Нищета. Часть первая

За одной из траурных повозок брела большая овчарка. Кладбищенский сторож не впустил ее за ворота; но собака, видимо твердо решив исполнить свой долг до конца и сопровождать хозяина всюду, ухитрилась все же проскользнуть. Сторож с бранью догнал ее и ударами палки выпроводил за решетку. Тогда «друг человека» с достоинством улегся поодаль в задумчивой позе сфинкса. Он ждал.

— Бедное животное! — шепнул Лаперсон Трусбану. — Мне хочется избить этого мерзавца-сторожа!

— Прошу тебя не затевать скандала, мы же хороним малютку! — ответил Жеан, увлекая товарища за собой. И, чтобы успокоить его, он добавил: — На обратном пути мы возьмем с собой эту овчарку, если застанем ее здесь. Наша мастерская без собаки все равно что подсвечник без свечи. Мы выучим этого пса позировать.

— Идея! Кстати, все это — подходящая тема для картины. А? Как по-твоему? Заметил ты, какие тона? Здорово! Гроб из неструганых досок, за ним — нищенка в пестрых лохмотьях, и в тени похоронных дрог забрызганная грязью собака… О, это будет эффектно!

Кладбище было пустынно. Напоминая воздетые к небу руки, грустно торчали голые деревья, еще не покрывшиеся листвой. Длинные ряды стоящих почти вплотную друг к другу крестов с прибитыми к ним дощечками указывали места погребения несметного множества пролетариев.

Дроги подъехали к длинному рву. Это была общая могила. Общая могила, где трупы мужчин, женщин и детей, все вместе, гниют в ужасающей тесноте…

Гробик Лизетты поместили между двумя большими гробами, рядом с другим, маленьким: там еще было немного свободного места. Мадлена и ее дочери остались к этому равнодушны: бедняки привыкли, что им самим и их близким суждено сносить всевозможные оскорбления. Но молодые люди негодовали. Лаперсон с гримасой заметил удивленному негру:

— Черт побери! Это рабочий сброд, за всю жизнь не скопивший денег на покупку шести футов земли, мрет в таком количестве, что власти не знают, куда его девать. Трупы нагромождают друг на друга, наваливают горой, стремясь оставить место тем, кто может заплатить… В твоей стране этого нет! Вот наша цивилизация! Вот как чтут у нас мертвых! А ведь этим культом так хвастает буржуазная поэзия!

— Но если на кладбище не хватает места для бедняков, то почему бы не сжигать их трупы? — спросил Ролландо. — Кстати, у меня есть проект грандиозного крематория. В смысле доходов он…

— Оставь нас в покое с проектами и доходами! — разразился Жеан. — Ты меня приводишь в содрогание своими вечными расчетами. Как! Ты собираешься спекулировать на мертвецах? Взгляни лучше на эту несчастную мать! Это немая Скорбь, олицетворенное страдание! А дети? Как горько они плачут!

На гробик бросили несколько пригоршней земли. Анжеле показалось, что комья стучат не по крышке гроба, а по ее сердцу. Лицо ее покрылось смертельной бледностью, ноги подкосились. Мать и Клара Буссони увели ее. Луиза и Софи, рыдая, последовали за ними.

Молодые люди возложили венки и ушли, не сказав Анжеле ни слова. Но она видела их, и ее взгляд выразил то, чего не в силах были произнести губы: благодарность за их внимание.

У ворот кладбища они снова увидели собаку. Ее гладила какая-то старуха, приговаривая:

— Полно, Тото, полно! Ты чувствительнее иных людей! Поди со мной, поди! Ведь теперь тебе некого любить… — И так как собака не двигалась с места, старуха добавила, пытаясь увести ее: — Ничего не поделаешь, старина! Он умер и больше не придет.

Овчарка завыла.

— Пойдем же, будь умницей! — продолжала женщина, как будто пес понимал ее. — Пойдем, ведь я старый друг твоего хозяина и охотно разделю с тобой корку хлеба. Уж на нее-то я заработаю, продавая корм для птиц. Ну, чем плохая жизнь для собаки?

Молодые люди подошли к старухе и сказали, что хотели бы приютить овчарку.

