт:
— Свихнулся, совсем свихнулся!
— Как, ты не веришь, что природа…
— Отвяжись от меня со своей природой! Вот увидишь, я останусь совершенно равнодушен к твоей Дульцинее.
— Равнодушен? Лаперсон, запомни, что предсказывает тебе собрат по кисти Жеан Трусбан! Если ты — не кусок льда с северного полюса, то при виде моей незнакомки с тобой случится солнечный удар.
— Со мною-то?
— С тобой! С тобой! Это будет возмездием за то, что ты принес красоту в жертву обыденности и предпочел уродство. Ты влюбишься в нее, в мою Венеру-мать, но, конечно, покажешься ей противным, и она почувствует к тебе отвращение. Тогда ты сделаешь попытку похитить ее у меня, и наша дружба закончится поединком со смертельным
113
Орест убьет Пилада… — Орест и Пилад — герои античной мифологии: их верная дружба вошла в поговорку.
— Ну и чудак! Решительно, ты не своем уме! Что выдумал! Скрестить шпаги и проткнуть друг друга из-за какой-то бульварной девки с Монмартра? Бедняга Трусбан! Плевать мне на твою Венеру, как на чучело гороховое!
XLIII. Добрая хозяйка
Молодые люди совсем было поссорились, но, к счастью, дверь приоткрылась, и вошла г-жа Мерсье, хозяйка чердака, а также молочной в нижнем этаже. В ее руках был поднос, на котором дымились две чашки.
— Вот тебе и на!.. Вас уже четверо! — воскликнула г-жа Мерсье. — А я принесла только две порции слабительного… Но, по правде говоря, тут и на четверых хватит.
— Дорогая и уважаемая хозяйка, — обратился к ней Трусбан, — позвольте Лаперсону и моим друзьям обойтись нынче без этого пойла.
— Почему?
— Потому что к этому обязывает долг гостеприимства. Вы очень добры, но поймите: то, чем вы хотите нас угостить, пить в компании невозможно.
— Но, мой мальчик, у этого слабительного приятный вкус, оно совсем легонькое…
— Не спорю, однако…
— И весной нужно прочищать желудок, если хочешь быть здоровым.
— Согласен, но к нам должны прийти.
— Это неважно: лекарство подействует лишь через несколько часов.
— Но, мамаша Мерсье, ведь к нам придет девушка!
— Ну так что же! Мы и ей дадим слабительного!
Это предложение было встречено взрывом хохота.
— Вы смеетесь надо мной, — продолжала г-жа Мерсье, покачивая головой. — Я не обижусь, ведь вашему возрасту свойственна веселость. Но то, что я предлагаю, совсем не так глупо, как кажется. Ведь, может статься, у ваших друзей и тех, что здесь, и той, что придет, — нет в Париже матери, которая бы о них позаботилась. Так почему же не воспользоваться случаем прочистить желудок? Ах, батюшки!
Увидев негра, добрая женщина выронила поднос, и содержимое чашек залило лежавшее на полу платье Лаперсона (в пылу спора художник-натуралист забыл одеться).
Негр, чья черная физиономия резко выделялась на фоне желтой материи, вытаращил и без того большие глаза, сверкнул белками и широко улыбнулся, показав два ряда ослепительно белых зубов.
— Ах, батюшки! — повторила хозяйка с величайшим изумлением. — Объясните мне, кто это? Стоит взглянуть на эту образину, как все валится из рук. Трубочист это или угольщик?
— Ни тот, ни другой, дорогая госпожа Мерсье, — ответил Лаперсон серьезнейшим тоном, от которого можно было помереть со смеху. — Это — абориген Огненной Земли, чем и объясняется цвет его кожи. Но не бойтесь, это не дикарь. Зовут его Мозамбик, и он к вашим услугам.
