Ночной огонь

Гарлет напряженно следил за братом. Через некоторое время он воскликнул: «Решение принято, терпению конец! Ты выбрал смерть — быть посему!»

Величественный и серьезный, Гарлет подошел к верстаку и взял монтировку; взвесив металлический лом и проведя по нему рукой, он удовлетворенно кивнул, словно говоря: «Да, это подойдет как нельзя лучше!» После этого он повернулся к Джаро — тот направил на него лучемет.

«У меня в руке мощный лучемет, — сказал Джаро. — Во мгновение ока он может превратить тебя в трескучее облако пепла».

«Конечно, — согласился Гарлет. — Но я запрещаю тебе пользоваться оружием. Отдай его мне!» Гарлет шагнул вперед, протянув руку.

Джаро отступил, думая: «Может быть, мне удастся с ним справиться, не применяя оружие, даже если он станет драться ломом — надеюсь, мне не придется его убивать». Джаро засунул лучемет за пояс: «Гарлет, положи лом на место, и давай уйдем отсюда».

«Нет. Я останусь тут. Внизу ходят гричкины — они будут приносить мне холодную кашу и вяленую рыбу». Гарлет снова приблизился к Джаро, готовый нанести удар. Джаро собирался уклониться, схватить Гарлета за руку и выкрутить лом. Гарлет расплылся в улыбке: «Я вижу, что у тебя на уме!» Продолжая держать лом правой рукой, левой он схватил измеритель механических напряжений и швырнул его брату в лицо. Металлический корпус ударил Джаро в нос, на мгновение оглушив его и заставив слегка потерять равновесие. Гарлет величественно размахнулся и нанес удар — Джаро отшатнулся, и лом обрушился ему на плечо, а не на голову. Джаро отбежал назад на несколько шагов, пытаясь удержаться на ногах, и повалился на спину в дверном проеме, стукнувшись головой о металлическую сетку балкона. Гарлет подошел к двери и встал над Джаро, расставив ноги, как статуя мстительного колосса. Он неторопливо занес лом; Джаро судорожно пытался вытащить из-за пояса лучемет — Гарлет пинком выбил оружие у него из руки. Лучемет упал на сетчатый металл балкона. Монтировка снова поднялась и опустилась с такой силой, что у Гарлета выпучились глаза от напряжения. Джаро лихорадочно откатился в сторону — лом звонко ударился о твердую металлическую сетку и выскочил из руки Гарлета. Джаро пытался достать лучемет правой рукой; его левая рука не двигалась — плечо было сломано. Громко шипя сквозь зубы, Гарлет бросился вперед и с воплем вырвал лучемет из пальцев уже схватившего его брата.

Теперь Гарлет стоял, направив лучемет на Джаро, лежавшего поперек порога двери, выходившей на сетчатый металлический балкон. «Итак, последняя консультация с яхами, — говорил Гарлет. — Когда тебя прикончить? Когда я досчитаю до пяти? Или лучше подчиниться внезапному порыву?» Гарлет размышлял, слегка улыбаясь наслаждению убийственного выбора: «Будь что будет! Такова сущность ях! Но прежде всего — еще вопрос: куда выстрелить? В голову или в грудь? Или пусть лучемет сам выбирает? А! Волнующий момент неопределенности — всепобеждающие яхи в действии!»

Братья неподвижно смотрели друг на друга. «Напряжение растет! — воскликнул Гарлет. — Оно ширится, как пузырь, пузырь вот-вот лопнет!»

«Гарлет, подумай, что ты делаешь! — закричал Джаро. — Я твой брат! Я приехал, чтобы тебя спасти!»

Гарлет усмехнулся: «Тебе ничто не поможет! Моя боль неутолима. Пора!» Его голос дрожал от возбуждения: «Я нажимаю на курок! Я стреляю!»

Как только палец Гарлета прикоснулся к курку, Джаро стремительно откатился в сторону. Голубая молния пронеслась мимо его головы вниз, поразив цоколь, поддерживавший высокий медный резервуар. Резервуар опрокинулся на преобразователь энергии, взорвавшийся от удара. Осколки стеклянных труб со звоном посыпались на пол.

Гарлет ничего не замечал. Поджав губы, он выстрелил снова в тот момент, когда Джаро пнул его по ногам. Гарлет взмахнул рукой, чтобы устоять, и голубой разряд пронесся по веренице установленных внизу трансформаторов — охваченные пламенем, они взрывались один за другим. Под балконом в ужасе кричали гричкины; где-то еще ниже раздавался визг белых призраков.

