Норковая Шуба

Она испугалась, а когда поняла, чем ее стукнуло, кинулась осматривать свое сокровище. Это была тяжелая и большая икона в серебряном окладе, обшитом для защиты деревом, и лик, как положено, был под стеклом.

Малыш пытался рассмотреть старый, потемневший образ, в котором только специалисты могли бы увидеть культурную ценность, и взвешивал его на глаз.

– Прикинь, Ален, если такая тяжесть и по темечку? Я бы тут у тебя кони двинул…

– Поставь на место, – Алена попросила и перекрестилась. – О, Господи… Да что ж я вытворяю?

– Старинная икона? Откуда она у тебя?

– Мой прадед был священником.

Алена закрыла лицо и засмеялась.

– Он там в шоке от меня! Ругается! Подзатыльник нам отвесил!

– А раньше падала? – Малыш спросил.

– Нет… Никогда еще не падала.

– Тогда все ясно… – Малыш засмеялся. – Алена! Ты не понимаешь! Дед меня отметил! Я ему понравился! Дед нас благословил!

Малыш лежал один под иконами и вспоминал все это. Он прикончил коньяк и начал корить себя за то, что не послушал деда. Дурак! Он даже не подумал, что иконы просто так не падают. А нужно было сразу! Прямо в тот же день хватать Алену – за жопу и в конверт, то есть за шкирку и в ЗАГС, пока она еще тепленькая на этой постели лежала.

Он вскочил и, задравши голову, начал креститься, сжимая с силой пальцы и многократно ударяя себя в лоб.

– Дедуля, помоги! Дедуля, помоги!

Так он молился, в носках и в свитере на коленках стоял.

На кухне заревело с металлическим визгом и застучало мелко, дробно. Это Аленина стиралка начала отжим. Машина была старая, на отжиме тряслась безумно, Алена каждый раз бежала и садилась на нее верхом, чтобы она не выползала в центр кухни.

«Муж подарил, – улыбалась Алена и хлопала по белой дрожащей панельке. – Сэкономил, зараза, а я все никак новую не куплю. Ведь стирает, сучка? Выделывается, но стирает».

Малыш выскочил на кухню и тоже прыгнул на машинку. Газом воняло ощутимо, он сощурился и ждал, когда остановится барабан.

Кухня у Алены была холостяцкой. Плита старая, духовкой она пользовалась редко, там у нее спрятаны ненужные сковородки. Зато в углу стояла барная стойка, и в белом стеклянном шкафчике всегда хранились запасы алкоголя для друзей. Тут же раскладывался диван, тоже для друзей, чтобы могли сразу упасть.

У окна много цветов, и угол, тот, что светлее, до верха заставлен цветами, Алена их заносила на зиму с балкона. Обеденный стол был забит кактусами, рядом с маленькими глиняными горшочками всегда стояла фотография покойной мамы. Все это занимало почти половину стола и мешало обедать. Малыш как-то пробовал переставить кактусы на холодильник, фото в сервант, но Алена не разрешила, все вернула на место, молча. Малыш и без слов прекрасно понял – мама всегда с нами, мама должна быть постоянно на глазах.

Машинка завизжала на последних оборотах и затихла. Малыш встал на пол и поклонился, поздоровался с мамой, точнее, с маминой фотографией:

– Здрасссьте, Валентин Иванна!

Захотелось еще немножко выпить. И покурить. А умирать было еще рано. На часах… У Алены висели старые детские часы, с картинкой из любимого мультфильма «Малыш и Карлсон»… На часах было только начало третьего. Алена возвращалась из клуба не раньше пяти, и Малыш решил, что немножко пожить еще можно.

Он закрутил конфорки, открыл все окна, на кухне, в спальне, в зале, взял полотенце и забегал по квартире, выгоняя газ на улицу.

– Вы вот тут умерли, – кричал он, обращаясь к маме, – и она фотку вашу на столе всегда держит. Вот как вы думаете, Валентин Иванна, когда я умру, она и мою сюда поставит? Или не поставит?

