Норби
Шрифт:
– Проходите, мсье Корд!
На этот раз калитка почему-то не скрипела.
В надвратной башне царил сумрак, а за ним был ясный день. В вымощенном булыжником дворе стояли три авто и мотоцикл, причем не какой-нибудь, а военный «Gnome-Rhоne», курьерский. Рассмотреть мне его не дали, за двором оказалась еще калитка, и мы зашли в сад. Что там цвело и благоухало, я так и не понял, однако проникся. Не хуже, чем в Бронксе, где мне однажды пришлось встречаться с боливийским консулом. Я передал ему три тысячи долларов и умудрился
За садом спрятался двухэтажный дом в белой побелке. Вид он имел свежий, но я внезапно понял, что это и есть настоящая древность, а не современная декорация. Слишком толстые стены, слишком странные окна, больше похожие на бойницы. И воздух, который я глотнул, переступив порог. Не сырость, не ветхость, но все равно, такое не подделать. А вот герб над входом все портил – полосатый, словно дорожная разметка. Ни льва, ни единорога, ни Луны и Солнцем. Цвета, правда, приметные – белый и красный, а сверху – синий.
Франция!
– Обождите здесь, мсье.
Дверь ничем не отличалась от прочих. Коридор оказался пуст, если не считать портретов, взирающих на меня со стен. Рыцарей я, правда, не заметил, изображения годились мне, в крайнем случае, в дедушки и бабушки. Правда, в штате Монтана одевались в те годы несколько иначе.
– Заходите!
Перед дверью я чуть помедлил – за ней стояла тьма, густая, кромешная, плотная. Ильза Веспер приняла гостя в оранжерее, здесь же меня поджидал склеп. Таксистка напрасно сомневалась.
И я шагнул во тьму.
– Что привело вас сюда, мсье Корд?
Тьма дрогнула, в самой ее глубине засветился желтый огонек. Кажется, свеча, причем настоящая, из воска. Я рискнул сделать еще шаг и уткнулся во что-то твердое.
– Кресло, – прокомментировала тьма. – Садитесь и изложите свое дело. Если сумеете уложиться в одну фразу, буду вам очень благодарна.
Загорелась вторая свеча, и я облегченно вздохнул. Все-таки не склеп! Небольшая комната с наглухо закрытыми ставнями, столик, два кресла. Одно, что поближе, для меня, во втором обнаружилась дама в светлом платье. Свечи горели неподалеку, и я сумел рассмотреть ее лицо. Немногим старше таксистки и ничуть не страшнее, но та была живая, а эта.
Я невольно вздрогнул. Она, что в маске? Таких лиц даже у покойников не бывает, разве что их как следует набелить.
– Не смущайтесь, – маска еле заметно улыбнулась. – Я больна, мсье Корд, кожа совершенно не выносит солнечного света. Мое время – ночь, но я все-таки не Кармилла из книги Шеридана и ночью предпочитаю спать. Итак?
Итак. «Светлостей» и «сиятельств» я всегда путал, поэтому решил обойтись без титулования.
– Барон Леритье де Шезель решил объявить войну Соединенным Штатам Америки.
Маска даже не дрогнула.
– Откуда вам это известно, мсье?
– От Норби.
Она задумалась, затем решительно кивнула.
– Что ж, в одну фразу вы уложились.
3
Свет под потолком вспыхнул
внезапно, ярко-белый, выедающий глаза. И тут же открылась дверь.– Пойдем!
На этот раз мешок не надевали, и он, проморгавшись, сумел увидеть белый пустой коридор, двери, утопленные в стене и такие же яркие светильники под светлыми колпаками. Сопровождающих двое, оба в летных комбинезонах, но без оружия.
– Приведешь себя в порядок. Бритва нужна?
Антек в первый миг растерялся, а затем провел ладонью по лицу. За эти недели он ни разу не брился. Щетины нет, но легкий пушок на щеках и на верхней губе почему-то заставил поморщиться.
– Нужна. Но. Я сам не умею.
– Сумеешь.
За одной из дверей оказался умывальник, а бритву вручил сопровождающий. То есть, даже не бритву, а нечто отдаленно напоминающее мыльницу.
– Там кнопка. Сильно к коже не прижимай, пятнами пойдешь.
Антек надавил на кнопку. Мыльница зажужжала.
– Одеколона нет, возьмешь крем, он на полке.
Плохо ли, хорошо, но справился. Его оглядели с головы до ног.
– Комбинезон снимай, не понадобится больше.
Антек решил не спорить, и, отдав свой маскировочный, получил взамен другой, тоже серый, но тонкий и легкий. Под конец ему вручили расческу.
– Разговаривать тихо и вежливо. Обращаться: «Ваше высочество» или «Серенита». Язык разговора – немецкий. Что неясно?
Бывший гимназист лишь дернул плечами. Язык немецкий, а «серенита» – уже латынь. Высочество определенно женского рода.
В конце коридора – еще одна дверь. Подвели, открыли и легко подтолкнули в спину.
– Если что, ты под прицелом. Иди!
Он снова увидел небо. Иллюминатор оказался таким же, как на погибшем корабле, огромный, во всю стену. А вот небо иное, не темное, а самое обыкновенное, залитое лучами майского солнца. И облака, легкие, очень похожие на птичьи перья.
Женщина в синем комбинезоне шагнула навстречу.
– Вы – Антек. Здравствуйте! Я Вероника Оршич.
Бывший гимназист невольно вздохнул. Серенита была прекрасна – как солнечное весеннее небо. И глаза – небу в цвет. Хорошо, что он успел побриться!
– Ваша знакомая жива, но, к сожалению, в очень тяжелом состоянии. Ее ввели в искусственную кому. Хорошие врачи на Земле есть, но оборудование и лекарства – как во времена Парацельса.
Антек понял, что надо ответить. Но с чего начать? На «Плутоне-1» есть медицинский блок, только где он, этот «Плутон»? Он помнил лишь тропинку, ведущую к просеке.
– Мы солдаты, серенита. На войне как на войне.
Голубые глаза потемнели, на лицо словно упала тень.
– И каждый готов убивать. Убивать и умирать. Но за кого воюете вы, Антек? За Клеменцию?
Он хотел ответить «За Польшу», но прикусил язык. Лгать синеглазой не хотелось.
– Так уж вышло, серенита. Русские взяли меня в плен, а ваши… То есть, которые с Клеменции, выручили. Есть, кажется, выражение: ситуационный союзник. Но и таких нельзя предавать.
Подумав немного, она кивнула.