Ночь в твоих глазах
Шрифт:
Я убрала руку — и волосы хлынули черным водопадом, снова завесив плечи, спину и прочую мужскую красоту.
Это было невероятной глупостью, но всё эстетическое очарование ушло, оставив во мне лишь сострадание и непонимающее “Зачем?!”
Ну что за беда? Вот же он, стоит передо мной — здоровый, ухмыляющийся, а мне его жалко.
— Это называется “тессаро каиль”, “белый след”— Мэл, понятия не имеющий, о чем я сейчас думаю, уверенным жестом перекинул волосы на грудь и продолжил вещать. — И это что-то вроде вашего человеческого генеалогического древа. Её наносят накануне первого совершеннолетия,
— Это больно? — я перебила эльфа, и осторожно потрогала выпуклую линию.
Я ведь еще тогда, в самый первый свой раз думала, что плечи у мужчины не гладкие, а словно испещренные какими-то линиями — теперь понятно, какими.
— Не очень, — легко отозвался он. — Перед началом посвящения тебя поят дурманящим составом, так что боли особо не чувствуешь. А вот в процессе заживления — да-а-а… Мне хотелось на стену лезть, так там всё зудело и чесалось! Вот, собственно, когда шкура заживет — всё, можно праздновать совершеннолетие.
Я прикрыла глаза, подышала, призвала Великое Ничто в свидетели: и эта раса еще считает всех вокруг примитивными дикарями.
А потом открыла глаза, и решившись, погладила теплую спину:
— Бедный…
— Нэйти? — Мэл удивленно развернулся ко мне, вгляделся в лицо. Его руки легли на мои плечи, — Нэйти, ты чего? Эй, не бери в голову!
Он улыбнулся мне, ласково провел ладонью по щеке, заправил за ухо прядку волос.
— Брось, это просто ритуал взросления, посвящение во взрослую жизнь. Он даже не обязательный — я добровольно решил его пройти.
— Зачем?
— Гонор покоя не давал… — он снова улыбнулся, легко и светло. — И к тому же, это красиво!
Безумные эстеты!
Я закатила глаза, показывая, что обо всем этом думаю, и Мэл рассмеялся.
И я даже не захотела выгнать его за это из своих покоев.
И потом, когда он, взяв мое лицо в ладони, поцеловал меня — тоже не захотела.
Ну а когда я его обняла, целуя в ответ, о “выгнать” уже и подумать не получалось.
Я отстранилась от Мэла, не расплетая, впрочем, рук, обнимавших его за шею — и темный послушно остановился. Вопросительный взгляд, в котором читалась готовность отступить, если я передумаю, успокаивал: у меня есть выбор. Моё “нет” будет услышано.
И это избавляло меня от необходимости говорить “нет” на самом деле, и любой ценой добиваться, чтобы с ним считались.
Тягуче-сладкое предчувствие прокатилось по телу при мысли о том, что сейчас будет, пробежало дрожью в животе…
И именно этот момент темный, принявший мои самокопания за сомнения, выбрал, чтобы разжать объятия!
Руки, только что обнимавшие меня за талию, скользнули по платью и опустились, он сделал попытку отстраниться...
Ну нет уж!
Я полыхнула на него возмущенным взглядом, дернула на себя, вынуждая подойти и прижаться.
У меня тут первый безусловно-добровольный секс намечается, а этот остроухий вознамерился бежать с поля боя?!
Я потянула темного за шею, вынуждая склонить темноволосую голову, и нахально поцеловала красиво очерченные губы. С уверенностью, которой сама от себя не ожидала… На миг испугалась, что это смешно, что я же не умею!.. Но
Мэлу было не смешно. В темно-зеленых глазах полыхало пламя, голодное, жадное.И на это пламя отзывался крохотный огонек, танцующий внутри меня. Подрастая. Опаляя жаром. Я сглотнула, облизнула губы — и пламя внутри меня полыхнуло восторгом, когда Мэл сглотнул в ответ, прикрыл на мгновение глаза…
И замер неподвижно. И его бездействие больше не говорило о готовности сбежать. Он просто уступал мне поле боя, сдаваясь на мою милость — и в мои руки.
...а мое собственное пламя уже гудело в костях.
С неизвестно откуда взявшейся смелостью я погладила его плечи, чувствуя кончиками пальцев линии шрамов. Да, Мэлрис, ты прав, это красиво.
Коснулась губами местечка, где плечо переходило в шею. Поцеловала ямку над ключицами. Потерлась о гладкую грудь щекой — сперва одной, потом другой. Просто так, потому что захотелось!
Пр-р-ри-ия-атно! Хорошо!
Протянула ладонями по груди, по ребрам, по твердому животу, вздрагивающему под прикосновениями, до самого ремня. Задумчиво поводила пальчиком вдоль границы между кожей живой и кожей выделанной, помня о своих проблемах с тугой пряжкой в прошлый раз… И потребовала:
— Сними.
Медленными, завораживающими движениями Мэл расстегнул пряжку ремня… Смотреть на это было невыносимо, не смотреть — невозможно.
И когда Мэл согнулся, чтобы избавиться от штанов, темная макушка оказалась близко-близко, и его дыхание опалило мне кожу, сбивая мое собственное дыхание, пуская галопом пульс.
Он выпрямился — и снова замер: совершенное тело, возбужденная плоть.
Мне бы никогда не хватило решимости протянуть руку, и коснуться этой плоти!
...но тем не менее, я это сделала.
Шелковистая тонкая кожица, удивительно приятная под ладонью — и то горячее, твердое, что ощущалось под нею. Дыхание Мэла, ставшее рваным, когда я просто провела пальцем вдоль выпуклой венки. Ощущение жара у меня между ног.
Реальность воспринималась мазками, урывками, и это была какая-то другая реальность — и в ней я была свободной и бесстрашной.
И эта бесстрашная я любовалась Мэлом, абсолютно нагим, за исключением многочисленных сережек в ушах и кулона на шее — Великое Ничто, как красиво!
Эта свободная я поднимала руки, оплетая шею темного, прижималась всем телом к голой коже, и сходила с ума от мысли, что наши тела разделяет лишь моя одежда.
Эта безумная я целовала, и касалась, и принимала поцелуи с прикосновениями, пила их, дышала ими, горела!
Дернув потайной крючок на платье, я чуть не взвыла от досады: раздеваться — так долго!
И, подняв взгляд на темного, приказала:
— Раздень меня!
Драгоценный шелк брызнул обрывками в стороны, избавляя меня сразу от всех предметов гардероба, и темный, ликующий восторг затопил меня с головой. Я толкнула Мэла к кровати, и он, ложась, потянул меня за собой. Я кусала от досады губы: мне одновременно хотелось большего, продолжения, когда он во мне, на мне — и не хотелось терять эту сладкую, пьянящую власть. Над ситуацией, над ним…
— Подожди, — шепнул Мэл, покрывая поцелуями мои ключицы и грудь. — Подожди...