Ночь в твоих глазах

Я прикрыл глаза.

“ — Милая моя, непотребства толком я тебе пока не показывал!” — мог бы сказать я.

Но недавнее самовнушение, к счастью, еще держалось.

— Это что… ты меня учишь допросы проводить? — на всякий случай уточнил я, хотя это было вполне очевидно.

— Ты же меня учил шпионить, верно?

Свиток с хлопком исчез из моих рук, когда я переместил его в свой кабинет.

— Я обязательно изучу твои показания поближе! — но после того, как с ними ознакомятся специалисты и сделают мне расшифровку. — Но позже. А сейчас — позволь показать тебе нечто интересное.

Я протянул озаренной ладонь — и она без колебаний вложила в нее свою.

Сквозь грани я шагнул намеренно плавно, позволяя спутнице рассмотреть изнанку перехода.

Интересно, как озаренные видят магию?

А как они видят свою магию?

Понимает ли Янтарная, насколько ее видение и восприятие магии отличается от доступного всем остальным?

Хотя если бы озаренные это осознавали — их существование не было бы тайной для иных рас.

Сегодня я собирался пройти по краю. Я собирался показать Даркнайт Ирондель то, что в любом ином случае она смогла бы увидеть лишь принеся клятву верности моему дому. Но… Мне очень не нравилась её сестра.

И то, что моя подопечная к ней так привязана, меня всерьез беспокоило.

Прежде, чем устраивать сестрам встречу, следовало дать в моем Доме младшей что-то, что будет иметь для нее ценность. Что-то, что будет для нее дорого и важно.

Чтобы, когда она поймет, что из себя представляет ее драгоценная родственница, у нее было что-то, чем она сможет утешиться.

Что-то, что станет её якорем.

И этот якорь должен быть в моем Доме.

Изначально я планировал стать этим якорем сам, но самоуверенность сыграла со мной злую шутку: я недооценил озаренную.

Что ж, значит, рискнем и используем беспроигрышный вариант.

И когда мы прошли сквозь грани, восторженный выдох озаренной пролился медом на моё сердце: о, да-а-а! Я знал! Я говорил, что ты никогда такого не видела!

Подземный зал, в который мы вышли, был велик и просторен. Сталактиты и сталагмиты тянулись друг к другу каменными клыками сверху и снизу, словно желая сомкнуться — но не имея пока такой возможности. Исходящее от них мягкое молочное свечение было здесь единственным источником света — и его блики играли на поверхности внутреннего озера.

Воды его казались бездонными, но кому, как ни мне знать, что это лишь видимость? Глубины в нем от силы по щиколотку, лужа, да и только — вот только не стоит обманываться кажущейся безобидностью этой лужи.

В случае необходимости черное озеро затопит пещеру полностью, и лучше не знать, кто пробудится в его водах, защищая…

— Что это? — Даркнайт Ирондель не отвлекалась на красоты тайной пещеры. Она восхищенно и безотрывно смотрела на валун, лежащий по в центре пещеры, посередине озера.

Огромный камень неправильной формы, ничем не примечательный — если, конечно, смотреть на него обычным зрением. Но она смотрела правильно, и видела то, что мне оставалось только озвучить:

— Магическое сердце Алиэто-оф-Ксадель.

Носитель разумного заклинания, которое, по сути, и творит всю магию Цитадели-над-Радугой.

Причина, по которой озаренные являются сверхценностью для обеих ветвей эльфийского народа.

В основе каждого эльфийского замка лежит магическое сердце, к которому привязано разумное заклинание, подчиненное определенной крови, и представители этой крови в своих замках могут ходить сквозь грани, слышать магию, видеть сквозь стены… В наших замках от нас нет секретов и для нас нет невозможного.

Но вот менять такие заклинания, учить их и растить, совершенствовать — а главное, создавать новые — способны только обладатели редкого магического дара.

Те, в ком горит огонь творения.

Озаренные маги.

Но все это, озаренная моя, я тебе пока что не скажу. Рано.

Даркнайт Ирондель Янтарная

В этом месте все дрожало от силы.

От черного озера веяло такой мощью, что бежали мурашки по рукам, и от одной мысли о прикосновении зеркалу воды, поднимались дыбом короткие волоски на затылке.

Фонили магией, как сдержанным неодобрением, каменные клыки.

И на контрасте с этим — еще теплее и уютнее ощущалась сила магического сердца Алиэто-оф-Ксадель.

Я брела по берегу озера, вглядываясь в переплетение магических потоков каменного сердца, ощущая всей кожей его пульс, и чувствовала, как в благоговейном восторге замирает мой собственный: оно было невероятно прекрасно.

Безупречная гармония сложного узора, воспринимаемая не разумом, а ощущениями.

И, к досаде своей, я поняла, что не знаю, как подступиться к этому узору.

Давно забытое ощущение — со времен давно прошедшего ученичества, я знала, с чего начать распутывать сплетение линий новых чар, интуитивно выхватывая из вязи кончик плетения, а тут!..

Возможно, если бы я могла подойти поближе…

Но никакая сила не заставила бы меня коснуться черной воды даже кончиком туфли — и поэтому мне оставалось изучать манящий объект издалека, впиваясь взглядом в лабиринт силовых линий…

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем в это увлекательнейшее времяпрепровождение не ворвался голос моего спутника:

— Позволь задать тебе вопрос, Даркнайт Ирондель.

О, Оракул, как ты не вовремя со своим вопросом, Мэлрис эль-Алиэто! Ну что тебе стоило подождать еще немного?!

— Слушаю тебя, — и не показать раздражения в голосе стоило мне труда.

— Как мне тебя называть?

А вот этот вопрос и впрямь удивил. Настолько, что я вынырнула из мысленного перебора схем и версий, и посмотрела на темного.

— Этикет твоего мира диктует обращение “Даркнайт Ирондель”, — продолжил между тем Мэл, — Этикет моего мира полагает верным обращаться к собеседнику так, как он был представлен при знакомстве. Но при нашем знакомстве были настолько специфические обстоятельства… — он улыбнулся чуть ощутимо, но так, что эта улыбка отразилась в его глазах теплом и отозвалась в моем теле жаром. — Я полагаю, в нашей ситуации разумно задать прямой вопрос и прояснить этот вопрос. Как мне к тебе обращаться, Даркнайт Ирондель?

Чтобы собраться с мыслями и призвать себя к порядку, я прибегла к испытанному приему моих студентов: не знаешь, что ответить — начни с исторической справки по теме:

— Оба имени настоящие, просто одно вещее, а второе — родительское. Оракул не создает младенцу судьбу, нарекая его именем, он просто видит сущность этого младенца и подбирает ей определение, — ко мне постепенно возвращалась собранность и чувство времени, и если верить ему, то выходило, что мы здесь провели уже изрядно времени.