— Я не против, — ответила женщина, — ведь, по правде говоря, моя торговля приносит мне слишком мало дохода, чтобы взваливать на себя еще и эту обузу. Но Тото не пойдет с вами.

— Почему?

— Потому что животные похожи на детей: они быстро перенимают недостатки тех, с кем живут.

— То есть?

— Тото упрям, как мул, потому что его владелец — царство ему небесное — всех перещеголял упрямством. И если Тото что-нибудь забрал себе в башку, то его не сдвинет с места даже тысяча колбас. Впрочем, попытайтесь!

Приятели вскоре убедились, что им сказали правду: собака не шла ни на какие приманки.

— Ну вот, — заметила старуха, опершись на костыль и собираясь уходить, — я ведь говорила вам. Ну, пойдем же, Тото, мы будем жить вместе в моем дворце на улице Глясьер. Право же, мне нужен пес, а то некому поедать мои доходы!

Собака поплелась за ней.

— Видите, — заметила торговка птичьим кормом, — животные чувствуют дружеское участие: они знают и любят друзей своих хозяев.

Молодые люди удалились в раздумье.

Анжела, полумертвая от горя, взобралась с матерью, подругой и сестрами на империал конки. Она похоронила свою первую, самую большую любовь. На этом кладбище, где все так чудовищно опошлено, осталась частица ее сердца.

XLVI. В поисках пристанища

Время лечит душевные раны, и слезы — первый признак облегчения страданий. Кто плачет — тот мучится меньше.

Согретая лаской матери и сестер, Анжела заплакала, заплакала навзрыд. Наконец-то! Она покорно позволила раздеть себя и уложить в постель. Она не собиралась, подобно многим, горевать вечно; ей нужно лишь чуточку успокоиться, собраться с силами, чтобы вновь искать заработок. Несмотря на все испытанные ею потрясения, бедняжка помнила о том господине, что встретил ее на лестнице у дверей мастерской мадам Регины и дал свой адрес, обещая предоставить работу. Если он сдержит свое слово так же, как художник, — у нее будет верный кусок хлеба. С какой энергией принялась бы она за дело, если бы Лизетта не умерла!

Устав от слез, Анжела в конце концов уснула. Клара Буссони, видя, что больше она не нужна, решила уйти. Мадлена горячо поблагодарила ее, а девочки, чувствуя в ней друга семьи, крепко ее расцеловали.

Кларе, этой на редкость черствой и целомудренной девушке, выдали билет, как и Анжеле. Что она могла сделать? Кому пожаловаться на вопиющую несправедливость? Как добиться оправдания? Какой суд защитит бедняков от злоупотреблений власть имущих? Быть может, газеты? Но те из них, что осмеливались указывать общественному мнению на противозаконные действия чиновников, подвергались штрафам, их запрещали на время или же вовсе закрывали. Клара это знала. К тому же у нее не было знакомых среди журналистов. И не лучше ли скрыть от всех заклеймившее ее позорное пятно? Ведь она не может объяснить, как и почему все это получилось. Нечего и говорить, насколько Клара была расстроена и оскорблена. Она надеялась лишь на то, что об этом никто не узнает и ей удастся зарабатывать на жизнь, как прежде. Ведь она одна из лучших мастериц мадам Регины; не уволят же ее за несколько дней отсутствия! Другие отлучались и на более продолжительный срок, но им не отказывали от места. Вот о чем думала Клара Буссони, возвращаясь в дом, где она нанимала комнатку под самой крышей.

Привратница была ее подругой и землячкой. Обе они приехали из Эльзаса после войны 1871 года [116] ; обе, со свойственными эльзаскам житейской сметкой и бережливостью, сумели остаться честными при таких обстоятельствах, когда многие женщины либо умирают с голоду, либо идут на панель.

Клара не собиралась говорить подруге о своих злоключениях. Она решила сказать, что была занята срочной работой и потому так долго отсутствовала. Ведь привратница ни о чем не подозревала. Каково же было удивление несчастной мастерицы, когда подруга даже не впустила ее к себе и, преградив дорогу, заявила:

116

…после войны 1871 года… — Имеется в виду франко-прусская война 1870–1871 гг.