— Мозамбик? Вот так имечко! Все равно, если он хочет прочистить себе желудок по случаю прихода весны…
— В своем ли вы уме? Этот господин — доктор Микомиконского университета и главный врач королевы Микомиконы. По части слабительных он такой же дока, как и вы, и знает лекарства, от которых все содержимое кишок вылетает наружу, словно фейерверк. Мало того, ему известны средства решительно против всех болезней. Даже французские
короли не лечили золотуху с таким успехом [114] ! Это — знаменитейший врач Паштетных островов.114
Даже французские короли не лечили золотуху с таким успехом! — Согласно народному поверью, прикосновение королевской руки излечивало золотуху.
— Если ваш черномазый доктор знает, какое лекарство принимают, когда чешется язык, то попросите у него рецепт, — сказала, смеясь, хозяйка молочной. — Он, видно, славный парень, ваш Мозамбик… Ну, милые, раз вы сегодня не расположены прочищать желудки, то спускайтесь вниз пить кофе с булочками.
— С булочками? — воскликнул Мозамбик ломаным языком креола, хоть говорил по-французски, словно родился в Париже. — С булочками? Моя хочет кофей с булочками!
— Ладно, хватит дурачиться! Вставать, одеваться и за работу! Ведь наша знаменитая картина всех нас должна сделать богачами. Но сначала идите завтракать.
— Увы, — возразил Лаперсон, — мою одежду постигла участь, какую вы готовили нашим желудкам: вы оросили ее альпийским чаем [115] . Если вы хотите, чтобы мы спустились вниз, мне придется щеголять в тоге, в римской тоге, понимаете? А ведь нынче — не последний день карнавала, госпожа Мерсье.
— Ладно, я принесу вам кофе сюда, — ответила добродушная толстуха. — Ну, гоп! Остальные пусть одеваются, и за работу!
— Но сегодня воскресенье, — заметил четвертый молодой человек, еще не покинувший гамака.
115
Альпийский чай — лекарственный настой, служащий слабительным.
— Что же из этого, мой друг? Для тех, кто трудится, воскресенье, к несчастью, такой же день, как и любой другой; по воскресеньям даром не кормят, даром ночлега не дают, — ответила, вздыхая, хозяйка. — А коль за неделю много денег не сэкономишь, приходится работать и тогда, когда предпочел бы отдохнуть и повеселиться.
— Будьте спокойны, мамаша Мерсье, сегодня мы займемся картиной всерьез, и она обязательно подвинется вперед, — сказал Жеан. — Ко мне придет чудесная натурщица.
— Это хорошо, но ведь картину вы кончите не скоро и продадите ее не сразу. Уж лучше пишите те пейзажики, что сбываете по двадцати франков за дюжину. Это дело куда вернее.
— Вы сомневаетесь во мне, мамаша Мерсье, не доверяете моему таланту! Мало того, вам доставляет удовольствие бередить мои раны… Пейзажики по двадцати франков за дюжину! Модные картиночки! По-вашему, я ни на что другое не гожусь?
— Кто об этом говорит? Я сказала так только потому, что приближается срок платежа.
— Какого платежа?
— За квартиру, детки. Время бежит незаметно, но все-таки бежит не останавливаясь и увлекает нас за собой; скоро восьмое число, и, хочешь не хочешь, придется раскошелиться.
— Домовладельцы — гнусная порода, — заявил Лаперсон, — но, к счастью, долговязый парень с желтым лицом и рыжими космами, что лежит там, в гамаке, нашел способ, как избавиться от всех домовладельцев, хозяев и вообще эксплуататоров.
— Отлично придумано! — заметила г-жа Мерсье. — Но для этого, вероятно, потребуется немало времени, а пока надо платить, и платить в условленный день: ведь если хоть один из представителей этой гнусной породы и попадет в рай, то отнюдь не благодаря своему терпению. Лучше иметь дело с дьяволом, чем с домовладельцем; я ведь тоже плачу ему. Понимаете, что он не дает отсрочки, хоть и ни в чем не нуждается.