Ночь последнего дня

— Деловая встреча. Мой привет дамам.

Я заметила, что Борьке он руки не подал, ограничился едва заметным кивком, а Борька и вовсе его проигнорировал.

— Знакомьтесь, — продолжая стоять, сказал Антон. — Это Мария, из-за нее я теперь не сплю по ночам.

— Надеюсь, с удовольствием? — банальности Рахманов произносил с видом царя Соломона.

— Какое удовольствие, если я не сплю в одиночестве? — развел руками Антон.

— С Борисом вас знакомить не надо…

— Это уж точно, — буркнул Борька.

— А рядом его любимая девушка, Юля.

Рахманов вновь задержал взгляд на мне, затем перегнулся через стол и поцеловал мне руку.

— Преклоняюсь, — сказал насмешливо, метнув взгляд в сторону Борьки. — Редкая девушка способна его вынести.

— Да пошел ты… — пьяно отмахнулся тот.

— Не позволяйте ему напиваться.

— А это мой друг Олег, — продолжил Антон, теперь представляя Рахманова нам. — Собственно, он так известен в нашем городе, что его представлять даже как-то неловко.

— Адвокат дьявола, — кивнул Борька.

— Надеюсь, такие красивые девушки не имеют отношения к журналистике? Терпеть не могу журналистов.

— Ага, ему куда больше нравится помойка под названием политика, — не унимался Борька. — Мы еще увидим этого парня в Государственной думе.

— Бери выше, Боря, бери выше! — засмеялся Рахманов. — Приятного вечера. — Он кивнул всем по очереди, и Антон занял свое место.

— Не понимаю, что у тебя общего с этим надутым павлином, — начал приставать к нему Борька.

— Детство, — пожал плечами Антон. — Тебе прекрасно известно, что мы дружим с того момента, как научились ходить.

— Тебе не приходило в голову, что он давно отклонился от маршрута?

— Ты к нему несправедлив.

— Это ты мне говоришь? Твой друг — цепной пес подонка Долгих. Всякий раз, когда того собираются взять за задницу, появляется этот хлыщ со сводом законов под мышкой и…

— Ты же сам сказал: со сводом законов. Он не нарушает закон, он прекрасно выполняет свою работу…

— Не нарушает? О господи, не нарушает… Торговля оружием, наркота… Такие сволочи, как он, превратили страну в побирушку, и им плевать на все, лишь бы набить карманы, а потом свалить куда-нибудь.

— Не начинайте сначала! — взмолилась Машка. — Давайте поговорим о чем-нибудь приятном.

— Приятно — это когда таких, как Рахманов, ставят к стенке.

— Точно, — вмешалась я, видя, что разговор приобретает опасное направление, и желая все обратить в шутку. — Выпьем еще и всех поставим к стенке.

— Свобода или смерть! — хихикнула Машка.

— Да здравствует команданте! — подхватила я.

— За него и выпьем. — Машка разлила водку по рюмкам. — За ветер революций! — торжественно провозгласила она.

— Терпеть не могу такие шутки, — серьезно сказал Антон.

— Что ты имеешь против команданте? — полез к нему Борька.

— Дурацкая болтовня иногда дорогого стоит.

— Мужчинам больше не наливать, — улыбнулась Машка.

— Нет, постой! — не хотел успокаиваться Борька. — Юлька обожает Че Гевару, а я его уважаю. Справедливость надо восстанавливать, а не болтать о ней.

— Свобода или смерть… Я этого до блевоты наслушался. Какого хрена ему понадобилось в Боливии?

— Не знаю, — затряс головой Борька. — Юлька, ты знаешь? Юлька все знает. Она обожает Че. Так что ему понадобилось в Боливии?

— Он был влюблен в революцию, — ответила я. — А она ему изменила. Грустная история. Мужчины вечно любят не тех.

— И ты его за это обожаешь?

— Конечно. Он был ей верен до конца. И никто другой ему был не нужен. Умереть во имя любимой — разве это не романтично?

— Еще один великолепный миф, — разозлился Антон еще больше. — Бац, и ты уже герой. Скалишь зубы со всех плакатов. Почему бы вам не полюбить Хаттаба? Они даже внешне похожи. Один этот дурацкий берет чего стоит.

— Ты можешь полюбить Хаттаба? — повернулся ко мне Борька.

— Нет.

— Вот видишь! — Он снова посмотрел на Антона.

— Куда это нас занесло? — забеспокоилась Машка.

— Нет, пусть объяснит, какая между ними разница, — гнул свое Антон.

— Между идеалистом и наемником? Примерно такая, как между Джульеттой и уличной шлюхой.

— Ненавижу войну, — выпив водки, сказал Антон. — И идиотские разговоры тоже.

— Если я тебя поцелую, ты нас простишь? — обнимая его, спросила Машка.

— Если ты меня поцелуешь, я соглашусь со всем на свете, — жалея о своей вспышке, ответил Тони.

— Ловлю на слове, — подняв рюмку, сказал Борька. — Мы тут все революционеры, хоть завтра в бой. Свобода или смерть! — Борька повернулся ко мне. — Вдруг твоей любви и мне перепадет немного. Скажи, что я должен сделать, чтобы тебе понравиться?

— Перестать болтать чепуху.

— Вот видишь, в ее сердце нет места для меня. Посмотри на эту женщину, амиго. Она сводит меня с ума. Что за глаза! Ты видел когда-нибудь такие глаза? А этот ее взгляд? Женщина-гладиатор. Чтобы такая, как она, тебя полюбила, надо как минимум загнуться в боливийских болотах.

— Что мне за радость от этого? — рассмеялась я. Надо было прекращать дурацкий разговор, пока мы окончательно не переругались. Я видела, что Борька раздражен, что он ищет выход для своего гнева, а сам беспомощен и жалок, как капризный ребенок. — Просто он очень сексуален. Мне нравится его берет, его улыбка и его сигара.

— За сексуальность в революции! — подхватила Машка.

— Во всем надо видеть светлую сторону, — кивнул Борька. — Ты что-нибудь имеешь против сексуальности? — полез он к Антону.

— Нет, — отчаянно замотал тот головой.

— Значит, мы единомышленники.

— У меня подарок для тебя, — сказала мне Машка. — Эти типы едва все не испортили, ну да ладно… — Машка достала из сумки черный берет. — Держи, и пусть все твои враги сдохнут, — сказала она так серьезно, что пьяные улыбки сползли с наших лиц, а мужики притихли. — Таскаю его третий день.