Норби
Шрифт:
– Завидно даже! Ты знаешь, зачем живешь и зачем умираешь. А у меня не осталось ничего, ни Родины, ни памяти, ни цели. Люди вокруг, как осенние листья, кружат, сталкиваются, падают, исчезают. Скольких я уже потерял, даже не успев узнать! Уланы из полка майора Добжаньского, пан поручник Сверчевский, те, что в камере со мной были, шеф наш, теперь ты. Никто не задержался, всех ветер унес. Иногда кажется, что я уже умер, и это – посмертная кара. Ни любви, ни дружбы, только вечное расставание.
Ее пальцы, лежащие на одеяле, дрогнули. Антек догадался и, уже не сомневаясь, прикрыл их ладонью.
– А еще я понял, что
Глаза Мары открылись, беззвучно дрогнули губы. Он понял.
– Ты права. Знаю! Просто не решаюсь сказать самому себе. Сейчас война, и я на войне. Отсидеться не выйдет, все равно найдут, поставят в строй и пошлют в бой. А я так не хочу, не вижу смысла. Значит, остается одно – воевать за самого себя. Главное не растеряться и отдать первый, самый важный приказ, а там само пойдет. И еще. Ветер уносит всех, кто рядом, значит, я сам стану ветром. Ты исчезнешь, а я тебя найду. В этом нет ни малейшего смысла, но расставаться навсегда – еще большая нелепость. Не хочу!
Встал, наклонился, коснулся губами ее пальцев.
– Это кресло, – скучным голосом пояснил белокурый шеф-пилот. – А это ремни, они человека в кресле удерживают.
Кресло было белым и твердым, но не из металла, а из чего-то совсем иного, легкого и по виду очень прочного. Ремни кожаные, широкие и тоже очень крепкие.
– Твоя, Земоловский, задача: сидеть в кресле и изображать мешок с отрубями. Вопросы не задавать, все равно не отвечу.
Кресел оказалось два. Маленький круглый аппарат под прозрачным колпаком на двоих и рассчитан. Сидеть в нем можно, стоять – едва ли. Пульт управления, переключатели, лампочки, небольшой штурвал. Винтов нет, как и крыльев, просто круглый поплавок, двух с небольшим метров в диаметре.
На этот раз пришлось спускаться по лестнице в. Трюм? Если и нет, то очень похоже. Вроде большого гаража, только машин нет, а летающий поплавок всего один.
– Одежду сменишь, подберем тебе цивильное, чтобы не арестовали сразу. С деньгами и документами разберешься сам.
Антек потер лоб. Если отпускают, то.
– А куда? В смысле.
– Никакого смысла! – отрезал белокурый. – Я бы тебя, конечно, не топил, но отправил бы.
Он мечтательно улыбнулся.
– В Москву! Прямо на Лубянскую площадь, к фонтану.
Бывший гимназист не хотел, а вздрогнул. Шеф-пилот, явно заметив, скривился.
– Нет, парень, не заслужил. Московская командировка – это высший уровень, вроде «категории шесть» у скалолазов. А если серьезно, госпожа инструктор велела отправить тебя домой. Высажу где-нибудь возле Варшавы, дальше – твое дело.
Кто такая госпожа инструктор, Антек сообразил, пусть и не сразу. А вот в Варшаву совершенно не хотелось. Но куда проситься? К объекту «Плутон-1»? В Свентокшиские горы, куда вел своих улан майор Добжаньский? К сгоревшему эшелону?
– Чего молчишь? Или не понял?
Антек развел руками.
– Так я же мешок с отрубями.
Шеф-пилот взглянул недобро.
– Не мешок ты! И в абверштелле наверняка учился, и души живые на твоем счету записаны. Но госпожа инструктор права, мы не можем воевать со всеми. Считай, тебе
повезло, наемник.На этот раз он не обиделся. Пусть! Крылатый-бескрылый – землянин, значит, точно такой же наемник. Наверняка потому и злится.
А если спросить?
– Шеф-пилот! Ты в космос летал?
Ответа не дождался, переспрашивать не стал. Кажется, белокурого туда не пустили. А Мара-то в космосе была!
Тоже мне, шеф-пилот!
6
– Смокинг сейчас принесут, мсье. Подогнать по фигуре будет недолго, мсье.
Я смотрел на лакея и думал, где тот прячет пистолет. Иных развлечений у меня не было. В этом доме я и так подзадержался. Если бы графиня предложила что-то конкретное.
Не предложила, лишь попросила погостить до вечера. Согласился я без всякой охоты, рассудив, что Маске требуется время на звонки и телеграммы. Если среди адресатов ближайший пост жандармерии, я, конечно, пропал, но едва ли таким людям нужен лишний шум. Графиня недаром уехала жить в глушь.
Не ждал я и помощи. Французы разбираются с французами, залетный дикси – лишний в раскладе. Но меня все-таки попросили остаться, отвели в гостевую комнату и даже накормили обедом. А вот теперь намечался ужин.
– Такова традиция, мсье Корд. Черный галстук! Смокинг к ужину обязателен. Не беспокойтесь, вся одежда новая и чистая.
Из коридора неслышно просочился второй ливрейный, неся в вытянутой руке плечики, поверх которых накинута легкая белая кисея. Я представил, как снимаю пиджак, рубашку.
Не в добрый час вспомнилась Анна Фогель. Мухоловка права, для начала человека следует раздеть и поставить голым посреди комнаты, а потом уже можно бить – кулаками или как-то иначе, не важно.
– Не будем ничего нарушать, – решил я. – Передайте ее сиятельству, что в нашей семье тоже есть традиция – никогда не носить смокинг. Кого-то из моих предков в таком виде повесили, он, видите ли, был карточный шулер и торговец женщинами. Нравы штата Монтана суровы. Не стану его оправдывать, но и следовать примеру не хочу.
Пиджак я все-таки расстегнул. А вдруг драться придется? К счастью, «Руби»-испанец на месте, в кобуре на ремне.
– Если вы, парни, меня проводите к воротам, буду очень благодарен. Если нет, сам дорогу найду.
Лакеи переглянулись и попятились к двери. Тот, что со смокингом, изловчился-таки оставить его в ближайшем кресле.
– Просим немного обождать, мсье. Доложим ее сиятельству, мсье.
Я ждал, что в двери заскрипит ключ, прикидывая, удастся ли выбраться через окно. Гостевая комната на втором этаже, а этажи тут высокие, современным не в пример.
Обошлось, не заперли. Я покосился на кресло. Смокинг под кисеей почему-то напомнил о ККК. Между прочим, немецкой агентуры там полно, но Гувер считает, что прикрывать клановцев рано. ФДР нужны хоть какие-то голоса на Юге. Вот начнется война.
После возвращения парней генерала Першинга из Европы, эксперты единодушно решили, что наша пехота воевать с тамошними армиями не сможет, даже если три к одному, как под Маасом. Солдат просто некому учить, сержанты («Сэр! Так точно, сэр!») имеют, в лучшем случае, опыт ловли очередного Панчо Вилья. Ветераны Великой войны – не помощники, им сейчас за сорок, и воевали они хорошо если полгода.