Ночные бдения
Шрифт:
Я улыбнулся: ну, сколько можно повторять!
– Мам, ну ты же знаешь, я не могу по утрам много есть, я лучше поплотнее пообедаю.
Она покачала головой.
– Вас с Маринкой, упрямцев, пытаться перевоспитать – гиблое дело. И что мне с вами делать!
Я в очередной раз потянулся и сказал:
– Пойду-ка я прогуляюсь, подышу свежим воздухом.
Город просыпался. Утро, надо сказать, выдалось отменное – теплое, солнечное, светлое. Всегда любил я такие доброжелательные, радостно умиротворенные часы, когда один только солнечный свет внушает хорошее настроение, дает заряд бодрости и
Город просыпался. Солнце, яркое, ослепительное, дерзко светило в окна домов, поднимая, вырывая из сна самых ленивых и упрямых; оно проникало сквозь тяжелые темные шторы и светило обязательно в глаза, зная, что это действенный метод разбудить. Солнце золотилось в зеленых листьях вязов, тополей и ясеней, превращая их серо-зеленый в изумрудно-бриллиантовый; солнце возрождало небо, делало его необыкновенно юным и близким. Ах, это солнце, сколько бы ты не просил продлить ночь, оставить хоть пару мгновений, – бесполезно; вот оно сверкает во всей красе, неумолимое.
Купив бутылочку пива, я удобно устроился на скамейке в пустынном сквере. Хорошо! Пиво оказалось вполне терпимым, местечко восхитительным, а настроение самым наипрекраснейшим. Я откинулся на спинку лавки и закрыл глаза, замком сцепив руки на затылке. Хорошо!
Еще с час я просто бродил по улицам, пока не стало припекать, видимо, стоило надеть что-нибудь полегче – сказывалась привычка, ведь на севере, чем теплее оденешься, тем меньше шансов замерзнуть; да только летом принцип другой – одежду долой.
Вконец вспотевший я подполз к подъезду и в изнеможении плюхнулся на лавочку. Надо же было так оконфузиться – натянуть на себя черт знает что в такую жару!
Отдышался, встал, собрался уже идти домой, но, как пригвожденный, сел на место, оказался не готов вот так запросто, так неожиданно увидеть ее. В сердце екнула память прошлых лет. Очень изменилась, не узнаешь вот так с налету, но ведь узнал, еще не увидел, почувствовал – она. Вечно она, она одна и никого больше. Не заметила, мимо прошла, головы не повернула, не узнала. А может, узнала, не захотела подойти, загордилась? Красивая, с ног до головы красивая, и потерянная. Волосы русые, длинные, ветер ласкает их, путает, глаза милые, до сих пор помню – милые, вся она совершенная, скромная, веселая, до боли красивая: глаз не отвести…
– Что же ты, Лена, проходишь мимо?
Она резко остановилась и нерешительно повернула голову. Гордый прищур глаз, неужто не узнает? Скажет: простите, я вас не знаю. О, Господи!
– А что, я должна на шею тебе от радости бросаться?
Как ножом в сердце, но все же лучше, чем если бы не узнала.
– Значит, узнала меня, не забыла?
– Память у меня, слава богу, еще хорошая.
Ах ты, девочка моя…
– Значит, помнишь меня.
Молчит. Ну что ты молчишь!
Я встал и подошел к ней. Что сделать? Просить прощения? Встать на колени? Поцеловать?
– В гости приехал?
Голова слегка
повернута, вижу только профиль.– Нет, я навсегда вернулся.
– А-а.
В глазах безразличие:
– Ты извини, но я спешу.
– Да, конечно. Может, еще успеем поговорить.
Сдержанный кивок. Цокот каблучков по асфальту. Вот и все. Первая встреча после долгих лет разлуки.
Боже, верни меня обратно, верни снова в тот день, дай все изменить, перебороть свою гордыню, свою глупость, непробиваемую глупость избалованного эгоиста.
Я убито сел на скамейку и сжал руками голову – вот тебе, вот! Так тебе и надо, осел. Что же ты хотел, чтоб она при первой встрече бросилась тебе на шею?! Может, она тебя уже не любит, может быть, у нее другой. Но ведь она обещала ждать, обещала, что никого не полюбит! Эх, да что толку в женских обещаниях, женщина не способна так ждать, так любить, как мужчина.
Лена, милая Лена, я ведь… ведь я надеялся, что любовь наша жива, что мы еще успеем построить свою жизнь вместе и будем друг друга любить, верить друг другу, как верили и любили тогда, давно…
– Ну, и что ты здесь сидишь?
Хитрые, лукавые глаза недовольно смотрели на меня, обвиняя во всех смертных грехах.
– Тебя жду.
Маринка что-то недовольно пробурчала и показала мне язык.
– Лентяй, я сегодня пол дня в школе пашу, а он, видите ли, сидит и прохлаждается. Имей совесть, братец! Вставай, пошли обедать. Ох, а как кушать-то хочется!
Я встал и измождено поплелся за Маринкой.
Мама встретила обалденными запахами котлет, выпечки, тепла, радости, покоя, и все мои мрачные соображения мигом рассеялись, когда я с жадностью принялся за обед. Уже за чаем я, наконец, раскололся.
– Угадайте, кого я сегодня встретил?
– Кого же? – спросила мама, насыпая в вазочку конфеты.
– Ленку Шестакову из соседнего подъезда.
Черт! Зачем эта конкретизация, а то мама не знает, кто такая Ленка.
Маринка радостно вытаращила глаза и смешливо заморгала, бросая в мою сторону взгляды-молнии.
Мама одобрительно кивнула головой.
– Ну что же, хорошая девушка.
– Мама, ты что, не помнишь? – удивленно воскликнула Маринка. – Он еще до Севера за нею бегал!
Мама строго посмотрела на нее и сказала:
– Конечно, помню. А тебя не спрашивают. Что ты высовываешься!
«Ну вот, опять», – грустно подумал я, – «сколько можно ее тиранить? Кончится это когда-нибудь или нет!»
Маринка угрюмо сосредоточилась на конфетном фантике. Видимо, такой метод воспитания ее совсем не устраивал.
– Ну, и как она поживет? – поинтересовалась мама.
– Я же сказал, что просто встретил ее, это не значит, что я с ней разговаривал! – раздраженно ответил я.
Мама строго посмотрела на меня.
– И нечего мне грубить. Я не виновата, что у вас там что-то не получилось. Не надо на меня смотреть с видом оскорбленного достоинства. Наверняка она тебя не с распростертыми объятиями встретила. Да и чего ты хотел?! Сам неизвестно где столько лет шлялся, а теперь он, видите ли, обиделся! Да ты хоть одно письмо ей написал? Позвонил хоть раз? Все мужчины эгоисты.
– Андрей не эгоист, – вставила Маринка.
– А ты вообще молчи, – оборвала ее мама.