И сам себе отвечал, энергично размахивая полотенцем:

– Поставит, Валентин Иванна, поставит. Будем с вами тут вместе стоять.

Сквозняк был сильный, шторы, цветы задрожали, морозный воздух с улицы вонищу разогнал. Малыш поводил носом, боязливо оглянулся и щелкнул зажигалкой.

Все было чисто. Холод с улицы моментально выстудил квартиру. Малыш закурил и укутался в пушистый Аленин халат.

В баре оставался литр виски и текила. Алена, видимо, ждала кого-то. Малыш помялся и открыл текилу. Стаканчик достал, хотя значенья не имело перед смертью, как пить, но он достал. Налил до краев и проглотил быстро, как лекарство.

– Вы знаете, Валентин Иванна… – он снова обратился к маминой фотографии: – Ваша дочка любит текилу. Вы об этом знали раньше? Нет? Она и меня научила. Я теперь тоже люблю текилу. Стоп! Стоп! Сейчас я вам покажу…

Малыш открыл холодильник, нашел лимон, насыпал соль на блюдце. Двинул к столу офисное кресло, то, что осталось от первого мужа, и обратился к фотографии.

– Я тоже думал, Валентин Иванна… Почему текила? Неплохая выпивка, допустим. Ладно. Но почему? И знаете… Я понял. Алене нравится церемония, и чтобы она этой церемонией управляла. Мы с ней всегда на счет три пили. Она у вас командирша, наливает, всегда лимончик, соль поставит и командует: «Лизнул! Глотнул! Куснул!»

Малыш лизнул соль с ребра ладони, проглотил текилу, прожевал лимон, задумчиво, ничуть не морщась. Сквозняк прошелся по голым ногам, он поежился и закрыл балконную дверь.

– Вот тут вы правы, Валентин Иванна, – Малыш хихикнул. – С газом я погорячился. А то еще рванет на весь подъезд… Я что, маньяк какой-то?

Малыш проголодался. Он снова заглянул в холодильник и почмокал недовольно на его бедность, но кое-что нашел. Отрезал кусочек сыра, сухую булку сбрызнул маслом, отрезал ломтик турецкого пластмассового помидора, посолил, поперчил и вместе с сыром поставил в микроволновку. С этой закуской он снова уселся в кресло.

– Хорошо сидим, – подмигнул он маме, – правда? Вы не волнуйтесь там… Алена вам сорокоуст заказала. Да и в церковь ходила. Вам за это плюсик ставили? Вам там хорошо? Хорошо? Вы моргните мне, что ли… Хорошо вам? А мне тут плохо! Как мне плохо, Валентин Иванна!

Он повторил тройное «па» с текилой, и боль немного отпустила. Вот эта самая ножовка по металлу, которая терзала его сердце, остановилась, перестала распиливать. Хорошо ему стало, спокойно, и с мамой болтать было очень приятно, и совсем неважно оказалось, сидит она тут же на кухне или только смотрит с фотографии.

– Вы знаете, с чего все началось у нас с Аленой? Рассказать вам? Или вы там уже знаете? А я расскажу…

Малыш закурил и начал со смаком выкладывать всю подноготную Алениной маме.

– Мы ехали на море! Она сама рулила! Да, вы прикиньте, тыщу верст сама отмахала, мы с ней только на перевале поменялись. Самые первые доехали! Четыре машины было, мы с Аленой первые гнали.

Там были женщины, вы их знаете? Да знаете вы их! Коровы все такие… И у всех дома остались дети, и они как доехали, сразу кинулись названивать своим детям. «Хорошо доехали, как вы там?» Вашей Алене звонить было некому, а этих баб как прорвало! Все начали про своих детей разговаривать, мы с Аленой даже ушли от них мангал разводить. Так скучно, я вам скажу, про чужих детей слушать…