Номер с золотой визитки

— Мы не убиваем. По крайней мере, тебе точно нечего бояться. Просто посмотри на экран. Узнаёшь того, кто слева?

Я не особо им и верю, но делаю так, как было велено. Моему взгляду предстаёт Джейден. Точнее, более молодая и безмятежная его версия, по которой и не скажешь, что она замешана в чём-то таком, что привело её в тот переулок, где мы и встретились. Мне остаётся только догадываться, что с ним случилось спустя годы после того, как была сделана эта фотография, но это однозначно Мур. Он запечатлён вместе с мужчиной более крупного телосложения на вид несколько старше, и этот человек отдалённо и смутно напоминает мне того, кого я огрела бутылкой по голове. Я почти не смотрела на него и потому не могу быть твёрдо уверенной, да и темнота порядочно затруднила опознание. Но сомнения на пустом месте не возникают. Если это, и правда, он, то всё очень и очень плохо. Не столько из-за того, что я невольно оказалась втянутой в чьи-то криминальные или приближённые к таковым разборки, сколько по той причине, что эти двое, искренне, лучезарно и широко улыбаясь на камеру и соприкасаясь телами, в то время как Джейдена обнимает правая рука, возможно, его друга или даже брата, были явно очень и очень близки, а что теперь?

Фигурально выражаясь, между ними пробежала чёрная кошка, что само по себе неправильно, не говоря уже о распри, замешанной на крови, страданиях и ненависти. Всё это лишь мои догадки, а больше никакой информации и уж тем более чётких фактов фото не даёт. Мне не остаётся ничего другого, кроме как поднять глаза и постараться принять максимально нейтральное выражение лица, которое бы не выдало мои истинные эмоции. Не нужно обладать самым большим коэффициентом умственного развития, чтобы понять одну простую и очевидную истину. Кем бы он ни был и чем бы не занимался в настоящий момент времени, этот Мур в опасности, и в долгосрочной перспективе моё враньё вряд ли ему поможет и убережёт, но у меня есть только ложь. Это единственное оружие, которым я владею, а лучшие обманы на девяносто процентов состоят из правды, и это мне вполне подходит, ведь Джейдена я знаю не более, чем на десять.

— Нет, — качаю головой я, почти молясь о том, чтобы выглядеть уверенно и убедительно. Должно быть, моих усилий оказывается недостаточно, потому что, вмиг оказавшись подле меня, моё тело агрессивно бросают на пол. Сдирая кожу на коленках о деревянную поверхность, я пролетаю несколько десятков сантиметров до тех пор, пока не ударяюсь лицом о нижнюю часть телевизионной тумбы.

Из глаз брызгают слёзы боли, и я подозреваю, что у меня как минимум рассечение губы, но думать об этом не время. В ожидании избиения я вся съёживаюсь и закрываюсь руками, и краем глаза даже улавливаю движение, но мне не одолеть того, кто беспощаден, жесток и безжалостен. Когда мои волосы сжимают прямо у самих корней, запрокидывая мою голову назад, это ощущается так, будто я вот-вот лишусь сознания и упаду в глубокий обморок. При этом из груди вырывается шипящий стон, но он обрывается так же быстро, как и зародился, едва моя скула принимает на себя удар сжатого кулака, который отдаётся и в нос, и в рот. Кровеносные сосуды неминуемо повреждаются и разрываются. Мокрый поток ржавчины устремляется прямо в глотку и в межзубные промежутки. Меня вполне может стошнить. Я нахожусь буквально на грани, что сопровождается головокружением, подскочившим давлением и шумом в ушах. Но чувство удушения пропадает одновременно с исчезновением грубой хватки. Начав различать голоса, в попытке понять, что происходит, я полагаюсь исключительно на них и свой слух, потому как слишком боюсь открыть зажмуренные глаза и доверить им ориентацию в пространстве и нынешней ситуации.

— Ты перегибаешь, Луис. Босс сказал её не трогать. Она должна быть живой и невредимой, иначе ничего не выйдет, а у неё уже течёт кровь.

— Да она же врёт! Она однозначно что-то знает, и я выбью из неё всю правду, чего бы мне это не стоило, а босс мне ещё спасибо скажет.

— Я серьёзно, Луис. Лучше остынь. Нам было велено задать ей пару вопросов и только, ну, возможно, ещё припугнуть, а ты что, смерти её хочешь? Снова загреметь на нары? Опять оставить меня одного, брат?

— Этого не повторится, Райли. Я же обещал.

— Тогда иди вниз и дай мне с ней закончить.

