Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Тут вон к тебе. Знаешь?

Паша подошел к Чехлову, молча протянул громадную лапу и лишь потом сказал:

— Вот так вот.

— Как же это? — бессмысленно спросил Чехлов.

Паша не ответил, только руками развел. Лицо его дернулось, и Чехлову вдруг показалось, что он сейчас заплачет. На грозного волкодава малый вовсе не походил — просто очень крупный молодой мужик с толстой шеей и мощными плечами. Галстук аккуратно повязан: хозяина убили, но порядок, им заведенный, еще действовал.

Чехлов отступил на пару шагов, Паша тоже отодвинулся от дверей, говорить стало посвободней.

— Это

какой же сволочи понадобилось? — в пространство проговорил Чехлов. — Ведь талантливый был человек, таких поискать.

— Большой был человек, — горько согласился Паша, — все в голове держал, до последней мелочи. Я таких умных больше не видел. Решения принимал мгновенно, и всегда безошибочно… Я даже не понял, как случилось, выстрела мы не слышали — видно, издалека били. Просто раз — и упал. Я даже подумал — может, сердце схватило. Там и было-то от подъезда три шага. — Паша помолчал и сказал с угрюмой уверенностью: — Теперь все посыплется. Валерия Васильевича заменить некем.

— Ты с ним давно?

— Года два. А ты с ним учился, что ли?

Переход на «ты» произошел незаметно и естественно — беда сближает быстрей, чем водка.

— Работали вместе. Я докторскую писал, он кандидатскую, — Чехлов невесело усмехнулся, — была и такая жизнь когда-то.

— Мозги у него были удивительные, — сказал Паша, — все брал на себя.

— Насчет похорон — не знаешь?

— Нам не объявляли.

— Узнаешь — позвони, ладно?

Он продиктовал номер, и Паша забил его в мобильник.

Чехлов вдруг понял вторую причину Пашиной мрачности:

— На службе-то останешься?

Паша вздохнул:

— Это не мне решать. Скорей всего, тут и службы никакой не будет. Все решал один человек, Валерий Васильевич, остальные только исполняли… Ладно, бывай — пойду.

Он снова осторожно пожал руку Чехлова своей безразмерной лапищей.

Паша не позвонил, и Чехлов так и не узнал, когда и где похоронили Валерку. Впрочем, об этом он не слишком и жалел. Ну как бы он выглядел на кладбище или поминках? Уж чересчур чужой среди своих. Откуда, кто такой? Потрепанный интеллигент, которому усопший для хохмы подарил старую тачку, да еще по непонятной прихоти раз в месяц кормил в дорогом ресторане. Кто его узнал бы в толпе вокруг гроба? Разве что Паша, да и тот вряд ли стал бы себя компрометировать даже шапочным знакомством с нищим приживалой на богатых похоронах. К тому же Чехлов слишком горевал о Валерке, чтобы еще и изображать горе под чужими взглядами.

А горевал он сильно. И о Валерке, и о себе, и о том коротком отрезке сплошных удач, который, конечно же, не мог длиться вечно и должен был когда-то оборваться — но почему так внезапно, резко и трагично? Думать об этом было больно и страшно, не думать — трудно. Поэтому Чехлов левачил с утра до ночи, даже выходные прихватывал: конкретная работа хоть чем-то заполняла мозги, да и зарабатывать теперь надо было по максимуму. Не потому, что иначе не хватало денег — хватало. Но Чехлов понимал, что палочки-выручалочки, припасенной на худой случай, больше нет и, скорей всего, никогда в жизни она не появится. Он и прежде не собирался просить у Валерки денег, да и ни у кого не собирался. Но все же в глубине души знал: случись что внезапное, никто не поможет, а вот Валерка поможет: поразвлекается, естественно, разыграет ехидную сценку, но денег даст. Теперь рассчитывать можно было только на себя — на себя да на ржавеющую Валеркину тачку. На данный момент впереди не светилось ни одно окошко

и все, что оставалось, — зарабатывать и зарабатывать.

Девкам Чехлов больше не звонил — не то было настроение, да и все в жизни стало иным: триста ежемесячных халявных долларов остались в удачливом прошлом и каждый заработанный рубль словно бы прибавил в весе и заставлял себя уважать.

Анька кожей почувствовала изменение ситуации. Не сразу и очень осторожно, но она все же задала вопрос, как дальше.

— Как ты думаешь, теперь, без Валерия, они тебя не уволят?

— Все может статься, — сказал Чехлов, — а хоть и уволят, с голоду не умрем, машина выручит. Это ведь тоже деньги, и не такие уж маленькие.

— Только бы не сломалась, — вздохнула жена. Больше она ничего не сказала, но этот ее вздох словно бы открыл и узаконил нынешнее чехловское ремесло. Знает, понимает, не комплексует — и на том спасибо.

Валеркин уход создал еще одну проблему, мерзкую до крайности. Хитрый толстячок, уже ознакомленный с новостями, просил отложить вопрос на неделю. Было совершенно ясно, что никаких денег он давать не собирался и не даст — но что теперь делать? Съездить к нему — только дерьма нахлебаешься. Плюнуть и забыть — еще унизительней: мол, сам понял свое жалкое место.

Чехлов решил позвонить и как минимум напугать толстячка. Он заранее придумал и обкатал в мозгу, что скажет. Примерно так: я, мол, просто посыльный, что велели, то и передаю. А если договоренности меняются, они, наверное, сами к вам заедут. Или вас к себе пригласят… Трусоватый толстячок, конечно, спросит, кто заедет и кто пригласит, на что Чехлов вполне доброжелательно ответит: кто меня посылал, те и заедут. Разумеется, эпопея на этом кончится, но хотя бы лицо сохранит: месяц, а то и два жирный лицемер будет вздрагивать от каждого скрипа, от каждого шага за спиной.

Он перезвонил точно через неделю. Секретарша узнала, была приветлива:

— Сейчас соединю.

Видимо, трубку она положила на стол, потому что дальнейший разговор Чехлов слышал вполне отчетливо.

— Николай Егорович, там Борис Евгеньевич.

— Чехлов, что ли?

— Чехлов.

— Меня нет.

— А когда будете?

— Для него — никогда. На совещании, обедает, уехал, в отпуске… Только — вежливо! Позвоните через месяц, а лучше через два. Все!

Секретарша сказала уже Чехлову, растерянно и виновато:

— Борис Евгеньевич, у Николая Егоровича совещание, позвоните после шести. Или завтра с утра.

— Конечно, — бодрым тоном произнес Чехлов, — лучше уж завтра.

Мразь. Какая же все-таки мразь…

Денег жалко не было, с деньгами он уже простился: сладкая халява дуриком возникла и дуриком ушла, черт с ней. Но невыносимо было думать, что эта жуликоватая мразь опять наверху, что директор небось, потирая жирные лапки, празднует победу и освобождение. Что за страна такая, где при любом раскладе вор и подонок всегда вывернется!

Настроение было такое, что хоть за руль не садись: в машине в первую очередь надо думать о дороге, иначе быстро выяснится, что на улице слишком много встречных грузовиков и попутных столбов. Но и дома оставаться было не лучше — так себя до инфаркта догрызть недолго. Колебания прервал звонок: просили Бориса Евгеньевича, но он сразу узнал ворчливую Лизкину интонацию.

— Да один я, говори нормально, — ответил Чехлов.

— Куда пропал-то? — спросила Елизавета. — Я уж думала, случилось что.

Поделиться с друзьями: