Ночь Волка
Шрифт:
— Например?
— Водку, квашеную капусту, соленые огурцы, утром — огуречный рассол.
— Мм, — передернула плечами Юлия, — даже слюнки потекли.
— От слова, — водка?
— Нет, конечно, от другого, квашенного и соленого.
В эту минуту зазвонил телефон, Юлия полезла в сумочку и извлекла трубку.
— Да, милый, все хорошо, нет еще, на выставке, осматриваем иконы, закончим — сразу домой, а можно потом немножко погуляю по набережной, погода хорошая, а здесь душно, боюсь голова разболится, спасибо. Протянула трубку Авдееву.
— Вас.
Авдеев приник ухом, услышал властный и покровительственный
— Старина, потерпи еще немного, я тебе потом отгул дам, погуляй с ней немного по набережной, чтобы какие-нибудь козлы не пристали.
— Конечно, шеф, — ответил Авдеев, — никаких проблем, до свидания.
Вернул трубку.
— Вы солгали, — сказал он, — и сделали меня соучастником, зачем?
— Вы от меня устали? — спросила Юлия.
— Нет.
— Может быть, я вас раздражаю?
— Нет.
— Тогда не задавайте глупых вопросов, я не хочу домой так рано.
— Я никогда не лгу, — заявил Авдеев.
— Ну, уж, никогда?
— Никогда.
— Это ваше кредо?
— Нет никакого кредо, просто я никогда не лгу. Это данность, кредо-это осознанный выбор, а у меня нет выбора.
— Ну и черт с вами, я буду одна гулять, — рассердилась Юлия.
Повернулась и пошла, каблучки по мостовой — цок, цок, цок, цок. Обернулась.
— Что же вы идете за мной?
Авдеев ухмыльнулся.
— Шеф приказал погулять с вами по набережной.
— Да, — деревянным голосом спросила Юлия?
— Да.
— А вот хрен вам, вместе с шефом.
— Ушам не верю, неужели вы можете ругаться?
— Еще как. Все настроение мне испортили, даже гулять по набережной расхотелось. Знаете, Авдеев, я еще не встречала человека, который вызывал бы во мне столь противоречивые чувства, — за сегодняшний день я несколько раз чувствовала к вам то злость, то расположение.
— Этому есть объяснение, — сказал Авдеев, — когда меня рожала мама, в операционной отключили свет, поэтому до половины я рожден при свете, вторая половина явилась на свет в полной темноте, отсюда противоречивые чувства, которые я вызываю. Но, поскольку гулять по набережной вам расхотелось, предлагаю поехать со мной и восстановить силы на свежем воздухе, есть одно подходящее местечко, забегаловка с видом на реку, на фоне чудной заброшенной часовни, там, к ледяной водке подают хрустящие соленые огурцы.
— А-а, — нашли мое слабое место, — укоризненно сказала Юлия, — а что же вы скажете шефу?
— Скажу, что при словах "соленые огурцы" с вами сделалась истерика, и я был вынужден немедленно их найти, вернее, отвезти вас к ним.
— То есть попросту соврете.
— Я, да что вы, я же никогда не вру.
— Ага, я поняла, как барон Мюнхгаузен.
— Разве я не прав насчет огурцов?
— Правы, правы, везите же меня скорее к ним, черт бы вас побрал.
Все оказалось точно так, как обещал Авдеев. Заброшенная часовня, вид на реку и даже сохранившиеся местами фрагменты крепостных стен.
Чудное местечко, — сказала Юлия, — главное здесь тихо, а ведь мы находимся в черте города, да?
— Точно так, — подтвердил Авдеев.
— Что здесь раньше было?
— Табличек нигде нет, но, предполагаю монастырское подворье.
— А, что стало со стенами: враги, наверное, разрушили, когда брали приступом.
— Стены разобрали на строительство,
кирпич сохранился прекрасно.— Кто разобрал?
— Большую часть — государство, остальное потаскали местные жители. Видимо это не было памятником архитектуры.
— А где забегаловка?
— Вот она, — Авдеев указал на деревянную избу недалеко.
Но сначала осмотрим часовню.
— Прошу.
Часовня оказалась вовсе не часовней, а каменным строением непонятного назначения. Они обошли вокруг башни, и остановились у деревянной двери. Замка на ней не было, но петли были замотаны алюминиевой проволокой. Авдеев стал ее раскручивать.
— А нам не попадет? — опасливо спросила Юлия.
Но Авдеев уже открыл дверь и вошел вовнутрь. Юлия, помедлив, последовала за ним.
Сумрачно и сыро, под ногами строительный мусор и человеческие экскременты. Узкая лестница вела на деревянные площадки второго и третьего этажей.
— Прошу, — предложил Авдеев.
— Вы думаете? — нерешительно сказала Юлия.
— Непременно.
— Честно говоря, эта лестница не внушает мне доверия, — пожаловалась Юлия.
— Я вам больше скажу, она никому не внушает доверия, — успокоил ее Авдеев.
— Никому? — подняла брови Юлия.
— Никому, — подтвердил Авдеев.
— Вы что же всех девушек сюда водите? — с непонятной ревностью спросила Юлия.
— Наверх, еще никто из них не поднимался.
Юлия подхватила полы своего плаща и ступила на шаткий путь самоутверждения. Скрывая улыбку, Авдеев последовал за ней. Второй этаж был промежуточным звеном, на третьем, через огромные окна-бойницы, можно было увидеть окрестности, Сделав шаг, Юлия испуганно схватилась за Авдеева, деревянные половицы ужасающе скрипели под ногами.
— Вы испачкали плащ, — сказал Авдеев, чтобы что-нибудь сказать.
— Это ерунда, — сказала Юлия, — поглядев на полы своего плаща, — на обратном пути я его еще не так испачкаю.
— Почему?
— Потому что я буду сползать от страха. Зачем вы меня сюда затащили?
— Посмотрите, какая красота, — прервал ее Авдеев.
Юлия повернула голову.
Река делала длительный плавный изгиб и растекалась в устье в огромную заводь, по поверхности которой скользили серфингисты. У причала стояли несколько речных судов, землечерпалка, плавучий ресторан, в прежней жизни бывший трехпалубным кораблем. Берега, обнимавшие заводь, были покрыты густыми зарослями, правее, взгляд скользил по убранным полям, фермам высоковольтных линий, голубым маковкам церкви какой-то деревушки, железнодорожного моста и упирался в горизонт.
— Разве из-за этой панорамы не стоило сюда лезть? — спросил Авдеев, едва не касаясь лица Юлии.
— Пожалуй, — согласилась Юлия, помедлив, спросила, — но как насчет огурцов?
Забегаловка естественно называлась "Русская изба", и все внутри было подчинено псевдо-славянскому стилю; лапти и балалайки, висевшие на бревенчатых стенах, рушники-полотенца на деревянных столах, чучело медведя в углу; начищенный самовар, тускло поблескивающий своими медалями, расписанные ложки-матрешки — в изобилии на подоконниках, расшитая косоворотка на официанте со значком с надписью «половой», который встретил их у входа и проводил к столу, с обеих сторон которого стояли крестьянские лавки.