— Я только возьму свой телефон.

— Я сам возьму. А ты отправляйся и жди меня на улице.

Сразу после до моих ушей доносятся звуки удаляющихся шагов и хлопнувшей двери, но это не путает мои мысли. Меня не оставили в покое. Самое страшное, возможно, ещё далеко не позади. Я заставляю себя открыть глаза, и привыкнуть к свету после продолжительной тьмы удаётся как раз к тому моменту, когда в поле моего зрения появляются начищенные до блеска чёрные ботинки. Но это совсем ничего не значит. Можно сдувать с себя пылинки и наводить лоск на свой внешний облик, но внутри оставаться гнилым человеком и вообще быть тем, от кого стоит держаться подальше. Я напоролась именно на таких, и, хотя несколько неприятные ощущения заставляют болезненно ныть, кажется, каждую клеточку моего частично травмированного тела, мне приходится более-менее разогнуться и выпрямиться, чтобы видеть то, что будет происходить. Это иррационально и глупо, то, что противоположные по своей гамме чувства во мне вызывает один и тот же представитель человеческой расы, но, тем не менее, я вроде как благодарна этому Райли за как минимум временную передышку в экзекуции, начатой его ближайшим родственником.

— Так что же нам с вами делать, мисс Кимберли Дейвис?

— Я, и правда, не знаю этого человека, — еле-еле выговариваю я, испытывая трудности с дыханием и чувствуя, как где-то в грудине встал некий комок. Сумасшествие и безумие, но, когда внутри вспыхивает вопрос, реально ли успеть залечить синяки и прочие видимые повреждения, которые определённо проявятся, меньше, чем за неделю до конференции, мысленно я не приемлю никакого другого исхода, кроме всецело положительного. Я должна там быть, ведь от этого зависит моя карьера и то, будет ли она развиваться, и точка. Возможно, учитывая все обстоятельства, так способен рассуждать лишь умалишённый человек. Но мою тревогу притупляет либо адреналин, который присутствует во мне наравне с ней, либо услышанные красноречивые фразы, либо всё это вместе в одинаковых долях.

— Ладно. Но если вдруг встретишь его, ну, чисто случайно, то передай, что лучше бы ему не дурить, пока мы ещё хотим по-хорошему. Иначе же… Что ж, иначе будет только хуже. И прости моего брата. Его иногда заносит. Ну а я зайду завтра. В это же время, хорошо? Надеюсь, ты будешь дома.

Звучит, как вопрос. Меня передёргивает от явного подтекста об отсутствии на самом деле необходимости в одобрении и осознания, что всё сказанное в первую очередь было обращением ко мне. Не к Джейдену, которого здесь нет, да и не может быть, а ко мне. Это я не должна дурить, ведь через двадцать четыре часа они придут снова, и мой сегодняшний ответ их уже ни за что не устроит. Побег — это тоже совершенно не выход. Да и некуда мне бежать. Теперь это точно угроза, мощная и подлинная. Не сомневаясь, что при необходимости её приведут в действие, я дышу через раз, если даже не реже, когда всё же остаюсь одна. Меня не заботит ни не запертая на замки дверь, ни кровь, по-прежнему идущая из носа и оставляющая на полу кровавый след, ни желание, чтобы боль хотя бы ненадолго ушла. Кажется, передвигаясь ползком целую вечность, в конечном итоге я всё-таки добираюсь до бумажной урны. Силы уже на исходе, когда мне удаётся опрокинуть её и среди всего мусора отыскать нужный прямоугольник. И тем более их почти нет к моменту возникновения гудков, но когда они наконец сменяются голосом, я понимаю, что до сих пор жива. Слаба, но жива, а значит, ещё могу себя спасти, и имя с золотой визитки — это единственное, что снова и снова шепчут мои пересохшие и пропитавшиеся алой жидкостью губы.

— Джейден… Джейден… Пожалуйста, помогите.

