Ниша

Она выключает свет. Мгновение полной темноты, пока линзы перестраиваются. И снова вспыхивают звезды.

«Какие они красивые…» Лени Кларк отдыхает на дне океана, любуясь искрящейся над ней бездной. Она с трудом сдерживает смех при мысли, что здесь, в трех тысячах метров от ближайшего солнечного луча, темно только тогда, когда горит свет.

–  Что за чертовщина с тобой творится! Ты хоть понимаешь, что тебя не было три часа? Почему ты не отвечала?

Кларк наклоняется, чтобы снять ласты.

–  Наверное, потому что приемник был отключен, - признается она.

– Я… Погоди, сколько, ты сказала?..

–  Наверное?! Ты, видно, забыла, что нам вбивали в голову насчет техники безопасности? Приемник должен быть включен от момента выхода до возвращения!

–  Ты сказала: три часа?

–   Я даже выйти за тобой не могла! Не могла нащупать тебя сонаром! Мне только и оставалось - сидеть здесь и надеяться, что ты объявишься!

Ей-то казалось, что она всего на несколько секунд сбежала во мрак. Кларк поднимается в кают-компанию. Ей почему-то вдруг становится холодно.

–  Где ты была, Лени?
– упорно твердит Баллард, входя следом за ней. В ее голосе Кларк слышатся почти неуловимые жалобные нотки.

–  Я… должно быть, на дне, - отвечает она.
– Поэтому сонар и не мог меня нащупать. Я далеко не отходила.
– «Неужели я заснула? Что я делала эти три часа?» - Я просто… побродила вокруг. Не уследила за временем. Извини.

–  Этого мало. Не делай так больше.

Короткая пауза. Они слышат знакомый удар плоти о металл.

–  Господи!
– вскрикивает Баллард.
– Я сейчас же выключаю наружное освещение!

За время, которое ей нужно, чтобы добраться до отсека управления, существо за бортом успевает еще дважды удариться о корпус. Потом доносятся два щелчка кнопок.

Баллард выходит из рубки.

–  Ну вот. Теперь мы невидимы. Удар. И еще удар.

–  Кажется, не совсем, - говорит Кларк.

Баллард стоит посреди кают-компании, прислушиваясь к ритму ударов.

–  На сонаре их не видно, - шепчет она.
– Я иногда, когда их слышу, переключаю его на минимальную дальность. Но он смотрит сквозь них.

–  Нет газовых пузырей. Поэтому нет и эха.

–  Нас он отлично различает, как правило. А этих тварей - нет. Их не найти, ни на каком уровне разрешения. Они как призраки.

–  Они не призраки.
– Кларк машинально подсчитывает удары: восемь… девять…

Баллард поворачивается к ней.

–  «Пиккард» закрыли,- говорит она, и голос у нее тонкий и неестественный.

–  Что?

–  Из Центра сообщили, что из-за технических неполадок. Но у меня есть приятель в штате. Я ему позвонила, пока тебя не было. Он сказал: Лана в больнице. И у меня сложилось впечатление… - Баллард качает головой, - …что Кен Любин что-то там натворил. Думаю, может, он на нее напал.

Три тяжелых удара о корпус следуют один за другим. Кларк чувствует на себе взгляд Баллард. Молчание затягивается.

–  А может, и нет, - говорит Баллард.
– Мы ведь проходили все эти психологические тесты. Будь у него склонность к насилию, ее бы распознали прежде, чем допускать его к спуску.

Кларк разглядывает ее и прислушивается к ударам тяжелого кулака.

–  А может… может, Разлом их как-то изменил. Может, они недооценили давление, под которым мы здесь оказываемся. В некотором смысле.
– Баллард выдавливает из себя слабенькую улыбку.
– Понимаешь, не столько материальная опасность, сколько эмоциональная напряженность. Во всем. Выход за выходом, с тобой что-то происходит. Морская вода в груди. Часы без дыхания. Это все равно что… жить с остановившимся сердцем.

Она поднимает голову к потолку. Удары становятся слабее, реже.

–  Снаружи не так уж плохо,- замечает Кларк. «По крайней мере там тебя не раздавит. Не приходится бояться, что какая-нибудь пластина не выдержит…»

–  И по-моему, мы меняемся не мгновенно. Изменения проникают в нас постепенно, прокрадываются мало-помалу. И в один прекрасный день ты просыпаешься изменившейся. Ты стала другой, но не заметила, как это случилось. Как Кен Любин.

Она смотрит на Кларк и добавляет гораздо тише:

–  И как ты.

–  Как я.
– Кларк прокручивает сказанное напарницей в голове, дожидается собственной реакции. Но не находит в себе никаких чувств, кроме безразличия.
– Думаю, тебе не стоит особенно беспокоиться. У меня нет склонности к насилию.

–  Знаю. Я не за себя опасаюсь, Лени. Я беспокоюсь о тебе.

Кларк молча рассматривает ее из-за своих надежных бесстрастных линз.

–  Ты изменилась за то время, что мы провели здесь внизу, - говорит Баллард.
– Ты отдаляешься от меня, ты подвергаешь себя ненужному риску. Я не могу понять, что именно с тобой происходит. Можно подумать, что ты ищешь смерти!

–  Не ищу, - говорит Кларк и пытается сменить тему: - Лана Чанг поправится?

Баллард пристально изучает ее лицо. Намек она поняла.

–  Не знаю. Не знаю никаких подробностей.

Кларк ощущает, как что-то в ней затягивается в узел.

–  Интересно, - бормочет она, - что она сделала, чтобы довести его до этого?

Баллард смотрит на нее разинув рот.

–  Что она сделала? Просто не верю своим ушам!

–  Я только подумала…

–  Знаю я, что ты подумала!

Удары снаружи прекратились. Баллард не расслабляется. Она стоит, съежившись в этой странной балахонистой одежде, которую носят сухопутные, и смотрит вверх, словно ожидая нового удара. И переводит взгляд на Кларк.

–  Лени, ты ведь знаешь, я не люблю напоминать, что я здесь главная, но твое поведение опасно для нас обеих. Мне кажется, жизнь на станции серьезно повлияла на тебя. Я надеюсь, что ты еще можешь вернуться в норму, честно, надеюсь. В противном случае я бы немедленно рекомендовала тебя заменить.

Кларк смотрит в спину уходящей напарнице. «Ты лжешь,- догадывается она.
– Ты до смерти перепугана, и вовсе не тем, что изменилась я.

Ты сама изменилась».

Изменения на дне океана Кларк обнаруживает спустя пять часов после события.