Нити разрубленных узлов
Шрифт:
– Думаю, теряют они намного больше. Да, теперь им подвластно все, но… Ничего не нужно. Ничего такого, что составляет человеческую жизнь.
– Ничего бесполезного? – криво улыбаясь, уточняет император.
Да, именно так. Но если их жизнь измеряется одной лишь пользой, она невыносимо скучна. Еще скучнее, чем моя. Правда, «выдохи» все равно не могут этого почувствовать.
– Ничего случайного. Нелепого. Глупого. Беспечного.
– Такого, как, к примеру, ваши вылазки в рядах Гражданской стражи?
Пальцы замирают на месте, а юноша, который вполне мог бы быть моим дедом, придает
– Ваше место ведь не здесь, эсса Да-Диан. Древность рода и величина состояния предписывают вам, как любому добропорядочному гражданину, исполнять определенные обязанности перед империей. Не так ли?
Замираю. Не шевелюсь. Совсем.
– Вы покинули столицу, отговариваясь необходимостью присмотра за племянницей. Что ж, семейные узы я уважаю. Но эсса Либбет уже год как счастливо очнулась от своего сна и более не нуждается в вашей заботе. Почему же вы все еще не решаетесь вернуться?
И утонуть в вязкой скуке церемониальных встреч, протокольных заседаний, реестров, регистров и прочей мерзости? Лучше завтра же поутру сигануть с местной колокольни. Головой вниз.
– Или вы запамятовали о своем по-настоящему гражданском долге?
Император продолжает перебирать шелковые кисти перевязи, а покой на его лице начинает неприятно напоминать мне о Герто.
– Вы отдаете приказ?
Он усмехается:
– Если понадобится, приказ вы получите. Непременно. Из рук того, кому это полагается по чину. А сейчас мы просто беседуем.
Разумеется. Всего лишь треплем языками. Вернее, треплет император, а я борюсь со стойким желанием оглохнуть, ослепнуть и онеметь.
– Вы никогда не задумывались о том, почему кто-то просыпается, а кто-то так и остается «вдохом» на долгие годы?
Вот еще, думать надо всякой ерундой!
– Мы не знаем, что происходит в этом сне. Доподлинно не знаем. Удавалось получить лишь разрозненные сведения, из которых следует, что «врата мечты» уводят людей в другой мир. Призрачный для нас и вполне реальный для спящих. А сны порой случаются такие, что не хочется открывать глаза… – Он вдруг замолкает, сжимая губы так, будто скорбит о чем-то.
– «Вдохи» не хотят просыпаться?
– Да.
Такое положение дел кажется мне диким и глупым, но вынужденно признаю:
– Это их право.
Взгляд императора вспыхивает гневом. А может, во всем виновато колеблющееся от сквозняка пламя свечи.
– У каждого из них есть не только права, но и обязанности. От которых они сбежали. Как вы.
Беседа начинает походить на обвинение. Ох, не к добру я заметил тот сафьяновый футляр рано утром…
– Среди этих беглецов есть один, которого я хочу вернуть больше всех. Любой ценой.
– Что же вам мешает, если до сих пор не вернули?
– Не нашелся человек, способный это сделать.
Значит, попытки были. И не одна. Звучит как-то слишком уж безрадостно.
– Задача настолько трудна для выполнения?
– Возможно. – Он отводит взгляд в сторону свечи, и мне кажется, что пламя начинает съеживаться. От страха. – Но выполнима, иначе вообще никто не вернулся бы.
Вот и наступил тот момент, когда нужно делать выбор. Или хотя
бы притвориться, что выбираешь.– А многие пробовали?
– Их количество ничего вам не даст.
– Просто очень хотелось знать, каким по счету должен стать я.
Император щурится, все еще не глядя в мою сторону:
– Вы умны. Как мне и говорили. А я могу щедро заплатить за ваши услуги.
– Насколько щедро?
– Вы хотите избавиться от своих обязанностей? Это в моих силах.
Заманчиво. Очень заманчиво.
– Но я все еще не знаю, что мне нужно делать.
Он наконец поворачивает голову и смотрит мне в глаза:
– Вы должны попасть в мир «вдохов» и уговорить моего сына вернуться.
Ноги шагают настолько быстро, насколько это возможно. Двигаются на самой границе того, что обычно называют «бег». Можно было бы и побежать, но добропорядочные городские жители никогда не позволяют себе торопиться, и любой, кто вдруг оказывается намного быстрее прохожих, незамедлительно привлекает к себе излишнее внимание, а я сейчас больше всего хочу стать незаметным. Раствориться в пространстве, хоть среди людей, хоть среди каменных стен.
От предложений императора не принято отказываться. Можно прикинуться непонятливым, потянуть время, но все равно придется в конце концов сказать «да». Особенно если приходно-расходная книга твоей жизни измарана приписками и утайками.
Наверное, отец когда-то сбежал от той же скуки, что сейчас приветственно раскрывает передо мной свои двери. Блеснул молодецкой удалью, устроил заплыв в ледяной воде. Повеселился всласть, вот только спустя несколько дней слег и больше не поднялся с постели. Матери после похорон тоже стало безмерно скучно, не помогло даже опустошение винных погребов дюжины имений. И однажды, на утренней зорьке заглянув в родительские покои, я узнал, что осиротел окончательно. Впрочем, совсем скоро на мое попечение свалилась Либбет, и какое-то время заботы о ней совершенно не позволяли скучать. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Свобода, например.
У меня все еще есть выход. Правда, ведет он в самую последнюю комнату, ту, в которой других дверей или окон уже не найдется.
Вернуться в столицу, принять положенный чин и заняться делами на благо государства. Надеть камзол мерзкого сине-зеленого цвета, обзавестись смотровыми линзами и мозолью на заднице – от бесконечного сидения в кресле. Оказаться окруженным толпой преданно заглядывающих в рот служек и отяготиться еженедельными походами в Императорское собрание. Великолепная перспектива. Просто загляденье.
Весь вопрос в том, как долго император согласен ждать моего ответа. Пока я старался говорить уклончиво и неопределенно, но не сегодня завтра он повторит свое предложение, и нужно будет на что-то решаться. С другой стороны, разве может что-либо развеять скуку лучше, чем путешествие по ту сторону мира?
Лица людей, мимо которых я прохожу, сливаются в единое целое. Местами чуть заинтересованное или удивленное, но по большей части равнодушное.
Отправиться туда, куда попадают «выдохи»… Заманчиво. Но только не для меня. Я не хочу становиться таким, как они. Ни в коем случае.