Ночной снайпер

— Да. Было дело. А что, конкуренты опередили?

— Хотелось бы подробностей.

— Если хочешь взять у меня интервью, то, Игорек, извини, ничего путного по этому поводу, кроме ай-я-яй, как нехорошо убивать свидетелей, а красивых женщин тем более, сказать не могу. Даже если бы знал, все равно бы не сказал. Тем более — по телефону. И потом, знаем мы тебя, тебе только скажи — и на другой день после публикации опять кого-нибудь пристрелят.

— Гера, ладно… с тобой все понятно, а что думает на этот счет Александр Борисович, можно его попросить?

— Его сейчас здесь нет. Если хочешь поговорить со мной за жизнь, то опять же не по телефону. Лучше приезжай так, тем более давно не виделись. Наша линия сейчас чиста, только сегодня проверяли, но кто знает, не подслушивает ли тебя какой-нибудь микрофончик, установленный в твоей пепельнице? Сам понимаешь.

Едва Гера положил трубку, как раздался новый звонок. Это был Турецкий.

— Гера, что нового?

— Борисыч, ты никак из Парижа? А слышно, как из соседнего кабинета.

— Я сейчас в клинике под Парижем, — уточнил Турецкий. — Так какие новости?

— Милицейские следователи нашли на чердаке винтовку с оптическим прицелом.

— Это я знаю без тебя, — раздраженно ответил Турецкий. — Еще есть информация?

— Хотел приберечь на десерт, — обиженно сказал Гера. — Шины-то оказались искомые, те самые. Пора бы допросить катуарских шерифов, как ты считаешь?

— Хорошо бы, конечно, но лучше бы пока не торопить события.

— Тебя подождать?

— Не в этом дело. Ты справишься и сам, только… Ты же знаешь, что от нас именно этого и ждут. И значит, готовятся. После убийства Артемовой у меня такое впечатление, что кто-то наблюдает за каждым нашим шагом.

— Понял. Живем, как за стеклом. Мы этому шерифу повестку, а ему в тот же день кто-то пулю в лоб, а потом венок на могилку от товарищей по службе.

— Соображаешь. Ладно. Будут новости, звони на сотовый, надеюсь, его еще не прослушивают.

…Отключив телефон, Александр Борисович поднял глаза на подошедшую Софью Михайловну Шайкевич — бледную, изможденную, с темными кругами под глазами — и поспешно вскочил.

— Садитесь… Она уснула?

— Да, с трудом уложила. Опять про папу спрашивала.

— Извините, есть еще вопросы. С кем именно разговаривал ваш муж по телефону накануне… за день-другой до?..

— Не знаю… Он обычно уходил в другую комнату, старался говорить негромко, потом не хотел мне ничего объяснять. Хотя я прекрасно видела, что ему не по себе. Только говорил мне, что делает это ради нашей Сонечки… И теперь получается, что своей смертью он спас ей жизнь, так?

— Откуда вы это взяли? Ему угрожали?

— Не знаю, не знаю… Я точно говорю вам, Сема был очень расстроен в последнее время, всего боялся, а с дочкой стал так нежен, как никогда, и вы бы видели, гражданин следователь, как он смотрел на нее, когда укладывал спать… Конечно, если он и делал что-то предосудительное, то только ради нее. — Она снова всхлипнула. — И вот они его убили…

— Кто они? Мы хотим найти убийц вашего мужа. Чтобы они перестали убивать.

— А разве его не застрелили, потому что он случайно стал свидетелем расправы над Павлом Арнольдовичем Симуковым и его супругой во время ограбления?

— Нет, скорее, наоборот. Скорее, Симукова застрелили, поскольку тот узнал, чем занимается ваш муж… все-таки постарайтесь припомнить какие-то детали, может, он называл какие-то имена. Может быть, вы что-то случайно услышали?

Она замотала головой.

— Хорошо, — сказал Турецкий. — Успокойтесь, подумайте… Вот вам номер моего мобильного телефона. Если что-то вспомните, позвоните обязательно.

— Разве что… Ну, я слышала в один из последних вечеров, как он громко благодарил одного господина за помощь… Называл благодетелем. За Сонечку, понимаете? Несколько раз его благодарил. И назвал его, если не ошибаюсь, Николаем, отчества не разобрала. Довольно длинное. То Сема говорил тихо, а тут вдруг стал громко выражать ему благодарность. Но ведь своих убийц не благодарят, верно? Даже когда не знают, что они убийцы. Они ведь ничего хорошего своим жертвам не делают, прежде чем убить, верно? Или?.. — Она приоткрыла рот, замерев от догадки. — Или они так свою жертву завлекают?

10

Николай Григорьевич курил, сидя в кресле и ожидая, когда Елена Артемова выйдет из ванны.

Она вышла, завернутая в махровую простыню, села рядом на подлокотник, обвив его шею руками.

— Тебе было хорошо? — шепнула на ухо.

— Недурственно, — хмыкнул он, отодвигаясь. — Значит, ты твердо решила занять место Тамары?

— Что значит — занять? — Она отодвинулась. — Хочешь сказать, в твоей постели? Ты с ней спал?

— Ну, в общем, где-то да, — кивнул он.

— И как тебе покойница?

— Нормально… Только давай без этого, хорошо? Сейчас будешь спрашивать, кто хуже, кто лучше… А я этого не люблю.

— Вот даже как… — протянула она. — Все-таки что тогда значит — занять ее место?

— Ты же хочешь жить в том доме?..

— В моем доме, ты хотел сказать?

— Он пока что не твой.

— Я еще не успела оформить документы, ты про это?

— Не только. На самом деле дом принадлежит Петру Авдеевичу Кольчугину. По всем документам, которые Тамара видела, а ее адвокат подтвердил их законность. Она не успела тебе этого рассказать?

— Нет… — Лена изменилась в лице. — Значит, нас с мамой оттуда выгонят?

— Я же сказал: ты там будешь жить. А твою маму лучше устроить в хороший хоспис, с хорошим уходом. Сама понимаешь, сиделка из тебя ни к черту.

— И что я, по-твоему, должна там делать? — спросила она, встав с подлокотника.

— Там ты будешь вести образ жизни богатой светской львицы. Ведь снова замуж ты пока не торопишься?

— Чтоб второй раз попасть на такого же козла? Ну уж нет. Пока не приду в себя, даже не подумаю… А что, разве кто-то собирается сделать мне предложение?

— Считай, я его тебе уже сделал.

Она подозрительно посмотрела на него:

— А, поняла. Это насчет светской львицы? Вернее, шлюхи?

— Конечно. Не под венец же. Жена у меня уже есть.

— А я и впрямь подумала… Аж ноженьки подкосились. Только на какие шиши я буду там торчать? Принимать гостей, то-се…

Он усмехнулся:

— Об этом можешь не беспокоиться… Ты согласна? В тот же дом, где ты уже живешь, на место Тамары?

— Да уж… Лучше занять ее место там, чем на кладбище. А что будет, если не соглашусь?