Не обращая внимания на шум и взрывы, Гарлет шагнул вперед и выстрелил в третий раз — Джаро едва успел спрятаться за стойкой металлической фермы. На этот раз голубой разряд поразил гигантский центробежный сепаратор, расколовшийся и обвалившийся на резервуары с пульпой. Стенки резервуаров смялись, их содержимое стало с шумом выливаться наружу. По всему подвальному этажу Фондамента трещало пламя, разлетались фейерверки искр. Гарлет наконец осознал причиненное им ужасное разрушение. Сжимая в руке лучемет, он с удивлением смотрел на происходящее под балконом.

Джаро приподнялся на колени, подобрал валявшийся рядом лом и с трудом выпрямился. Гарлет снова повернулся к нему, спокойный и уверенный в себе. Джаро ткнул монтировкой ему в лицо. Гарлет издал яростный вопль и отшатнулся, наткнувшись нижней частью спины на поручень балкона. Он поднимал лучемет. Не мешкая, Джаро развернулся и огрел его ломом по голове. Размахивая руками, Гарлет потерял равновесие и перевалился через поручень. Кувыркаясь в воздухе, он упал в лужу горящих реактивов, несколько раз дернулся и затих.

Тяжело дыша, Джаро с ужасом и жалостью смотрел вниз, на почерневшее тело брата. Все было кончено, он больше ничего не мог сделать. Повернувшись, Джаро выбежал из Фондамента и поспешил в Карлеон; у него за спиной в небо поднимались клубы черного дыма.

3

Только через несколько часов роумы осознали, что случилось в Фондаменте. Даже тогда последствия происшедшего лишь постепенно становились очевидными. На площади Гамбойе собралась толпа потрясенных горожан, понимавших теперь, что в этот день, без предупреждения, весь уклад их жизни был безвозвратно нарушен. Всюду задавали одни и те же вопросы: что произошло? Насколько непоправимы повреждения? Правда ли, что производство сейшани прекратится?

Справиться с действительностью было нелегко. Предстояли постепенные перемены по мере сокращения численности безропотной прислуги и возникновения множества повседневных проблем и неудобств. Приходилось прощаться с великолепными карнавальными процессиями, с роскошными пирами, с изящными нарядами — кроме тех, какие удалось бы сохранить и починить. Примерно через двадцать, от силы тридцать лет последние сейшани должны были вымереть, а неподражаемые традиции роумов — превратиться в легенду, живущую лишь в памяти потомков.

Перспективы не вызывали энтузиазма. Роумам предстояло либо трудиться, чтобы обеспечить свое существование на Отмире, либо мигрировать, переселившись на планеты Ойкумены, где им тоже пришлось бы работать. Через пятьдесят лет всем дворцам Ромарта суждено было превратиться в заброшенные памятники былой славы, а озаренным лунами садам — радовать взоры одних призраков-домовых. Беспокойная толпа на площади Гамбойе становилась все мрачнее по мере того, как неизбежность наполняла сердца холодным отчаянием.

Мало-помалу стало известно, что катастрофу причинили инопланетяне. Роумы пришли в дикую ярость. Если бы Джаро, Скирль или Мэйхак оказались под рукой, им пришлось бы худо. Но к тому времени «Фарсанг» уже улетел далеко в космос, направляясь к системе Чайной Розы.

4

В тот судьбоносный день, вскоре после полудня, Мэйхак совещался с Комитетом избранных в большом зале дворца Карлеон. Джаро только что вернулся и рассказал об ужасных событиях в Фондаменте, в связи с чем на долю Мэйхака выпала неприятная обязанность уведомить Комитет о катастрофе. Он сделал это немногословно, ограничившись шестью короткими фразами.

Десять сановников побледнели, воззрившись на Мэйхака широко раскрытыми глазами, и на некоторое время потеряли дар речи. Многие вскочили на ноги. Послышались сбивчивые попытки что-то переспросить, хриплые восклицания, выражавшие испуганное потрясение. Затем, словно охваченные общим порывом, члены Комитета бессильно опустились в кресла. Фондамент был уничтожен — воспроизводство сейшани прекратилось, и перед Ромартом открывались трудные и безрадостные перспективы.

Мэйхак наблюдал за тем, как десять роумов переваривали поразительную новость — захотят ли они теперь выслушать его мнение? Теперь его рекомендации имели еще большее значение, чем прежде, теперь он обязан был выступить, даже если для этого пришлось бы преодолеть вероятное сопротивление. Новая идея пришла ему в голову — Мэйхак еще не знал, разумно ли было предложить ее вниманию Комитета. Идея эта могла вызвать возмущение, но даже если бы роумы пришли в ярость и попытались напасть на него, у Мэйхака был с собой карманный лучемет, и он собирался покинуть Ромарт скорее, чем через час. В худшем случае его могли подвергнуть унизительным оскорблениям, называя выскочкой, глупцом, вульгарным животным, мошенником-чужеземцем. Брань, как известно, на вороту не виснет.