Ночной пасьянс

– Что я могу думать? Узнаем со временем.

– Тебя к дому?
– спросил Кухарь.

– Да.

– Как с ремонтом?

– К концу идет.

– Ничего не надо?

– Нет, все есть...

– Вот тут, пожалуйста, остановитесь, - попросил Сергей Ильич шофера.
– Под шестнадцатым, - он вышел, поблагодарил Кухаря, осторожно подтолкнул дверцу, клацнул железным зубом замок.

– Будь здоров!
– шевельнул Кухарь рукой.

Сергей Ильич пошел к подъезду.

Несколько дней спустя, перед ужином, когда Сергей Ильич мыл под краном на кухне большие малиновые помидоры, раздался телефонный звонок.

– Слушаю. Голенок, - снял он трубку.

– Привет, привет, Голенок, - прозвучал веселый голос.
– Чем занят?

– Собираюсь ужинать, - ответил Сергей Ильич, узнав Щербу.

– Не приглашаешь?
– посмеивался Щерба.
– Как вы тут живете?

– Стараемся быть в вертикальном положении.

– Что нового?

– Ты когда приехал?

– Три часа тому.

– Понятно... Тогда могу сообщить тебе новость: убит Шиманович.

– Что?! Когда?! Кем?!

– Неделю назад. А кем - это уже по твоей линии.

– Я сейчас буду у тебя!
– Щерба бросил трубку.

Жены не было - ушла к внуку. Сергей Ильич, обвязанный фартуком, принимал Щербу на кухне. Нарезал помидоры, накрошил туда же лук, залил подсолнечным маслом и, сняв с плиты кастрюлю с картошкой, водрузил ее в центре стола.

– Ешь, - сказал он Щербе.
– Кто? Зачем? Никому в сущности ненужный старик-пенсионер, - продолжал он начатый разговор.

– Как видишь, кому-то понадобился. Кому? Это для нас с тобой он был одинок, жил замкнуто. Круг знакомых? Ну, ты, я, в какой-то мере Юрка Кухарь. А все остальные, кто собирается на наши годовщины окончания университета? Это еще человек пятнадцать-двадцать. Затем букинисты и всякие книжные жучки. Смотри, сколько набирается людей, с которыми он был в каких-то отношениях. Собственно, что мы с тобой знали о его жизни, знакомых за пределами нашего круга?.. Вот так-то...
– Щерба вяло жевал, глядя куда-то поверх плеча Голенка.

– Ты когда выходишь на работу?
– спросил Сергей Ильич.

– Я понял твой вопрос, - усмехнулся Щерба.
– Но вести дело будет Красноармейская прокуратура. По месту жительства Богдана Григорьевича. Другой вопрос, что, как зональный, я заинтересован, чтоб не тянули и не запороли. Бог знает, кому там поручили... Гулять мне еще неделю. Но выйду в этот понедельник. Я уехал, не завершив одну мерзкую работенку, поручение обкома.

– Кухарь высказал... ну не версию, предположение: архивы Шимановича. Может быть, кого-нибудь забеспокоило собственное прошлое, скажем, времен оккупации. И прослышал этот некто, что у Шимановича подобралось досье с малоприятными фактами, - Сергей Ильич вскинул глаза на приятеля.

– Кухарь у нас большой стратег! Политические подозрения - его хобби.

– Это я помню... Ну, а объективно? Исключаешь подобный вариант?

– Я ничего не исключаю!
– раздраженно ответил Щерба.
– Разве что участие марсиан в убийстве... Можно позавидовать постоянству, с каким развивается движение мысли Кухаря. Со школьной скамьи. И в одном направлении... Ты давно его видел?

– Кухаря?

– Да нет, - раздраженно дернул плечом Щерба.
– Шимановича.

– Недели две назад.

– Как он... выглядел?

– Как всегда: добр, ироничен, весел.

– Ни на что не жаловался?

– Шиманович? Жаловался?!

Они проговорили еще минут сорок обо всем, о чем могут говорить немолодые мужчины, обремененные работой и разросшимися семьями, давно и хорошо знающие друг друга...

35

– Кто у шефа?
– спрашивали у секретарши сотрудники, направлявшиеся к кабинету прокурора области.

– Щерба.

– Надолго там, не знаешь?

Но этого знать она не могла...

Был понедельник, послеобеденное время. К этому часу Щерба успел относительно вникнуть в жизнь прокуратуры, от которой отстал за три отпускных недели. Срок вроде и небольшой, а показалось, что минуло чуть ли не полгода. Он побывал у двух коллег - зональных прокуроров в следственном отделе, у криминалистов и к полудню знал уже все новости, которые тут же перестали быть новостями, превратившись в повседневное рутинное, окончательно вернув Щербу из отпуска в обычное его состояние в этом здании.

С таким ощущением как бы не прекращавшейся на три недели работы он и сидел сейчас в кабинете прокурора области. Выяснив для вежливости, как Щерба отдохнул, прокурор спросил:

– Как там с этим убийством?
– вопрос прозвучал так обыденно, словно Щерба и не уходил в отпуск, и обязан был знать, что делается на данную минуту в каждой из районных прокуратур города, следствие в которых он курировал.

– Скорик работает.

Прокурор поморщился.

Щерба понял: Скорик молод, неопытен, стаж всего три года.

– Боюсь, запорит он, - махнул рукой прокурор.
– У нас и так с февраля висят два нераскрытых.

Наверное, некому было больше дать, - сказал резковато Щерба.
– Не я же решал этот вопрос.

– Это понятно, - согласился прокурор.

Он молчал какое-то время, вытряхивая из пепельницы в корзину окурки и снова закуривая, затем встал, подошел к окну и долго смотрел.

– Вы кажется знали убитого?
– прервал прокурор свои раздумья.

– Знал.

– Близко?

– Как сказать... В студенческие годы даже ходил у него в любимчиках... Иногда встречались и теперь.

– Ну ничего... Придется вам, Михаил Михайлович, взяться.

Создайте бригаду. Скорика обязательно включите. Милицию я взбодрю через генерала, чтоб они вертелись вокруг вашей оси. Постановление о передаче в ваше производство сегодня к вечеру будет... Ну а как там с обкомовским этим поручением?

– До отпуска я почти все проштудировал. Все то же... Там ничего нового быть не может...

– Учтите, жалобщик строптивый. Не первый раз достает и нас, и обком, и ЦК. Постарайтесь убедить его. Но так, чтоб следующая жалоба пошла уже не на нас, мол, отписались... На оперативном совещании сегодня можете не присутствовать, занимайтесь своими делами, определите, кому что передадите, поговорите с зональными от моего имени...

С этим Щерба и покинул кабинет.

36

Следователь Красноармейской прокуратуры Скорик явился с утра, и, выпрямившись, сидел у окна на стуле, терпеливо ожидая, пока Щерба доругивался с кем-то по телефону. Положив руки на "дипломат", покоившийся на коленях, худощавый, черноволосый, с гладким, хорошо выбритым смуглым от загара лицом, Скорик еще с охотой носил форму, которая вынуждала к белой сорочке и галстуку, что сейчас, в еще жаркую вторую половину августа, придавало молодому человеку вид торжественно-парадный.