Нортланд
Шрифт:
Я не решалась открыть глаза, хотя было ясно, что крошке Эрике Байер, в сущности, нечего бояться. Если все это время ей снился долгий сон о патологическом нарциссе, которым стал Рейнхард и презабавных сексуальных приключениях, то стоит всего лишь рассказать об этом Нине и получить порцию наводящих на размышление вопросов.
В конце концов, я сочла лучшим выходом из положения (в принципе, практически любого) перевернуться и накрыться одеялом с головой. Так я и сделала. Пребывая в той части моей жизни, которая не имеет ни точности бодрствования, ни спокойствия сна, я думала о том, что если
Не потому, что не люблю его, а потому что люблю так сильно, что становится больно в груди.
А затем я услышала:
— Я знаю, что ты проснулась.
Это явно не был старый-добрый Рейнхард.
— Доброе утро, — добавил он. Я с трудом высунула голову из-под одеяла.
— У тебя безупречная интуиция?
— Нет, но я слышу биение твоего сердца.
Рейнхард был в этот ранний (или мне так казалось) час при полном параде — сверкающий черный с кровавым пятном нашивки, да он даже фуражку надел. В этом было что-то мальчишеское. Рейнхард фехтовал с невидимым соперником. Движения у него были легкие, очень умелые, по-своему театральные. Он невероятно хорошо представлял себе действия своего противника и, казалось, не давал себе поблажек. Я совсем не разбиралась в техниках фехтования, я видела выпады и увороты, и движения шпаги такие быстрые, что, казалось, они серебрили воздух.
— Доброе утро, — сказала я. — Мне казалось, что мы встретим его в одной постели.
— Мужчины, — ответил Рейнхард, затем усмехнулся чему-то своему. — Им лишь бы воевать. Разве не ты это когда-то говорила?
— Ты забыл все мои назидания по этому поводу.
— Такова моя природа. Война, даже самая маленькая, благороднее унылой череды политических компромиссов.
Рейнхард вдруг засмеялся. Он казался мне самую малость рассинхронизированным. Рейнхард сделал выпад, лицо его осветилось самодовольным, победным выражением.
— Ты хотела поговорить об Отто, — напомнил он. — И скажи, что хочешь на завтрак.
— Ничего, — сказала я. Отчего-то я считала неправильным завтракать в роскошном отеле, куда без Рейнхарда меня никогда в жизни не занесло бы. В ресторане я не была такой щепетильной, однако мне казалось, что с тех пор прошло много-много времени. Я протянула руку, взяла из коробки последнюю конфету и неторопливо разжевала ее. На этот раз от карамели свело зубы — вот она расплата за несоответствующую статусу роскошь.
— Но я хотела поговорить об Отто, — милостиво добавила я. Рейнхард оперся на шпагу.
— Да-да. Так вот, история Отто Брандта несколько…
Он вдруг резко уклонился от невидимого удара, перехватил шпагу.
— Не совсем честно! — сказал он.
— То есть, ты мне врешь.
— Нет, я не об этом. Я хотел сказать, что эта история несколько шире. Ты помнишь Кирстен Кляйн? Пламенную революционерку и секс-рабыню кенига, порядок соблюден правильно.
Я кивнула, хотя Рейнхард на меня не смотрел.
— Как думаешь, она смогла бы провернуть все это дело с полицейским управлением Хильдесхайма, а затем собственным таинственным исчезновением, если бы руководствовалась исключительно политическими тезисами профессора Ашенбаха?
Рейнхард
галантно поклонился пустоте перед ним, и я вдруг все поняла. Он фихтует не с воображаемым противником. И даже не с одним единственным. Они так точно и слажено чувствуют друг друга, что эта легкая разминка между членами фратрии легко может проводиться на расстоянии. Они чувствуют друга друга и видят, словно наяву.Я вдруг подумала, как это страшно — не уметь ничего скрыть даже от самых близких людей. Как чудовищна предельная близость, когда самые тайные, самые глубинные твои порывы становятся всего лишь сообщениями в чужой голове.
— При всем уважении, — продолжил Рейнхард. — Этого было недостаточно. Фройляйн Кляйн воспользовалась помощью нашего общего знакомого. И Маркус воспользовался. Именно поэтому они не смогли вытащить из него ни единой мысли о Кирстен Кляйн. Так что Отто Брандт был в беде еще до того, как сбежал от Карла.
Мои руки похолодели, я сжала одеяло так сильно, что костяшки пальцев стали совершенно белыми.
Рейнхард указал на меня кончиком шпаги.
— Так вы говорили об этом?
Затем он совершил неопределенно-быстрое движение и оказался за два метра от меня, так стремительно, что я едва это заметила.
— Нет, — сказала я, взглянув на Рейнхарда. Я не лгала, мы и вправду не говорили об этом. Отто, который, казалось, был так честен с нами, скрыл часть своей биографии. С каких-то позиций она, безусловно, была важнейшей.
— Досадное упущение с его стороны. Так вот, Отто Брандт в большой беде. И мы все равно его найдем. К примеру, я бы мой поехать туда прямо сейчас!
— Не надо!
Я была не слишком-то красноречива, зато последовательна. Рейнхард пожал плечами:
— Да, я тоже не думаю, что хорошо наведываться в гости без предупреждения. Знаешь, как мы сделаем, Эрика? Ты сейчас придешь в себя, может быть все-таки позавтракаешь, потому как завтрак — фундамент удачного дня, а затем поедешь к Отто Брандту и предупредишь его, что мы там скоро будем.
Он посмотрел на меня, убедился в том, что я решительно ничего не понимаю, а затем сказал:
— И, может быть, у Отто Брандта будет шанс избегнуть наказания.
— Ты имеешь в виду, что хочешь отпустить его? Ты хочешь помочь мне? Нам?
— Ты переоцениваешь мое милосердие. Мне нужно поговорить с Отто Брандтом. И я обещаю, что в результате этого разговора, он не попадет вместе с нами к кенигу.
— Почему я должна тебе верить?
— Ты не должна. Я просто предлагаю тебе несколько утешить беднягу Отто. Раз уж ты прониклась к нему такой симпатией, почему бы тебе не принести ему добрую весть?
Рейнхард отбросил шпагу, а затем нарочито медленно подошел ко мне, взял меня за подбородок.
— Чего ты от него хочешь? — спросила я.
— Того, что и все окружающие. Того же, чего хотела и Кирстен Кляйн, к примеру. Помощи.
Он говорил нарочито небрежно, так что ложность или истинность его слов окончательно превращалась в предмет личного выбора. Я покачала головой.
— Я тебе не верю.
Но правда была еще сложнее — я не знала, верить ему или нет.
— Хорошо, — сказал он. — В таком случае наш визит будет для Отто Брандта неожиданным.