Глава третья

Я и не думал, что всё так получится. Не думал, что буду расти, ощущая себя посторонним и лишним в своей же собственной семье, по идее призванной меня исключительно оберегать и любить. Не думал, что, взрослея, начну ненавидеть своего брата всё больше и больше с каждым днём, да и родителей порой тоже за то, что они всегда предпочитали его. Не думал, что однажды их жизни слишком рано оборвутся, а у меня не останется никого, кроме него. Не думал, что всё равно прочно обосновавшееся внутри некое чувство привязанности заставит меня ступить на кривую дорожку и приведёт прямиком за решётку. Не думал, что окажусь по ту сторону колючей проволоки, а освободившись, сложу свою новую жизнь из руин только для того, чтобы понять, что прошлое всегда ждёт возможности напасть и вновь всё разрушить. Не думал, что мой собственный старший брат, каким бы он ни был, превратится в совсем отъявленного негодяя и законченного подонка, у которого более нет ничего святого, не брезгующего шантажом, угрозами и применением физического насилия. И уж точно не думал, что, когда это произойдёт, невольно подставлю абсолютно постороннего незнакомца и заставлю его расплачиваться наравне со мной. Но самое страшное вовсе не это, а то, что он это она. Красивая без всяких дополнительных ухищрений, что не скрыла даже почти кромешная темнота, и по определению слабая и беззащитная.

Даже в самом кошмарном сне мне не могла присниться прочно сложившаяся в данный момент реальность. Существовало множество причин ожидать именно такого развития событий, при котором совершенно невинный человек, просто оказавшийся не в том месте и не в то время, окажется жертвой, козлом отпущения и разменной монетой в войне, чьей сути даже не знает и потому не понимает. Предлагая свою помощь, я делал это в большей степени на всякий случай, а не в силу осознания того, что она действительно понадобится. Это меньшее, чем я мог ответить в качестве благодарности за однозначно спасение, ведь относиться к случившемуся как-то иначе просто неправильно, собственно, как и нарушать границы частной собственности в ходе взлома и незаконного проникновения. Но я должен был увидеть неравнодушного гражданина ещё раз, посмотреть на него уже при свете дня, выразить свою признательность, предупредить о возможных последствиях импульсивного вмешательства и заверить, что при необходимости на меня можно рассчитывать.

И я сделал всё это, но одновременно и перешёл черту, которую переступать точно не следовало. Я говорю вовсе не о моменте, когда перешагнул через порог пустующей в тот миг квартиры. Мне нужно было удержаться во что бы то ни стало и не проходить дальше кухни, где я позволил себе чашку чая, потому что больше не мог терпеть сухость в обезвоженном горле. Я честно старался себя уговорить, мысленно твердя, что это неуместно, плохо и некрасиво во всех отношениях, но в конечном итоге вопреки всем недюжинным усилиям всё-таки не устоял и сам не заметил, как именно проигнорировал запретную черту и оказался в спальне. Говорят, любопытство сгубило кошку, но, несмотря на все подобные предостерегающие мудрые фразы, бурлящие в моей голове, сил противостоять ему и начисто отвергнуть у меня не нашлось. Я рассуждал, что хочу узнать лишь имя своей спасительницы, которое осознанно попросил мне не сообщать, ведь, пройди она мимо по своим делам и не поучаствуй в моей судьбе, Трэвис бы вряд ли остановился. Кто знает, был бы я тогда сейчас жив. Это служило неким оправданием прикосновению к стопке с письмами на тумбочке у кровати. Но дальше я уже и не пытался искать и подбирать адекватных и разумных объяснений своим действиям.

Мне вовсе не нужно было брать в руки расставленные повсюду рамки с фотографиями и тем самым погружаться в жизнь девушки и её семьи, но я рассмотрел каждую из них. Несколько эпизодов из детства, совместные снимки с наверняка родителями, датированные самыми разными годами, и изображения с молодыми людьми различного пола, которые могли быть как друзьями, так и просто коллегами по работе, а кто-то из них и парнем. Но особенно моё внимание привлекла фотография Кимберли с, как мне кажется, её отцом. Ему нашлось место и на фото, где вместе с ними была запечатлена и женщина, которая, скорее всего, приходится ей матерью. Лишь на последнем снимке на поясе мужчины было чётко видно кобуру, а он сам, по крайней мере, на тот момент по роду деятельности являлся никем иным, как полицейским. Всё объясняла говорящая сама за себя форма. Когда-то осуждённые не горят желанием лишний раз контактировать с сотрудниками органов охраны правопорядка и даже всячески стараются избегать данных встреч. Хотя я и сидел совершенно заслуженно и ровно за то, в чём был однозначно виноват, служащие в полиции всё равно не самые любимые мною люди. Чтобы найти Кимберли и узнать адрес, я воспользовался помощью вращающегося в этой же области человека, но Тео частный детектив, а не коп. В любом случае я не просил его составлении целого досье. Мне кажется, что я где-то видел её отца, но прежде, чем мне как следует удалось покопаться в своей голове и понять, не обманчивое ли это ощущение, звук возвращения Кимберли заставил меня бросить всё то, что я делал, и немедленно убраться прочь.