Ночной обоз

В этот час выходить на улицу детдомовцам было строго запрещено: ведь у них в доме тиф и двух заболевших товарищей сегодня отправляют в инфекционную больницу. Но ребята, хотя и затаились в спальнях, не спускали с фургона глаз. Они обступили все окна, выглядывали в форточки, а группа мальчишек даже забралась на чердак и наблюдала за фургоном через слуховое окно.

Первым из изолятора вынесли Витола, за ним Шурку.

«Больные» лежали на носилках, укрытые до подбородка одеялами, и выглядели тихими, обессиленными. Детдомовцам, прильнувшим к окнам спален, даже показалось, что Шурка с Витолом дышат тяжело, прерывисто и лица их пылают от высокой температуры.

— Здорово их прихватило! — разговаривали между собой ребята.

— Наверное, простудились, когда воду для бани возили!

— Их сам профессор Хазаров смотрел. Сыпной тиф у них обнаружил.

— А не заболей они, что бы с нами стало? — с тоской выдавил кто-то из мальчишек. — Загнали бы нас сейчас в теплушки...

— Страдальцы вы наши! Мученики! — неожиданно запричитала тетя Лиза, провожавшая «больных». — И куда вас только увозят...

— Не надо... Перестаньте, — умоляюще шепнула ей Таня. — Ребятам и так не по себе... — И она поспешно обернулась к Шурке с Витолом: — Ничего, мальчики, ничего... Все будет хорошо, все обойдется. — Она даже попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой и растерянной. Ребята ответили ей понимающим, грустным взглядом.

Таня вспомнила, как незадолго до приезда санитарок она и Елена Александровна разговаривали с ними в изоляторе. Как она и предполагала, мальчики все поняли с первых же слов и без возражений согласились лечь в больницу.

— Подумаешь, в тифозную больницу попадем! — с деланной беспечностью отмахнулся Шурка. — Пусть хоть и заболеем, ничего страшного. Вылечимся как-нибудь... Только бы ребятам хорошо было... — И он спросил, удалось ли Тане связаться с партизанским отрядом.

Таня сказала, что к партизанам с ее донесением уже отправился один надежный человек, но ответа пока еще нет. Но он будет, непременно будет, партизаны их не забудут, надо только подождать. Вот двухнедельный карантин и поможет им решить судьбу детского дома.

Санитарки принялись всовывать внутрь фургона носилки с «больными».

— Шурка, Витол! — неслось из открытых форточек. — Поправляйтесь скорее!

— Мы вас ждем!

— Навещать будем!

Не выдержав, Шурка сбросил одеяло, высунулся из фургона и готов был что-то крикнуть в ответ, но, заметив предупреждающий взгляд Тани, только помахал детдомовцам рукой.

Санитарки закрыли дверь, и фургон тронулся.

В этот же день Таня заглянула на квартиру к Барсукову. Жена сказала, что Иван Данилович вот уже третий день как уехал получать в деревне овес для лошадей и до сих пор не вернулся. Прихватил он с собой и Мишку. Не случилось ли чего с ними? Может, приболели дорогой или лошадь ногу повредила?

— А немцы их не могли забрать? — спросила Таня.

— Не должно... Иван Данилыч начальством послан, от комендатуры... Документы у него в порядке.

Прошло еще два дня, а Барсуковых все не было. Обеспокоенная Таня решила, что Ивану Даниловичу никак не удается напасть на след партизанского отряда или он вызвал подозрение у полицаев и те арестовали его.

А может быть, партизанам сейчас не до детей? Ушли в другой район, выполняют операцию или отбиваются от карателей?

Встречая воспитателей, Таня читала в их глазах немой вопрос: «Куда же запропастился твой надежный человек? Почему молчат партизаны?».

— Надо ждать... Время у нас еще есть, — пыталась успокоить их Таня, хотя и сама она чувствовала, как стремительно проходят дни карантина.

«Как же все-таки установить связь с Лесником? — раздумывала она. — Как дать ему знать о том, что ждет ребят?»

Таня встретилась с Виктором и высказала мысль, что, может, ей самой пробраться в лесной край, к партизанам. Взять с собой Родьку Седых, собрать кое-какое барахлишко и пойти по деревням выменивать его на продукты. Так теперь многие делают.

Но Виктор отсоветовал. В городе усилились аресты и преследования, без пропуска в деревни никого не впускают, и добраться до партизан Тане едва ли удастся. Надо все-таки надеяться на Барсукова: связной он опытный, верный, не было случая, чтобы не выполнил задания.

— А дни-то летят, — с тревогой напомнила Таня. — До конца карантина осталось всего лишь восемь суток.

— Тогда давай так, — подумав, решил Виктор. — Ждем Барсукова еще два дня. Не вернется — я сам пойду к партизанам.

Весть от партизан

На седьмой день Таня вновь отправилась к Барсуковым: больше ждать было невозможно. Если Иван Данилович с Мишкой все еще не вернулись, тогда к партизанам отправится Виктор.

В дом к Барсуковым Таня сразу не вошла: Иван Данилович просил заглядывать к нему пореже и с оглядкой. Она несколько раз прошлась по противоположной стороне улицы, рассчитывая на то, что жена Барсукова выйдет к колодцу за водой или направится на базар.

Но из дома никто не показывался.

Таня решила, что еще раз пройдет по улице, повернет обратно и тогда уж постучит в калитку к Барсуковым.

Но постучать не пришлось. Калитка, ведущая в сени, неожиданно распахнулась, и двое полицаев вывели оттуда жену Барсукова — немолодую женщину с растрепанными волосами. Один из полицаев нес в руках корзину, набитую какими-то бумагами.

«Обыск был... Наверное, листовки нашли», — догадалась Таня, едва успевшая укрыться за толстым стволом дерева.

— Куда вы меня? Зачем? — растерянно бормотала жена Барсукова, стараясь убрать под платок выбившиеся волосы. — Как же я дом-то без призора оставлю... Да и муж у меня в отъезде, по делу уехал.

— Отъездился твой муженек... Поводил всех за нос, — фыркнул полицай. — Будет вам сейчас теплое свиданьице. Шагай, давай шагай! — Он грубо подтолкнул женщину кулаком в спину и заставил ее идти вдоль тротуара.

Проводив глазами полицаев и жену Барсукова, Таня поспешила в детдом. «Значит, Иван Данилыч арестован, — раздумывала она. — Но успел ли он повидать Лесника, привез ли от него какие-либо указания? Как теперь узнать об этом? И где находится Мишка: посажен вместе с отцом или сумел скрыться?»

Все эти вопросы Таня выложила перед Виктором, когда он пришел в детдом. Но тот ничего не смог объяснить и решил, что надо ему самому срочно пробираться к партизанам.

— Теперь уже поздно... Не успеешь, — безнадежно сказала Таня.

— Все равно пойду, — заявил Виктор. — Надо успеть. Завтра с утра попробую вырваться из города.

Виктор отправился домой, но вскоре вернулся и ввел в дежурку сына Барсукова, Мишку.

— Вот и он, долгожданный... Еле на ногах стоит. Лесом к нам пробирался, на лыжах.