Ночной народ

В нее ворвался человек с небольшими рыжеватыми усиками и в очках, едва-едва облагораживающих грубоватое энергичное лицо с мелкими чертами и тяжелым подбородком. По уверенному виду незнакомца несложно было заключить, что перед Дейкером и Джойсом предстал сам здешний хозяин.

– Господа, я - капитан Эйкерман, - представился он, бодрым шагом пересекая комнату, чтобы тут же плюхнуться в свое начальственное обитое кожей кресло.

– Инспектор Джойс.

– Доктор Дейкер.

Пока они представлялись, Эйкерман закинул ногу за ногу и недовольно поморщился: даже такая короткая презентация незваных гостей казалась ему совершенно излишней и затянувшейся формальностью.

– Господа, - заговорил он, прежде чем Дейкер успел закрыть рот, - вы должны знать, что убийство произошло в Шир-Неке, а это в моей юрисдикции.

Он обращался в первую очередь к Джойсу - Эйкерману и в голову бы не пришло видеть конкурента в психиатре. А вот инспектор - это другое дело...

У Эйкермана были свои представления о порядке, и он верил в них, как веруют порой во все святое, и был готов разделаться с любым, посягнувшим на его святыню.

Порядок - это все, и ради порядка можно и нужно приносить любые жертвы, считал он.

Многие из-за этого принимали Эйкермана за простого карьериста и ошибались. Лишь служение своим принципам имело для него жизненную ценность, и лишь этому делу он был готов в случае надобности отдать жизнь. Кроме того, Эйкерман немало поработал, составляя команду из таких же помешанных на порядке "единоверцев", во имя цели одинаково готовых пойти и на подвиг, и на преступление. Но если отбросить громкие слова, большинство работающих в Шир-Неке полицейских были славными ребятами, позволявшими себе лишнее только в отношении преступников, а потому карьера капитана развивалась автоматически.

Кое-что о характере Эйкермана Джойс слышал, и все же он мог оценить размер той силы, с которой ему пришлось столкнуться, иначе вряд ли он стал бы возражать, рискуя нажить себе серьезного врага. Уж что касается истинных недостатков Эйкермана, то к ним куда справедливее было бы отнести его душевную неповоротливость, если не дубоватость, чем приписываемые ему честолюбие и карьеризм.

– Но зато Бун - в моей, - заявил Джойс.
– Он был моим заключенным.

– Вот как?
– не без затаенной угрозы поинтересовался Эйкерман.

Джойс посмотрел на него пристальнее. Во всяком случае, в его компетенцию не входило ссориться с представителями местного отделения полиции. Оспаривать права Эйкермана на участие в расследовании дела тоже было бессмысленно. Правда, с другой стороны, Джойс не терпел карьеристов как и все мало-мальски склонные к тому же греху, а потому способные увидеть в подобных себе людях потенциальных конкурентов.

"Ладно, личное - это всего лишь личное", - решил наконец инспектор.

– Мы арестуем его вместе.

– Нет, я сам арестую его.

– Но Бун уже не один!
– воскликнул Дейкер.

– Да ну?
– пожал плечами Джойс.

– Думаешь, это меня напугает?
– покривился Эйкерман, подаваясь вперед.

– Я слышал, - Дейкер заметил, что волнуется сейчас несколько больше, чем следовало бы, - что в Мидиане... Это там, под кладбищем... ("Черт побери!

– ужаснулся он.
– Как же мне им объяснить, чтобы они поняли правильно?") там что-то происходит.

Он замолчал.

– Вранье!

– Ты уверен в этом?

Две пары глаз, как четыре пистолетных дула, строго уставились на доктора. И в каждой паре вера и неверие смешались воедино.

"Это невероятно, но если заняться этим делом всерьез и, тем более если удастся что-то раскопать, о большем успехе мне нечего и мечтать", думал Джойс.

"Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Но мне всегда не нравились эти слухи про Мидиан, - нахмурился Эйкерман.
– Давно пора сравнять с землей эту свалку... Хотя на сегодня у меня есть дела и поважней".

– Да, я уверен в этом, - пожалуй, даже излишне горячо заметил Дейкер.
– И если их не остановить, то будет такое кровопролитие...

42

Дороге не было конца. Вскоре Глории уже начало казаться, что она попросту заблудилась в ненормально гигантском лабиринте. Постепенно девушка почти привыкла к здешним чудесам; во всяком случае, удивить ее становилось все сложней. Глория начала уставать - опять началась одышка, от долгой ходьбы гудели ноги.

– Какие красивые ножки...
– неожиданно услышала она, - какие ножки!

В соседней целлофановой комнате обнималась парочка.

"И здесь любовь", - отметила Глория, почувствовав легкую грустинку, и посмотрела на ноги, высовывающиеся из-под белой кисеи едва ли не подвенечного, хотя и обветшалого платья, и увидела кости. Кости высохшие, кое-как обтянутые давно мумифицированной кожей. Они безвольно тряслись от движений рук мужчины, обнимающего разряженный скелет. Его ноги, хотя и не заслуживающие эпитета "красивые", состояли на вид из плоти и крови.

– Ты просто красавица, - продолжал их обладатель нежничать со скелетом.
– Ты так мне нравишься...

Как ни странно, Глории показалось, что она слышала его голос и раньше. Девушка прищурилась, приглядываясь к морде, у которой вместо бакенбардов темнели освобожденные от кожи куски мяса. Именно это лицо мелькнуло перед ней в тот миг, когда Глория была готова распрощаться с жизнью.

Тем временем заметил ее и Нарцисс.

– А, это ты?
– он скривил рожу, еще сильнее прижимая к себе скелет. Отойди от меня! И извини за то, что было наверху...

От противоречивости этой реплики Глория растерялась. Она сделала шаг вперед и растерянно заморгала.

– Я так хочу тебя поцеловать!
– снова огорошил ее монстр, но его губы чмокнули череп с прилипшими к нему паклевидными клочками седых волос.
– Да не тебя, дура, не волнуйся...

Глория и так не волновалась: ей было достаточно знать, что Нарцисс не собирается на нее нападать. Она решила попросту не обращать на него внимания и, опустив голову, прошла мимо него. Ей больше не хотелось ничего видеть и слышать.